Измена. Закрывая гештальты (СИ) - Шабанн Дора
Мне сорок два.
Почему?
Почему я до сих пор об этом всем не просто не знала — не подозревала?
Идиотка.
Глаза закатываются, когда Глеб сначала облизывает, а после прикусывает основание большого пальчика на ноге. И я закатываюсь тоже.
На волне неконтролируемой дрожи.
В восторге.
Всхлипываю, притягиваю его ближе. Сильнее. Ко мне.
Мне его мало.
Недостаточно.
Катастрофически не хватает.
Легкий намек, и Глеб обволакивает меня, обнимает, присваивает и поглощает.
Но я впервые не боюсь.
Именно сейчас и здесь мне хорошо.
Тепло.
Уютно.
Комфортно и безопасно.
Я не помню. Не помню — когда мне было так же хорошо.
И только поэтому слезы возникают внезапно и сразу рекой.
— Плачь, плачь, моя милая. Все пройдет. Все наладится. Все будет в порядке. А у тебя — просто прекрасно, — неожиданный и такой нестандартный по содержанию шепот, приводит в себя быстрее холодной воды, которой, бывало, меня умывал Роман.
Вздрагиваю и тут же оказываюсь прижата целиком и полностью к большому, сильному, горячему телу, а в уши продолжает литься успокаивающее:
— Все хорошо, моя медовая девочка. Ты прекрасна и удивительна. Нет другой такой. Само совершенство. Моя любовь. Ари, малышка, обожаю тебя. Дышу тобой… все сделаю, чтобы счастлива была… Не верил, придурок, что встречу…
А я, как дура, плачу…
Точно говорю — идиотка.
Что еще сказать?
Безумие, которое продолжилось после того, как я прорыдалась в надежных объятьях и смогла адекватно реагировать на активное внимание красивого, молодого и весьма деятельного мужчины, почти на три часа за плотными шторами, в полной темноте — невероятно.
Да, говорить по этому поводу я могу долго.
Но не буду.
Возможно, когда-нибудь я дозрею до жанра романтическая эротика и вот там уж я развернусь во всю ширь только что приобретенного опыта и поделюсь впечатлениями. От души и всего остального организма в целом.
А пока я могла лишь со стоном выдыхать, выгибаться в сильных и безжалостных руках, что подчиняли меня себе, и бесконечно тянуться ближе к центру того огня, который искрился и всю целиком меня грел и ласкал.
Не жег, а обнимал.
И так три часа без перерыва.
Когда я беззвучно опала на подушки, окончательно и бесповоротно закатив глаза, над головой хихикнули, чмокнули меня в макушку и прошептали в ушко:
— Отдыхай, любимая. Сделаю тебе чай.
Ну, я и отдыхала.
А потом почувствовала внезапный прилив сил, перевернулась на живот и огляделась.
Познакомилась с обстановкой и заинтересовалась ближайшим окружением, а конкретно — прикроватной тумбочкой.
А там, на тумбочке, обнаружился модный среди художников и дизайнеров скетч-бук, вероятно, старый и довольно потрепанный.
И именно лукавый, не иначе, толкнул меня под руку.
Я открыла первую страницу. И пропала.
Резко, наотмашь.
Сквозь короткие, быстрые росчерки грифеля проступал бесконечно знакомый профиль.
На втором листе грубыми резкими штрихами изображена плачущая под дождем девушка с букетом промокшей сирени.
На третьем — та же девушка, закусив губу, глядела сквозь лобовое стекло, по которому стекали капли дождя.
Перевернув и открыв следующий лист, я не просто замерла, я прикусила губу, чтобы не зарыдать.
На обрыве над рекой изображена сгорбившаяся и сжавшаяся в комочек фигурка. Вся панорама теряется за пеленой традиционного дождя, а по реке, на переднем плане плывет, медленно и неумолимо погружаясь в воду, девичий венок.
Там стоят даты.
И это как раз и убивает.
Вся моя жизнь.
Как? Почему? Откуда?
Вопросы бьются в голове, но мозг, успокоенный убойной дозой смеси эндорфина, окситоцина и серотонина, реагировать не спешит.
И я не спешу тоже.
Лежу поперек кровати, кутаясь в красное атласное покрывало, листаю альбом, а слезы текут.
— Теперь понимаешь, почему я не поверил, когда тебя впервые увидел? Было солнечно, — шепчет Глеб, неожиданно появляясь в поле зрения, опускаясь на постель и сгребая меня в охапку.
— Ты, моя волшебная, приходя во снах, всегда была для меня «девочкой дождя». Представь, что, увидев тебя в солнечном свете, я охренел, затупил и… просрал первую встречу. Прости, любовь моя.
А слезы текут.
Глава 53
Суета сует…
'Но почему, почему, почему
Был светофор зеленый?
А потому, потому, потому,
Что был он в жизнь влюбленный.
В мельканье дней, скоростей и огней
Он сам собой включился,
Чтобы в судьбе и твоей, и моей
Зеленый свет продлился.
Все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут,
бегут, бегут, бегут, бегут, бегут,
а он им светит…'
Николай Зиновьев «Зеленый свет»
Глеб на самом деле оказался человеком очень обстоятельным и ответственным.
Откуда такие выводы?
Да вот, искупал он меня, накормил, напоил чаем, одел и на руках отнес домой.
Молодец же?
Герой.
Лера, открывая дверь, обалдела:
— Да, Глеб Максимович, это серьезная заявка на победу. Так мама домой еще не являлась.
— Ты мне перечень нормативов напиши, чего там требуется сдать, чтобы иметь право претендовать…
— Вы в первую очередь с мамой разговаривайте — и будет вам счастье, — решительно заявила дочь и лишь только меня опустили на землю, закрыла перед его лицом дверь.
Изумился, хм, Глеб изрядно, потому что телефон у меня зазвонил тут же:
— Любовь моя, сладких снов. Спасибо за чудо. За мечту. Сам себе завидую. Целую всю.
— И я. Тебя. Всего, — прошипела практически, потому как голос не слушался, а сильнее позориться не хотелось.
— Дразнишь, да, медовая? Вспомни про выходные — за все ведь спрошу…
Езус-Мария, что еще можно сказать в таком же духе, а?
— Ты только обещаешь, милый.
Рыку из-за двери позавидовал бы любой хищник.
Кто молодец?
Я молодец.
И умница.
С чувством выполненного долга и полная невероятного восторга пошла спать.
Чуть-чуть.
Очень ранним субботним утром, а конкретно в шесть ноль-ноль, у нас перед домом остановился «Хай-Ландер» Марка.
Леруша при полном параде и с вещами была готова на выход ещё с вечера, поэтому мы по первому зову, ничего не забыв и не спеша, спустились во двор.
Знаю, что по дороге к цели Фиса не будет размениваться на «выпить чай или кофе».
Сначала дело, потом удовольствие и всё остальное.
Я считаю — отличный план.
Одобряю.
Здороваясь и обнимаясь с дорогими друзьями, я много чего ждала, но только не раздраженного рыка над головой:
— Доброе утро!
— Доброе утро, Глеб Максимович, — тут же запела дочь.
Такая милая, что хоть к ране прикладывай. Ею пока еще не потравишься, в отличии от меня.
— Тётя Анфиса, дядя Марк, познакомьтесь, это Глеб Максимович — тренер Кости и мамин друг.
О-ля-ля, сдала мать с потрохами из лучших побуждений.
— Ну, если мамин друг, — хмыкнул Марк, подмигнул мне и окинул оценивающим взглядом мрачного Глеба, — то будем знакомы.
Фиса все это время стояла у машины, сжав ручки в восхищенном жесте и почти закатив глаза, но нет-нет да подглядывала.
Не выходит из нее восторженной дурочки.
Никак.
— Мы очень рады, что оставляем Аришу в надежных руках, правда, милый? — Анфиса широко улыбнулась и пнула мужа.
Фиса, что ты творишь? Что этот чудесный мальчик теперь о тебе (и обо мне) подумает?
— Рад, что есть кому поддержать Валерию, — хмыкнул Глеб, сгребая меня в охапку уже практически привычным жестом и утыкаясь носом мне за ухо.
Анфиска фыркнула, потому как наглость и смелость различала.
— Ну, вам-то грех жаловаться, Глеб Максимович. Не всем так везет. Однако везение, бывает, что и проходит, а при малейшей ошибке, говорят, исчезает полностью.
