Дьявол в руинах - Триша Вольф
Из его груди раздается глубокий рык, и я чувствую вибрацию в спине. Первобытный ритм овладевает им, его проникающие толчки становятся все более дикими и проникают в меня, пока я не перестаю контролировать свои чувства. Я успеваю выкрикнуть его имя, прежде чем его рука плотно обхватывает мое горло, перекрывая дыхательные пути.
Жгучее ощущение пронизывает мою кожу, увлекая меня вниз вместе с ним, когда он врывается, и усиливая каждый толчок до нового уровня, когда он поднимается вверх, подбрасывает меня на своем члене.
— Боже, черт возьми, я разорву эту маленькую дырочку, если ты не кончишь в ближайшее время… — Его грязные слова скрежещут между дикими рыками, заглушая звук в моих ушах, когда жар вырывается из моего живота и поглощает меня изнутри.
Выполняя свою угрозу, он прижимает меня грудью к полу. Одеяло скользит под моими ладонями, когда я пытаюсь устоять на ногах. Он упирается в мою задницу, и я протяжно стону, мой голос дрожит так же сильно, как и мое тело.
Когда мои внутренние стенки сжимают его, он еще раз крепко обхватывает мое горло, а затем вводит поршень в мою задницу, звук шлепков настолько эротичный и грязный, что когда он рычит, а его член напрягается еще сильнее, у меня как будто не остается выбора; все мое тело сжимается, необходимость толкаться невыносима, но удовольствие электрическое.
— О, черт возьми. Ты такая чертовски тугая, Ангиолетта, ты меня сейчас сломаешь. Ах… блять… — Он рычит и шлепает меня по заднице, а затем с развратной, безжалостной потребностью врезается в меня.
Его похотливое, горловое рычание разносится по моей плоти, приказывая раздвинуть бедра шире, а он, схватив меня за горло, выгибает спину.
Боже, я чувствую себя такой грязной и вульгарной, но это так чертовски горячо. Тепло атакует все сразу. Он отпускает мою шею и хватается за плечо, глубоко погружаясь в меня. Я чувствую, как напрягаются мышцы его бедер, его член становится каменно-твердым, а затем пульсирует в моем тугом канале.
Когда он освобождается внутри меня, то тянется и проводит пальцем по клитору, и интенсивность его рыка подстегивает мой оргазм, усиливая кульминацию и затягивая ее, и я кончаю с бесстыдной несдержанностью, чувствуя мокрые брызги на своих бедрах.
— Вот так, детка… кончи на меня… Черт возьми, ты намочила мои яйца.
Я тяжело дышу, уткнувшись в пол, у меня болит грудь. Все тело пульсирует от толчков. Когда я опускаюсь, Ник прижимается грудью к моей спине и нежно целует меня в затылок.
— О, Боже, — говорю я, мое сердце синхронизируется с его неровным ритмом. — Это было очень жестко.
Его глубокая усмешка вызывает у меня бурление в животе, а когда он выходит из моей задницы, ослабление давления становится таким приятным, что я издаю глубокий стон.
— Черт. Дай мне минутку, — говорит он.
— Ты серьезно? — спрашиваю я.
— Смертельно. — Он нежно целует меня между лопатками, как будто знает, что у меня там болит, и говорит:
— Я всегда буду хотеть тебя. Каждую секунду каждого дня.
Ник обхватывает мой живот и притягивает меня к своей груди, поворачивая так, что я оказываюсь в его объятиях. Затем он поднимается на ноги и уносит меня, словно не потратил только что всю свою энергию. Обхватив его за шею, я тихонько посапываю.
Он заходит в более темную часть дома, где я едва могу различить готическую мебель. Стены выкрашены в черный цвет, поглощая любой свет, проникающий из других комнат.
Поставив мои ноги на холодный кафель, он говорит.
— Подожди здесь, — а затем уходит.
Я стараюсь не бояться темноты. Нелепо, что после того, как я только что переспала с врагом, так близко подошла к смерти, по крайней мере, мысленно готовилась к ней, я не должна бояться чего-то настолько детского, как темнота.
Но мы боимся неизвестности. Темнота — это все. Комната с черными стенами. Где свет поглощается, где мы не можем увидеть, что будет дальше.
Впервые в жизни я столкнулась с неопределенностью, неизвестностью, когда я не знаю, каким будет мой завтрашний день.
Есть и другое слово для обозначения чувства, заключенного в страхе перед неизвестностью.
Волнение.
Ник возвращается с двумя зажженными свечами и ставит одну на туалетный столик, другую — на плитку возле ванны. Он обнажен, и я должна была бы привыкнуть видеть его в таком виде, но не уверена, что когда-нибудь привыкну к тому, как чертовски красиво его тело, как сексуально.
Он поднимает бронзовый рычаг на кране. Затем он снова обходит меня, целует в макушку и собирает мои темные волосы в руку, скручивает их в пучок, прикрепляя к макушке.
Это действие настолько чувственно и заботливо, что у меня закладывает пазухи от нахлынувших эмоций. Я моргаю, отгоняя туман в глазах.
— Боже, я в полном беспорядке.
— Ты прекрасна, — говорит он, найдя мой взгляд в зеркале. — Теперь я позабочусь о тебе, ангел.
Он проверяет температуру воды, затем поднимает меня на руки и кладет в ванну. Затем он использует ручной душ, чтобы ополоснуть мои ноги, смывая с них следы нашей совместной ночи. Он проводит ладонью по моим бедрам, не обращая внимания на кислотные ожоги на тыльной стороне ладони.
Убедившись, что я чиста, он ополаскивает ванну, а затем нажимает на пробку, чтобы наполнить ее.
Я опускаюсь на мелководье и в благоговейном молчании наблюдаю, как он выбирает различные масла для ванны и соли, добавляя в воду состав, издающий расслабляющий аромат лаванды и эвкалипта.
Пока он погружает губку в воду, я спрашиваю.
— Ты не залезешь?
Он опускает взгляд на рану, которая теперь перевязана новым бинтом. Белый хлопок уже окрасился кровью.
— Ванна для тебя. Тебе будет больно, — говорит он, но в его тоне нет и намека на стыд. — Я зашью себя позже.
Ник моет мне спину, пока я отмокаю в ванне, ощущая каждую занозу в своем теле.
Когда я откидываюсь на подушку в ванне, в моих глазах появляется первый намек на усталость, а веки становятся тяжелыми от сна.
— Куда ты собиралась идти? — спрашивает он, опираясь предплечьями на край ванны. — Если бы я отдал тебе свою заначку с деньгами и машину. Каков был твой план, Бриа?
Этот вопрос не просто выводит меня из сонного состояния, он наполняет меня новым чувством ужаса, что у меня нет абсолютно никакого плана на завтра — что я понятия не имею,
