Любовь на коротком поводке (СИ) - Горышина Ольга

       — Ну что ты делаешь?

       Я не успела — к счастью — сказать, что выпутываюсь ради него из кокона, когда увидела рядом с лицом Олега морду Агаты. Не знаю, кого она бросилась защищать, но сейчас придавила лапами не только одеяло, но и мои ноги, и теперь я точно мечтала вытащить их на свободу и проверить на наличие синяков. И стиснула зубы намного сильнее, чем когда Олег сжал свои губы на моей груди поверх тонкого трикотажа.

       — Требуешь кашу? Но мы же договорились сожрать ее…

       Он с силой отпихнул собаку, но та снова наскочила на кровать и мои ноги, которые я успела подтянуть к животу.

       — Ай! — возмутилась я уже в голос.

       И волны моего возмущения скинули Олега на пол вместе с Агатой. Теперь она наскакивала только на него, отскакивая от стены точно теннисный мячик, но Олег отбивался руками лучше всякой ракетки. Агата рычала и снова кидала в атаку все свои четыре лапы.

       — Фу! — кричала я, не зная кому, и никто из борющихся не реагировал.

       Этот живой клубок, превратившийся в волчок, замер только при звуке моего телефона.

       — Тихо! — закричала я, хотя дополнительной команды не требовалось.

       Олег подтянул ноги, хотя и не попадал в поле зрения камеры моего телефона, и это звонила не Лола, а та, кого я зря помянула к ночи.

       — Да, у меня все хорошо, — ответила я на соответствующий вопрос Инги. — Я не сплю, я высыпаюсь… Собака тоже соня… — пыталась не смотреть я на того, кто выгулял собаку, дав мне продрыхнуть до совсем недетского времени. — Сейчас сварю ей кашу и пойду ее мыть… Мне не скучно. Я же сказала, что соседи меня развлекают…

       Я поймала соседский взгляд, который ставил передо мной интересный вопрос, каким таким волшебным образом он превратился во множественное число.

       — Я не могла сказать матери про тебя, но не могла и лгать, — заявила я, машинально спрятав телефон под подушку, словно сброшенный абонент мог оставаться на линии и шпионить за неразумной дочкой. — Она все порывалась отыскать здесь знакомых, чтобы они за мной последили.

       — Тебе не доверяют? — подполз он на коленях к остову кровати и уставился на меня, восседавшую в изголовье на подушках, точно какая-то султанша.

       — Не в том плане, о котором ты подумал, — чуть не вспыхнула я. Или все же запылала, или мне оставалось жарко после его утреннего или уже, можно сказать, полуденного приветствия. — Мама боится другого смертного греха — скуки. Не хочет, чтобы ее чадо скучало.

       Олег подтянулся на руках, чтобы дотянуться губами до моих голых коленок.

       — Обещаю не давать тебе скучать… — смело заявил Олег и протиснулся между коленок весь, хотя я и не давала ему такого же обещания в ответ.

       — Агата, не наглей в конец! — Олег отпихнул собаку локтем, когда та разорвала наглой слюнявой мордой наш новый поцелуй. — Ты спала со мной всю ночь! А я говорил тебе, что предпочитаю представительниц собственной породы…

       Все внутри сжалось ещё и от еле сдерживаемого смеха: ноги сжались сами собой, намертво приковывая к себе уже сухое, хотя бы в верхней его части, тело, и Олег разрывался сейчас между двумя желаниями или скорее необходимостями: так же сильно стиснуть меня или все же надавать Агате по мордам за непрошенную настойчивость.

       — Я знаю, что ты хочешь жрать… Я тоже хочу, — продолжал Олег отводить собачью морду от моей. — Но чего-то другого. Понимаешь? Или тебе не понять? Но мы оба с тобой ничего не получим, если не договоримся…

       Я больше не могла сдерживаться — и сдерживать его; вернее, удерживать на своем теле: оно готовилось согнуться в конвульсиях, несмотря на лежащий на нем пресс, тот, что в первом, и тот, что во втором значении данного слова, но к данной ситуации подходили все три — напор в том числе; напор Олега, который — точно струей из брандспойта — снес к чертям собачьим все мое сопротивление. Их этой постели я, конечно, вылезу стараниями овчарки-пуританки, но в другую явно залезу, только сама еще не понимаю, как…

       — Мне что, ситтера тебе нанимать? — продолжал искать решение проблемы, назревшей и у него в штанах, и у меня.

       Ситтера, догситтера… Это слово резануло слух и сердце — а ты его уже нашел, только не знаешь об этом. Наверное, своим истошным лаем Агата пытается рассказать тебе всю правду от той, которую ты напрасно вжал в чужой матрас.

       — Все! — сдался Олег, выдохнув свое бессилие укротителя сумасшедших овчарок в мои раскрытые для смеха губы. — Иди корми свою тварь… Две своих твари… Я действительно озверел. Три раза спихивал ее с дивана на пол, уже хотел подняться к тебе…

       — И почему не поднялся? — держала я в руках его голову, потому что держать в руках себя уже не могла. Тело вырвалось из-под контроля, так ему и надо… Это телу и нужно было. Чувствовать едва уловимый фруктовый запах геля для душа и ощущать покалывание утренней щетины. И хочется, и колется, и мать звонит в самый неподходящий момент, точно чувствует, что дочь выходит не только из-под своего контроля, но и из-под ее — смирись, Инга, как смирилась я под натиском серого волка, хотя из серого сейчас на нем только трусы. Сама такие для него выбрала, хотя там были и черные, и белые: вот и выбирай себе то ли ангела, то ли демона, а тут ни то, ни сё, да еще любвеобильная собака в придачу, от которой мы отбивались уже в четыре руки.

       — Потому что меня не пускали… Вы обе, — усмехнулся Олег и наконец принял почти что вертикальное положение.

       Агата тут же плюхнулась мордой ему на колени, скрыв от моего прицельного взгляда его боль. У меня тоже свело желанием все тело, но я знала, что сейчас у нас ничего не выйдет. Если уж он и решится в конце концов выставить собаку за дверь, то пусть делает это в своём доме. И на собственной стене показывает высший пилотаж малярного искусства.

       — Это я сказала ей лечь спать с тобой, — тронула я его совсем не сгорбленную спину.

       Мышцы у него, наверное, в любой ситуации держат форму. Особенно те, что отвечают за хватку. Он сжимал мне запястье, но не тянул ни к себе, ни от себя. Просто смотрел в глаза взглядом, в котором не было места смеху: видимо, моя шутка не удалась.

       — Вы обе меня любите, — голос оказался еще более серьезным. — И не даёте мне ни минуты в этом усомниться. Ещё и голодом морите. Наверное, тоже от большой любви.

       Я сжала губы, чтобы улыбнуться детской наивной улыбочкой:

       — Я встаю.

       Глава 43 "Собачье ухаживание"

       Три шага от кровати я проскакала горной козой, а вот у шкафа с одеждой замерла в позе цапли, потому что у меня вдруг жутко зачесалась коленка, а я уже держалась рукой за зеркальную дверцу. В отражении я, конечно, выглядела ужасно смешно, но ногтями точно бы разодрала кожу: это все нервы, нервы… От нервов женщине помогает шоппинг, и я решилась сделать то, что собиралась сделать ещё вчера: выбрать из Лолиной коллекции наряд, подходящий для сумасшедшей Дамы с собачкой.