Неприличное предложение - Елена Лабрус
Её смех, наглый, противный, самоуверенный, звучал из глубины дома всё то время, пока медленно доводчиком закрывалась дверь.
Вот сука! — выдохнула я.
В самом худшем смысле этого слова. Злая наглая подлая сука!
Мне стало даже плевать увидит меня Рита Борисовна или нет — я сделала большой глоток шампанского и снова выдохнула. Даже обидно стало за неё. Уж не знаю, чем она заслужила такое обращение дочери, но это было грубо, жестоко и отвратительно.
И я должна была, наверное, возмутиться, что Илья не сказал мне правду. Но я тоже много чего ему не сказала. И, честно говоря, даже подозревала, что не только съёмкой он зарабатывает. Я же не вчера родилась. Я и сама согласилась на секс за деньги. Но мне так хотелось врезать по роже этой надменной сучке за её презрение, что я нетерпеливо переступала ногами, как застоявшаяся в стойле лошадь. Врезать за Илью. За то, с каким пренебрежением она сказала, что его купит.
Да кто ты такая вообще! Вонь подретузная! Заплатит она!
Ты так жила, как он, чтобы судить? Ты заработала хоть копейку своим трудом? Ты вообще знаешь, что такое работа? А что такое нужда?
Я прямо хотела крикнуть: «Сука! Да подавись ты своим Днём рожденья!»
А потом рассмеяться ей в лицо. Нерпа унылая! Что, сколько бы ни крутила перед ним задницей, он с тобой всё равно не захотел, да? Не смогла иначе, только купить, тварь недоделанная?
Я возмущалась, прихлёбывая шампанское и всё надеялась, что Рита уйдёт.
Каким бы праведным ни был мой гнев, хотелось уже уехать отсюда. И ничего больше не слышать. И никого не видеть. Уехать, поплакать дома в тишине, пока не вернулся Илья, и к его приходу быть огурцом.
Но чёртова Рита вместо того, чтобы уйти, достала сигареты, выбила одну из пачки и сунула в рот. А я, как назло, неловко переступила.
Под ногой громко хрустнула ветка.
Рита обернулась в мою сторону.
Святое дерьмо!
Вот только этого мне не хватало — разговора с Ритой Арецкой.
А что ещё хуже — встречи в кустах, где я, можно сказать, подслушивала.
Она прищурилась, всматриваясь в темноту. Но, поколебавшись, всё же направилась в мою сторону.
Ч-ч-чёрт!
Я невольно сделала шаг назад, ещё надеясь, что она меня не заметит — всё же было далековато. Только она, неуверенно, но шла. И на каждый её шаг в мою сторону, я делала свой.
Назад.
Ещё один. И ещё.
А потом во что-то врезалась спиной.
Испугалась. Дёрнулась.
— Тс-с-с, не бойся, — прозвучало шёпотом.
Мне понадобилась доля секунды, чтобы понять, что я врезалась в мужскую грудь.
И ещё меньше угадать — в чью.
Такая мощь, тепло и сила исходили от этого тела, что меня буквально окутало теплом и… счастьем, твою мать! Твою мать, таким внезапным счастьем, что хотелось заплакать.
Он наклонился к моему уху:
— Привет, Тучка!
Тучка?! Ой зря, я вдохнула его запах. Зря услышала голос. Зря он стоял так близко.
И уж точно зря назвал меня Тучка.
Голова закружилась, колени стали ватными. Земля поплыла из-под ног.
Он здесь. Ещё ничего не закончено.
Платон.
Платон.
Для меня это было не имя — состояние души.
Блаженство. Небытие. Отречение.
Прозрение. Обретение. Бытие.
Экстаз. Нирвана. Слияние.
Исступление. Искупление. Моё…
Он легонько потянул меня за руку и заставил встать за спиной, словно на поле боя прикрыв собой от пуль.
Платон. Чёрт бы тебя побрал, Платон!
Как же хотелось к нему прижаться, обнять, всем телом почувствовать его тепло. Хоть ненадолго. Хоть на несколько секунд.
Но стук каблуков был всё ближе, он кивнул головой, давая понять, чтобы я отошла ещё дальше в тень. А потом противный голос Риты Арецкой словно рассёк темноту.
— М-м-м, дорогой! — достала она изо рта так и не подкуренную сигарету.
Рита остановилась в паре метров от Прегера и полезла в сумочку. Открыла, зажав в пальцах сигарету. Бросила внутрь пачку и теперь, видимо, искала зажигалку.
— А ты чего здесь? Чего не среди гостей? — посмотрела она на Платона мельком, поглощённая своим занятием.
— А ты? — усмехнулся Прегер.
— Ну, это же не мой праздник. Пусть там веселится молодёжь. А я уж тут, — снова сунула она сигарету в зубы, продолжая рыться в сумке. — Огоньку не найдётся?
— Не курю.
— Это ты молодец. Это правильно. — Её руки тряслись. И сейчас, когда она стояла так близко, мне казалось, она на грани истерики. — У меня… спасибо, что спросил… всё хорошо. Всё просто отлично. А! — воскликнула она, словно вспомнила: — Вот же она! — И достала зажигалку из кармана.
Наклонилась прикурить. И словно прикурила у газовой трубы.
Резко вспыхнул свет. Я вздрогнула и зажмурилась. И только когда в динамиках прогремел мужской голос, приветствуя собравшихся и поздравляя именинницу, поняла, что это на сцену вышли артисты и зажглись прожектора. Гости взорвалась радостными криками, свистом, аплодисментами.
Но резкий неприятный истеричный смех, которым разразилась Рита Арецкая, не могли заглушить ни этот усиленный динамиками голос, ни гитарные басы, ни ритмичный перестук барабанной установки.
— Рита, езжай домой. Ты пьяна, — спокойно сказал Прегер. — Не позорь ребёнка. Не порть ей праздник.
— Ты хотел сказать: знай своё место? — хмыкнула она. Жадно затянулась. Выпустила вверх дым. — Это же ты за всё тут заплатил. А я кто — я теперь никто.
— Ты её мать. А большего ей от тебя и не надо.
— Такой мудрый, такой великодушный, Великий Справедливый Прегер, — хмыкнула она и презрительно скривилась. — Да пошёл ты!
Смерила его взглядом, резко повернулась и пошла к дому.
— И тебе не хворать, — усмехнулся ей вслед Платон.
— Я с тобой ещё не закончила, Прегер, — подняла Рита руку с выставленным вверх средним пальцем. — Встретимся в аду!
Я выдохнула, когда за ней закрылась дверь дома. И осторожно вышла из кустов, снимая с меха пелерины какой-то мусор, листочки, колючки.
— Спасибо! — кивнула Прегеру.
Всё же он неплохо знал свою жену, когда предпочёл спрятать меня и принять удар на себя. Чем бы закончилась эта встреча, окажись мы с Ритой один на один, боюсь и предположить.
— За что спасибо? — удивился он.
— За всё, — провела я по рукаву его смокинга вниз от плеча до локтя — всё, что я могла себе позволить. Или
