Наталия Миронина - Новая хозяйка собаки Баскервилей
– Каких версиях?
– Тех самых, которые помогут пролить свет на события…
– О, как заговорили. Как в журнале «Огонек».
– Нет, просто надо понять, почему это произошло.
– Надо, конечно, но все-таки это не наша задача. Пусть ломают головы те, кто сидит в соответствующих кабинетах.
– Правильно, – кивнула Катя, – но мне самой тоже интересно. Дело даже не в следователях. Я все это время пыталась ответить на вопрос, почему же я окликнула Гектора. Почему, ведь не до него мне было. Я даже ежей у вас забрала, а вам поводок отдала.
– А потом…
– Потом нас окликнул помощник капитана, он уже ждал внизу, у воды…
– А мы ему что-то отвечали…
– Потом мы стали спускаться.
– Нет, мы какое-то время стояли на этом пригорке. Почему мы стояли?
– Я не помню, – Катя пожала плечами, – я действительно не помню.
– А мы с вами разговаривали в этот момент?
– Не помню.
Они помолчали. Катя посмотрела в пустой стакан из-под компота.
– Что, еще попросить? – спросил Юра.
– Нет, спасибо. Я наелась. И напилась. Компот вкусный, хоть и не сами вы его варили.
– Один – один.
– Это вы о чем?
– О ватрушках из магазина и о компоте из больничной столовой.
– А-а-а. Большой душевной широты вы человек. Ни слова в простоте…
– И собака очень похожа на вас.
– Она не может быть на меня похожа. Она – не моя. Я за ней присматриваю.
– Она уже ваша. И не спорьте. Ее бывшая хозяйка не спешит из бразильских лесов к любимому питомцу.
– Вы хотите сказать, что пес останется у меня?
– Думаю, да.
– Что вы такое говорите?! С какой стати?!
– Ни с какой. Очень многие поступки совершаются просто так. Что бы люди потом ни говорили и ни объясняли.
– Мне кажется, что это только внешне, а внутри человека что-то происходит, что толкает его на эти самые поступки.
– Не усложняйте. Иногда нами движут импульсы.
– Ага. – Катя вдруг застыла.
– Что с вами?
– Ничего. Я про импульсы.
– Ну?
– Вы помните, что было до того, как я окликнула Гектора?
– Шутите?! Я только помню, как ловил ежей. Все руки исколол, испачкался, джинсы в траве извозил…
– Господи, да забудьте вы про свои джинсы! Вы напрягите память!
– Уже. Напрягал. Как только от наркоза очнулся, так сразу и напряг.
– И что?
– А ничего. Я не помню почти ничего такого, что могло навести на мысль о преступнике. Вот хоть убей!
– Не дай бог.
– Вырвалось. Как-то я не подумал.
Катя встала и походила по палате. Комната была большая и без официального уюта. Она носила налет отпускной домашности. Шарф, ваза с цветами, книжки, какая-то одежда на креслах. Не больничная палата, а хороший обжитой гостиничный номер.
– Уютно у вас тут. Кстати, на яхте в вашей каюте такой же беспорядок был?
– Наверное, не помню.
– Прямо провалы в памяти у вас.
– Почему провалы, просто я стараюсь не запоминать несущественное. В голове и так столько всего, что какие-то мелочи – они мне просто не нужны.
– А жаль. Сейчас бы они нам пригодились. Жаль, что вы ничего не помните. Я-то помню.
– Вы помните?!
– Да. Очень отчетливо. Вы сказали: «Пойдемте, а то на нас вся яхта смотрит и веселится!» Я не ручаюсь за точность, но смысл был такой. Вы что, не помните?
– Абсолютно. А зачем вы меня пытали сейчас? Если сами все знали?
– Я думала, что вы вспомните детали. Что-то, чего не помню я.
– Ясно. Вполне возможно, я так сказал. А потом?
– Что – потом?
– Что было потом?
– Вот тут-то у меня провалы в памяти. Потом я подняла голову и посмотрела на яхту.
– И?..
– И ничего. Ничего не помню, только ощущения, намеки, придумки.
– Что?
– Придумки. Ну когда не помнишь факты, а придумываешь их.
– Такое бывает, – Юра вдруг вздохнул, – вы не представляете, как это часто бывает. И в самый неподходящий момент. По самым неподходящим случаям.
– Вы о чем?
– О жизни. Я иногда очень многое придумывал. И придумываю.
Катя почувствовала неловкость. Конечно, как каждой женщине, ей хотелось, чтобы такой многозначительный пассаж относился к ней и к их знакомству, отношениям, которые успели сложиться. Но она уже изучила господина Спиридонова. Его слова могли относиться к чему угодно, включая стоимость переработки мазута. Катя хмыкнула: «На удочку не поймаюсь!» Вслух же она сказала:
– Понятно, ничего нового. А самое главное, я так и не вспомнила, что увидела на яхте. Рада, что понравилась ватрушка. Гектор вам передает привет. Мне пора идти.
– Ну, надо так надо. – Юра осторожно встал с постели. Больную руку он придерживал здоровой.
– Вы, я смотрю, быстро поправляетесь, – удовлетворенно заметила Катя, – я рада. Тут хорошие врачи, и, видимо, за вами хороший уход.
– Не жалуюсь, – ответ прозвучал сухо.
– Вот и хорошо. Я пошла.
– Идите, привет Гектору.
– Обязательно передам. – Катя подошла к окну. – А вы можете сами его увидеть. Вот он под деревом сидит с розовым тазиком.
Юра сделал несколько осторожных шагов.
– Зайчик! – Юрий прильнул к окну. Катя в изумлении посмотрела на него. Пес, который сидел под окном у большого дерева, имел вид настоящего чудовища. Тазик был пуст – вся вода была на морде. По шерсти гуляли пух и листики, а огромные лапы были черными. Рядом с собакой высилась горка земли, а под корнями дерева темнел подкоп.
– Кто зайчик?! – не поняла Катя.
– Он зайчик, – Юра указал на пса, – умненький, клад ищет, пока хозяйка тут что-то выясняет.
– Ничего я не выясняю. Я проведать вас приехала. Но мне все-таки пора. – Катя пошла к двери.
– До свидания, к сожалению, пока хожу плохо, проводить не могу. Очень рад был вас видеть.
– Я тоже, – Катя не решалась выйти. – Думаю, что очень скоро вы на поправку пойдете.
– Надеюсь, – Спиридонов церемонно кивнул.
Катя наконец открыла дверь и уже на пороге услышала:
– Передавайте привет следователям. Скажите, что я им очень благодарен. Если бы не они, я бы вас не увидел.
Катя покраснела и наконец покинула палату.
– Зайчик мой, – приговаривала она, отвязывая от дерева беснующегося от радости Гектора, – хороший мой, но лапы у тебя ужасные, и если ты хоть немного испачкаешь машину, мама нас убьет.
Гектор был не дурак, но ничего не понимал из того, что ему говорила сейчас хозяйка. Он был так рад, был так счастлив, что его опять повезут в этот дом, где живет мальчишка Ваня, который дает конфеты, он опять встретится с болтливым попугаем и дурой-белкой, которая только и умеет крутить свое колесо, мелькание которого вызывало у Гектора дурноту. Она ведь не могла его бросить здесь, под этим старым тополем, оставив на память о себе всего лишь розовый пластмассовый тазик.
