Плотское желание (ЛП) - Джеймс М. Р.

Одна ночь.

Я постоянно повторяю это, и одна ночь превращается в нечто большее. Но, конечно, одна ночь с Данте, одна ночь, когда я позволю ему показать мне свой мир и притвориться, что я действительно принадлежу его руке, не повредит. Ведь это ничего не изменит, так или иначе.

— Хорошо. — Я говорю это так тихо, что на мгновение задумываюсь, услышал ли он меня. — Я пойду.

— Это лучшее, что я слышал за весь день, птичка. — Искренность в его голосе заставляет мой желудок скручиваться. — Тогда увидимся в пятницу вечером.

— Увидимся.

Я опускаю телефон на колени и смотрю на платье, туфли и сверкающий чокер. Одна ночь притворства не повредит.

В конце концов, Данте тоже знает, что это все.

Просто притвориться…

К тому времени как я собралась, в животе у меня бурлило от нервов, и я сомневалась во всех своих решениях.

Рико расстроился из-за того, что я не работаю в пятницу вечером в салоне. Пятничные и субботние вечера, это почти святая святых, вечера, когда для того, чтобы не прийти, должна быть очень веская причина. Я не могла сказать ему, что Данте пригласил меня на свидание, поэтому пришлось придумать ложь о плохом самочувствии. Я старалась изо всех сил, но за четыре года работы в "Ночной орхидее" я редко болела. Не могу отделаться от мысли, что он сочтет это подозрительным. И это будет еще один гвоздь в мой гроб, если он когда-нибудь узнает. Как те восемьсот долларов, которые я отложила на уплату налогов на недвижимость, после того как рассказала Рико, что Данте едва дал мне чаевые в тот первый сеанс.

Я до сих пор не знаю, поверил ли он в это.

Я принимаю душ и сушу волосы, нанося крем для кудрей на волны и используя старый диффузор, который у меня есть для фена, чтобы попытаться уложить их. Я редко делаю что-то, что не сворачивается в хвост или пучок, и, накручивая волосы на бигуди, которые, как я думаю, остались здесь от моей матери пару десятилетий назад, я снова задаюсь вопросом, о чем я думаю.

Все, кто там будут находиться, посмотрят на меня и поймут, что я не принадлежу к их миру. Не понимаю, откуда у Данте такая уверенность, что я не стану позорищем.

Платье - еще одна вещь, которая заставляет меня задуматься. Было здорово слышать, как Данте по телефону описывал, как он представляет себе меня в нем, под которым ничего нет, но на самом деле это заставляет меня краснеть еще до того, как я разденусь. Я побрилась в душе тщательно, впервые за много лет, потому что не могла представить, как надену такое платье, если только не буду голой как яйцо. Но теперь я чувствую себя еще более уязвимой.

Я должна бросить эту идею. Написать ему смс и сказать, что я заболела.

Платье смотрит на меня с вешалки, и я отвечаю ему тем же.

Если я не пойду, то проведу вечер на диване с мороженым и знакомым телешоу, а может быть, поздно вечером прогуляюсь по пляжу, прежде чем завалиться в постель. Все эти вещи обычно кажутся гораздо более привлекательными, чем поход на гламурную вечеринку, где я, несомненно, буду чувствовать себя не в своей тарелке и где все будут заставлять меня чувствовать себя неловко.

Но мысль о том, чтобы отменить встречу с Данте и сделать это сегодня вечером... Все, о чем я могу думать, это то, что я упущу. Его глаза скользят по мне в платье, которое он выбрал специально для меня, представляя мою голую кожу под ним. Его рука на моем бедре. Его голос в моем ухе. Вкус шампанского на его губах, его рука на моей спине, когда мы танцуем.

Моя кожа горит, когда я представляю себе это. И ревность пронзает меня, когда я представляю, что он там один, а вместо меня шепчет кому-то другому. Танцует с кем-то другим. Находит, с кем занять свое время, раз уж я его бросила.

Я тянусь вверх, снимая платье с вешалки. После душа я натерла себя лосьоном с ароматом ванильного сахара, который я приберегаю для особых случаев, чтобы каждый сантиметр моего тела был шелковисто гладким, и я чувствую результат, когда надеваю платье. Материал скользит по моей коже, ложится на тело, словно сшитый специально для меня, прижимаясь во всех нужных местах.

Ощущения совершенно непристойные, когда под ним ничего нет. Грудь у меня не такая большая, чтобы надевать бюстгальтер, а шелк достаточно плотный, чтобы не было видно очертаний сосков. Я могла бы надеть под него стринги, но интересно, сколько людей будут сомневаться, так это или нет. Конечно, на такой вечеринке никто не ожидает, что я не надену трусики.

Я пока оставляю туфли на каблуках, иду в ванную и снимаю бигуди с волос. Густые и темные волосы падают вокруг моего лица элегантными волнами голливудской сирены. Я подвожу тонкие стрелки и наношу тушь, и, хотя у меня нет помады, ее отсутствие только привлекает внимание к платью. Я наношу на них прозрачный бальзам для придания блеска, а затем возвращаюсь в спальню, чтобы добавить последние штрихи.

Я едва узнаю себя, когда заканчиваю. Посмотрев на время, я достаю телефон и пишу Данте сообщение, чтобы он знал, что я готова. Я сомневалась, хорошая ли это идея, чтобы он приехал и забрал меня, полагая, что его водитель привезет его, и это будет заметно, если кто-то все еще следит за ним, что здесь находится кто-то, кому не место в этом районе.

Но когда я спускаюсь по лестнице, то не вижу ожидаемого гладкого черного автомобиля или внедорожника. Вместо этого у обочины стоит Mercedes Gullwing, который я видела в гараже.

Мой рот слегка приоткрывается. Это изысканная машина, и ее красоту только подчеркивает Данте, выходящий из водительского отсека со знакомой улыбкой на лице. Когда он видит меня, на его лице появляется ошеломленное желание, а его рука замирает на дверце.

— Ты выглядишь... — Он тяжело сглатывает. — Боже, Эмма. Ты выглядишь восхитительно.

— Не стоит так удивляться. — Я пересекаю пространство между нами, все еще не уверенно ступая на каблуки, и наклоняюсь, чтобы поцеловать его. — Ты тоже выглядишь невероятно.

Он одет в безупречно сшитый смокинг, его волосы зачесаны назад, а острая челюсть чисто выбрита. Его зеленый взгляд еще раз окидывает меня, оценивая каждый сантиметр моего красного платья, после чего он словно возвращается в себя и начинает вести меня к другой стороне машины.

— Повезло, что я забрал тебя, а не поднялся наверх, — пробормотал Данте, возвращаясь на водительское сиденье. — Мы бы пропустили все мероприятие.

Я нервно глажу руками юбку, прекрасно понимая, как шелк расползается в стороны, обнажая ноги до верхней части бедер.

— Я чувствую себя девушкой Бонда, — шучу я, и смех застревает у меня в горле, когда я бросаю взгляд на Данте.

— Ты ничуть не хуже. Но, к сожалению, я оставил лицензию на убийство дома. — Данте ухмыляется, и я закатываю глаза.

— Это хорошо. Думаю, на таких мероприятиях не одобряют подобное поведение.

— Откуда ты знаешь? Ты же сказала, что никогда не была на таком мероприятии. — Данте подмигивает мне, когда мы отъезжаем от обочины, и я снова опускаюсь на мягкую кожу сиденья.

— Боюсь не дойду и до этого. Я споткнусь и упаду на этих каблуках.

— Тогда просто держись за мою руку всю ночь. — В голосе Данте снова звучит вожделение, и его рука ложится на мою верхнюю часть бедра, его пальцы скользят по гладкой коже. — Ты пахнешь так хорошо, что тебя можно съесть.

— Это лишь лосьон, который я использовала. — Мой голос дрожит. — Возможно, это была плохая идея...

— Эмма. — Он легонько сжимает мое бедро, и у меня перехватывает дыхание. — Я бы не пригласил тебя, если бы не думал, что это будет веселый вечер для нас обоих.

Мой желудок опускается при этих словах, в нем бурлят эмоции, которые очень близки к тем, что я старалась не испытывать к этому мужчине. — Уверена, что так и будет, — отвечаю я, заставляя свой голос звучать увереннее, чем мне кажется.

Вечеринка проходит в Музее искусств, и я чувствую легкое волнение, когда мы приближаемся. Ряды высоких фонарей перед ним освещены на фоне темного неба, за ними виднеются силуэты пальм, и я вижу ряды машин, выстроившихся перед парковщиком, из которых выходят мужчины в смокингах и женщины в платьях, не менее великолепных, чем мое. Вспышки вспыхивают, репортеры и папарацци делают снимки, а Данте подъезжает к обочине и пускает машину на холостой ход, открывая дверь. Он отдает ключи камердинеру в бордовой форме и подходит к моей двери.