Трудно удержать - Бромберг Кристи
– Ты права. Я виноват, – поднимаю я руки. – Целиком и полностью. – И, наклонившись ближе, уточняю: – Не подскажешь, что именно я натворил?
– Понравился мне.
Я смеюсь, и уголки ее губ приподнимаются в улыбке. Леннокс чертовски очаровательна.
– Какое ужасное преступление, – замечаю я и наклоняюсь, чтобы обхватить ее лицо руками и поцеловать. – Хуже некуда, – от моих уговоров Леннокс смягчается и приоткрывает губы. – Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
– Раш, – шепчет она, прижавшись лбом к моему лбу. Наше дыхание смешивается воедино. – Это…
Ее прерывистый вздох передает то, как я себя чувствую. Так, словно, ни в чем не уверенный, стою на шаткой почве, но в то же время осознаю, что в данный момент не захотел бы оказаться в другом месте.
– Это мы. Ты. Я. Просто мы. И к твоему сведению, ты мне тоже понравилась. – Я отстраняюсь, чтобы увидеть ее глаза и эмоции, что плещутся в них. Несмотря на то как мало мы знакомы, с Леннокс я поделился большим, чем с любым другим человеком. Я действительно считаю ее своим другом. Надеюсь, она знает об этом и не сомневается в нашей связи. – Обязательно ли давать этому название? Мы согласились на это, зная, что мне придется вернуться домой, к команде, а тебе – к твоей семье, к прежней жизни. Мы веселимся, создаем воспоминания, и, – я оставляю на ее губах нежный поцелуй, который кажется чем-то большим, чем просто веселье. – На данный момент этого должно быть достаточно, – заканчиваю я, снова касаясь ее губ своими, и мне плевать, что кто-то может выйти и увидеть нас.
– Ты прав. Прости. Было глупо…
Я закрываю ей рот поцелуем. Мне не нужны извинения Леннокс. Тем более что здесь не за что извиняться. Я просто хочу ее.
Хочу, чтобы оставшееся у нас время, стало незабываемым.
С болью, которая возникает в груди при мысли о том, что наши пути разойдутся, я разберусь позже.
Глава 38. Леннокс
– Наконец-то я нашла то, в чем ты плох, – говорю я, вытаскивая руки из гидрокостюма и присаживаясь на песок. Его тепло кажется приятным по сравнению с неопреном [13].
– Чья идея была заняться серфингом? – уточняет Раш, когда менее грациозно плюхается рядом. Он покрыт песком куда больше меня.
– Я так сильно смеялась, что теперь болит живот.
Раш откидывает прядь волос со лба и бросает на меня косой взгляд.
– Что бы еще ни было запланировано в твоем Туре по Америке, можем мы выбрать занятие, во время которого в мой нос будет попадать меньше воды?
Я смеюсь и киваю.
– Тур по Америке?
– Да. Вчера мы сходили в Диснейленд. А до этого сделали заказ в грузовичке с едой. Выглядит так, будто ты вычеркиваешь пункты из списка, чтобы мы совершили Тур по Америке.
– Я думала, делать тебя счастливым – часть контракта, – слащаво произношу я, невинно хлопая ресницами.
– Я точно знаю, что сделало бы меня счастливым, – говорит Раш, слегка потянув за завязку верха моего бикини. – Но за такое нас арестуют.
– Очень тебя прошу, сделай это, – наклоняюсь я вперед, чтобы поцеловать его.
– Леннокс Кинкейд, – почти рычит Раш. Однако, когда он собирается уложить меня на песок и частично привести угрозу в исполнение, что-то за моим плечом привлекает его внимание. – Здравствуй, приятель.
– Мы не хотели вас беспокоить. – Блондинка подбегает к сыну, который таращится на Раша так, словно увидел призрака. – Билли вас просто обожает и…
– Ничего страшного, – уверяет Раш, прежде чем сосредоточить свое внимание на очаровательном мальчишке с яркими голубыми глазами и кудряшками. – Так, значит, тебя зовут Билли?
– Д-да, – заикаясь, выдавливает малыш.
– Пожалуйста, скажи, что ты фанат «Ливерпуля», потому что, строго между нами, в США их немного.
– Да.
– Ух, – Раш пожимает Билли руку. – Раш Маккензи, приятно познакомиться.
Пока они болтают, я слежу за их разговором, поражаясь, как легко у Раша получается общаться с фанатами. Особенно с детьми. В нем чувствуется непринужденность, которой невозможно научиться. Я видела, как многие спортсмены ошибались и разрушали идеалистическое представление ребенка о его спортивном герое.
Но не Раш.
Тур по Америке. Приходит мне в голову определение Раша, и, пока он продолжает беседу с мальчиком, я спрашиваю себя, этим ли занимаюсь? Вычеркиваю ли я из списка вещи, которые должен сделать каждый американец, лишь бы по возвращении в Англию Раш вспоминал обо мне? Пытаюсь ли я создать воспоминания, потому что у нас осталось не так много времени, а мне нужно будет за что-то уцепиться, когда мое сердце окажется разбитым?
– Вы же останетесь, Раш? – спрашивает Билли, оглянувшись на мать, а после снова посмотрев на своего кумира. – Вступите в ВЛПС, чтобы мы могли постоянно видеть вашу игру?
– Сложный вопрос, приятель. Мне бы тоже хотелось видеться с тобой почаще, но я должен выполнить условия контракта, который подписал с «Ливерпулем». Очень важно держать слово, которое дал.
Сердце сжимается от того, каким печальным становится Билли.
– Я понимаю.
– На следующей неделе мы устраиваем выставочный матч, если ты все еще хочешь посмотреть, как я играю, – говорит Раш. Глаза Билли становятся в два раза больше.
И вот так просто Раш снова становится героем, перед прощанием объясняя маме Билли, что именно нужно сделать, чтобы увидеться с ним перед игрой.
– Что? – спрашивает Раш, обнаружив, как пристально я на него смотрю.
– Ничего.
– Тогда почему ты так на меня смотришь? – не отступает он.
– Имеешь в виду с восхищением от того, как ты ладишь с любым фанатом, что к тебе подходит? Ты не обязан тратить личное время…
– Знаешь, сколько игроков убили бы, чтобы оказаться на моем месте? Надевать бутсы, форму и каждый день играть за любимую команду в игру, что подарила тебе жизнь? Так с чего бы мне не быть милым?
В этот момент я чувствую, как Раш навсегда овладевает кусочком моего сердца.
– Не позволяйте татуировкам и репутации обмануть вас, потому что внутри Раш Маккензи тот еще добряк.
– Тише, никому не рассказывай, – подмигивает мне Раш, прежде чем оставить на моих губах поцелуй.
Когда он снова присаживается на песок и, опершись на локти, подставляет лицо солнцу, я задаю вопрос, на который он уже ответил Билли:
– Так ты все решил? Собираешься вернуться домой?
Раш бросает на меня взгляд, прежде чем снова посмотреть на океан, на детей, что учатся серфингу. Они на двадцать лет моложе нас, так что координация у них куда лучше.
– Что касается меня, то никакого решения и не требовалось. Уверен, у Финна свои соображения, но это моя жизнь, моя карьера… так что последнее слово за мной.
– Так и должно быть, – несколько раз киваю я, обдумывая его слова. Он ответил правильно, черт возьми, но услышать это – значит признать, что это правда.
Признать, что он действительно уедет.
– Почему же в твоем голосе столько разочарования?
Я не могу сдержать улыбки.
– Потому что это означает, что я не выполнила свою работу, не сделала того, для чего меня наняли.
– И только поэтому? – спрашивает Раш, пытаясь заставить меня признать, что я буду по нему скучать.
А я буду. Вообще-то, какое-то время я точно буду испытывать боль, но не собираюсь говорить об этом.
– Нет, не только поэтому. Понятное дело. Что-то же должно положить конец этому ужасному сексу.
Мы громко смеемся, и Раш укладывает меня на спину. На этот раз поцелуй получается более продолжительным, гораздо менее игривым. Ощущается по-другому.
Я не могу понять, как именно, но, когда Раш отстраняется и смотрит на меня, в его взгляде читается напряженность, притяжение, вызванное эмоциями, которым нет названия. От этого у меня в горле образуется комок.
– Мне жаль, – говорит он. – Не хочу оставлять тебя на произвол судьбы.
