Побочный эффект - Ольга Вечная

Интересно, проснется ли он, если я закажу доставку?

Привожу себя в порядок и долго сижу в кухне, читаю рецепты изысканных омлетов.

Проклятье. Без пармезана, оказывается, вообще никто в мире яйца не ест. Кроме меня.

В смысле лучше перепелиные?! Это сколько их надо, чтобы накормить мужика под два метра? Бедные перепелочки, замучаются нестись.

Интересно, если я отварю четыре куриных и посыплю их солью, у Эккерта не случится культурного шока? Его родители боялись рассказать ему про смерть хомяка, как он отреагирует на отсутствие итальянского сыра к столу?

Сам Тимур тем временем мелькает в коридоре, переходя из спальни в ванную. Я бы его окликнула, но он совершенно голый, и, несмотря на все случившееся, я вдруг начинаю снова стесняться. Эти воспоминания уже стали сокровенными, я буду хранить их в особой шкатулке памяти и обращаться лишь в особенные минуты, когда нахожусь наедине с собой. Вопиюще интимные.

Когда он возвращается в комнату, я выжидаю пять секунд, и иду следом.

Тимур уже раздвинул шторы, пустив в комнату свет, и теперь сидит на краю кровати со штанами в руках, пялится на черную, стоящую на тумбочке свечу с гравировкой его фамилии.

- Привет, - шепчу я почему-то томно.

- Привет, - отвечает как будто с легкой улыбкой. Вроде бы проснулся довольным. Снова смотрит на свечу, хмурится. - В реальности он хуже.

Прыскаю.

- А мне нравится. Фактурный такой.

- Хорошо, что я не заметил это раньше: конкуренция бы сломила мой настрой.

Хохочу! Он же шутит! Над собой! Мамочки!

Тимур поворачивается ко мне, на губах играет легкая, довольная улыбка, мое сердце тает, и я вместе с ним.

- Тебе не о чем беспокоиться, - решаю подбодрить. И добавляю решительно взмахнув рукой: - Совершенно не о чем.

- Ты так считаешь? - приподнимает брови насмешливо. Явно издевается.

Щеки печет, но решаю играть до конца:

- Могу поклясться.

Он усмехается. Протягивает руку, я подбегаю на цыпочках, хочу усесться рядом, но он утягивает к себе на колени. Ох. Еще влажный после душа, но очень теплый. Обнимаю его за шею, целую в висок, он меня - в шею. Потом в губы.

- Доброе утро, - шепчу я, отдавая себе отчет, что мы уже здоровались несколько раз.

- Добрый день, - отвечает также в полголоса. - Есть вопрос. Я тут накануне полистал твой гайд, который ты писала в командировке. Там есть раздел с упражнениями для укрепления мышц тазового дня.

- Да, это важно для женского здоровья. Не советую его выбрасывать.

- Речь о другом. - Прочищает горло: - Все эти упражнения ты не с потолка взяла, а сама практиковала?

- Конечно, регулярно. Это же нетрудно. Не нужно ходить в зал, покупать специальную одежду, выделять время. Никогда не поздно начать. А если войдет в привычку, вообще отлично.

Он качает головой, а потом поднимает взгляд. Серьезнеет, и у меня сбивается дыхание. Поглаживает мое колено, внутреннюю сторону бедра. Я самопроизвольно раздвигаю ноги, и его ладонь проскальзывает под длинную футболку, которую ношу дома будто платье. Тимур сдвигает белье, касается чувствительных губ. Поглаживает, с каждым движением проникая глубже.

Внутри рождается теплое, тягучее желание, оно растет и греет. Греет изнутри, пока не начинает жечь - живот, грудь, кончики пальцев. Все, что для меня сейчас имеет значение - это его глаза - внимательные, очень голубые, словно ледяной океан.

Наш зрительный контакт такой крепкий, его разорвать его немыслимо. Я чуть меняю положение, поерзав, и он проникает на длину пальца, второй рукой фиксирует талию, не давая отодвинуться.

- Я почувствовал, что регулярно, - говорит он, все также гладя в глаза.

Не уверена, что на свете есть что-то сексуальнее, чем его прямой взгляд. Разве что, его прекрасный член, который прямо сейчас упирается мне в поясницу.

Тимур проникает в меня вторым пальцем, и я, облизав губы, пересохшие то ли от удовольствия, то ли от частого дыхания, сжимаю его внутри себя.

Глаза Эккерта темнеют. Не знаю, бывает ли он серьезнее и сосредоточеннее, чем в эти минуты. Вряд ли даже на самых сложных операциях.

Расслабляюсь, и сжимаю снова. Сильно.

Он увлеченно прикусывает губу, касается клитора, поглаживает область вокруг, и я начинаю дрожать от удовольствия.

Расслабляюсь, а потом делаю серию сжатий - быстрых, ритмичных, по нарастающей. Спе-ци-а-ль-но.

Задерживаю, и сжимаю еще. Вот так.

Он резко выдыхает. Рывком укладывает меня на постель и накидывается сверху. Поцелуй в губы глубокий, неистовый, словно мы пропустили нежную прелюдию, и перешли сразу к тестостероновому жесткому сексу. Мое тело вспыхивает, дрожит, но страха не ощущаю. Я как будто узнаю его разного, и мне это нравится.

Температура в комнате стремительно растет, словно кто-то добавил отопления. И я, расплавившись окончательно, становлюсь податливым материалом. Металлом каким-нибудь, готовая к чему угодно, но по-прежнему драгоценная.

- Хочу тебя еще, - ставит Тимур в известность, упираясь в меня пахом. Хочет, чтобы его также, как и пальцы мгновение назад. Сейчас.

Чувствую. Сладкая дрожь пробегает по телу, и я быстро киваю:

- Давай сделаем это еще раз.

- Матрас у тебя дерьмо.

- Я же предупреждала.

- У меня все болит, - делится доверительно, стягивая с меня стринги.

- Прости, мне так жаль, - приподнимаю зад, помогая ему.

- Рядом с тобой, Алёна, у меня постоянно что-то болит, и теперь не только член.

Я весело хихикаю, пока он присаживается и шарит в тумбочке. Его член и правда выглядит болезненно напряженным. И я не знаю, есть ли в мире что-то сексуальнее, чем...

Ладно, сдаюсь. Чем Тимур Эккерт.

Тянусь и поглаживаю. Тимур стреляет в меня глазами.

- Нравится?

Снова киваю:

- Можно?

- Разумеется.

- Только.... Тимур, помнишь, как в первые годы учебы мы с тобой записались на дополнительный курс по хирургическим швам?

- Прости. Что?! - щурится.

- У тебя первый шов тогда получился, мягко говоря, асимметричный. Я смеялась до слёз.

- Ты надо мной смеялась?

- О. Еще как. Подобрала очень остроумные сравнения, например, шов - как восходящая аорта, - рисую пальцем в воздухе характерный изгиб. - Или ЭКГ после кофеина, - показываю зигзаг. - Сосуд после атеросклероза... С таким швом тебя бы взяли максимум в травматологию.

- Очаровательно.

- И то на перевязки. Или шить плюшевых медведей в детском отделении.

- Спасибо большое.

- Извилистый, страдальческий, очень неуверенный в себе шов. Лиза и Мирон были в