Нина Соломон - Незамужняя жена
— Давайте проверим бета-уровни, — сказала она сестре. Взяв кровь, сестра приготовилась сделать сонограмму. По ходу дела доктор Гейлин объясняла подробности, но за все время процедуры Грейс видела только похожее на нимб сияние вокруг золотистых волос доктора Гейлин, а слышала лишь негромкое гудение аппарата.
Когда аппарат затих, доктор Гейлин просмотрела результаты анализа крови и объяснила, что при внематочных беременностях показатели эти не удваиваются каждые сорок восемь часов, как при обычном течении беременности. Однако разница уровней гормонов слишком невелика, чтобы ее можно было выявить при помощи стандартного анализа мочи. Понадобилось время, чтобы эта информация запала в душу Грейс. Лэз никогда не хотел иметь детей, и Грейс полагала, что согласна с ним. Но, когда образы погремушек, пеленок и того, как они с Лэзом катят детскую коляску по Риверсайд-драйв, промелькнули в ее воображении, она поняла, что у нее есть собственные острые, страстные желания. Она раскачивалась взад-вперед, переходя от неизбывного чувства покинутости к бьющей ключом радости. И, хотя она только что так близко столкнулась с отпрыском Лэза, Гриффин не принадлежал ей. Теперь ей хотелось своего ребенка.
— Когда это должно случиться? — спросила она у доктора Гейлин.
— Мне кажется, вы не совсем меня поняли. Зародыш находится в фаллопиевой трубе. Это не обычная беременность.
— Какие шансы на то, что он просто переместится? — спросила Грейс. — И займет правильное положение?
— Боюсь, это невозможно, — ответила доктор Гейлин. — Я собираюсь применить укол метотрексата, который в основном разрушит зародыш в фаллопиевой трубе за ближайшие дни.
Ее слова показались Грейс непостижимыми. Как можно потерять нечто, о чем пять минут назад она и сама не догадывалась? Свет галогеновой лампы превратил прическу доктора Гейлин в неестественно сияющий розовый ком засахаренной ваты.
Внезапно этот цвет вызвал у Грейс отвращение.
— Это больно? — спросила она.
— Больно не будет. Вы сможете заниматься повседневными делами, а потом дня через четыре мы снова сделаем вам анализ крови. Мы можем позвонить вашему мужу, чтобы он отвез вас домой, если вам так будет удобнее.
Слушая доктора Гейлин, Грейс почувствовала, как у нее распирает грудь. Она не могла глубоко вздохнуть. Было непонятно, что она сейчас сделает — расплачется или завопит или и то и другое, — поэтому, прежде чем ответить, она подождала, пока приступ пройдет.
— Его нет в городе, — мягко сказала она.
Окна автобуса затянуло инеем. Мысли о Гриффине снова всплыли в памяти. Ей захотелось немедленно связать ему шарф — длинный, теплый, плотной вязки шарф, не как утешительный приз, и не как жест страстной привязанности, и даже не как спасение от зимних холодов. Теперь она лишилась и мужа, и ребенка. Ей нужно было, чтобы Лэз оказался дома сейчас. Но не ради нее, для того чтобы Гриффин мог задушить своего отца-дезертира шарфом, который она ему свяжет, требовалось физическое присутствие Лэза.
Она подумала о странном мужчине, которого встретила в «Розовой чашке». Мистер Дубровски — вспомнила она, — с такими пышными волосами. Перед ее глазами встали крупные, уверенные буквы на карточке, которую он вложил в свой экземпляр «Обломова». Частный детектив. Он мог помочь ей выследить Лэза.
Вернувшись домой, Грейс включила в гостиной свет и приглушила его (вместе с елочными гирляндами и прочими светильниками). Все казалось слишком ярким. Она заметила, что амариллис еще цветет.
Разыскивая экземпляр «Обломова», принадлежащий мистеру Дубровски, Грейс вспомнила, что не очень-то любезно обошлась с ним в ресторане, и теперь жалела об этом. Если она наймет его для розысков Лэза, это может исправить положение. Но куда же запропастился «Обломов»?..
Племянница Марисоль оказалась настоящим демоном домашнего хозяйства, прибрав все подчистую, так что Грейс ничего не могла найти сегодня утром. В поисках махровых салфеток она наткнулась на аккуратно сложенные у стопки купальных полотенец магазинные пакеты, а свой увлажнитель для кожи обнаружила рядом с остатками испанского оливкового масла в буфете. Несомненно, во всей квартире не осталось ни пятнышка грязи — медные дверные ручки были начищены до ослепительного блеска, книги протерты и возвращены на место. Однако теперь они были расставлены не в алфавитном порядке, а по размеру. Просто счастье, что Лэз не оказался свидетелем такой перестройки. Для него это было бы чересчур. В довершение всего заварной крем, приготовленный Долорес, оказался совершенно пресным.
Так что Грейс не особенно удивилась, найдя экземпляр «Обломова» мистера Дубровски и свой собственный на кухне, рядом с поваренной книгой точно такого же цвета и размера. Она сняла обе книги с полки, подметив лимонный запах масляного мыла Мэрфи, исходивший от влажных корешков. Пока она держала книги в руках, визитная карточка мистера Дубровски, выскользнув, упала на стойку вместе с двумя листками мятой желтой бумаги из ее экземпляра. Желтые листки оказались письмом, и почерк был явно женский. Грейс прикинула, сколько времени потребовалось бы, чтобы чернила бесследно выцвели на солнце, оставь она книгу раскрытой. Развернув письмо, она прочла:
«Брукмен, прошло уже девятнадцать лет, как мы не виделись. Ты не можешь больше отрицать, что Гриффин твой сын. Он — точная копия тебя, по крайней мере того тебя, каким ты был тогда. Ты ему нужен сейчас и должен взять на себя ответственность. Он решительно настроен с тобой связаться, даже если ты не будешь отвечать на мои звонки. Я не могу его удержать. Пожалуйста, хотя бы прими его прилично. Что случилось между нами, теперь не важно. Твоя Меррин».
Грейс почувствовала, как кровь тяжело стучит у нее в висках, в глазах защипало. Лэз никогда не упоминал имени «Меррин», даже мимоходом. Возможно, о ней знал Кейн, хотя, вполне вероятно, не всю историю от начала до конца. Но, даже если бы они с Лэзом не перестали общаться, Грейс не могла бы задать ему ни одного вопроса. Сложив листки, она сунула их обратно в книгу.
Она оставила экземпляр мистера Дубровски на столе в передней, бросив на нее последний взгляд, как если бы хотела убедиться, что утюг выключен и ничего не сожжет. Потом, взяв со стойки визитку, решительно и целеустремленно направилась в спальню.
Дверь была закрыта. Сегодня утром Грейс накинула на дверную ручку желтый галстук Лэза и скомкала покрывало. Держась за медную ручку и позволив полоске шелка скользнуть у нее между пальцами и упасть на пол, вместе с легким зудом в кончиках пальцев она ощущала какую-то бессвязную круговерть мыслей в сознании. До сих пор ей почти удавалось обманывать себя. Но теперь, стоя перед дверью спальни, она действительно хотела, чтобы Лэз оказался там. Он нужен был ей не для того, чтобы радостно приветствовать его в доме, а для того чтобы причинить ему какое-нибудь телесное увечье. А потом Грейс явилась другая несообразная мысль, одна из серии непоследовательных мозговых вспышек: «Мог бы и сам забрать свою чертову одежду из химчистки!»
