Тот, кто меня сломал (СИ) - Николаева Юлия Николаевна
— Что значит правду? — посмотрел на меня. — Карельский успел напеть какой-нибудь ерунды?
— Ты убил свою мать? — спросила я, глядя в упор.
Взгляд Стаса изменился, на мгновенье остекленел, потом мелко заметался, не цепляясь за вещи пространства. Пальцы сжали чашку так сильно и резко, что кофе выплеснулся, разливаясь темной лужицей по столу. С полминуты Стас пребывал в этой прострации, потом резко поднял на меня глаза, мелко тряся головой.
— Я не убивал, не убивал, — произносил он, словно на автомате, и я даже испугалась, что Стас сейчас впадет в неадекватное состояние. — Все было не так.
— Расскажи мне, как, — попросила я тихо.
Он резко вскочил, я вздрогнула, инстинктивно отстраняясь, словно боясь удара, но Стас этого не заметил. Сделал круг по кухне, вцепившись пальцами в волосы. Так же резко вернувшись на стул, подвинулся на нем ко мне, громко и противно царапнув ножками по покрытию пола.
— Ты же меня знаешь, Карина, я бы никогда, никогда… Я ее любил, это же моя мать.
— Успокойся, — сказала я, разглядывая Стаса в испуге.
Никогда не думала, что он способен на подобные эмоции. Он закивал, отворачиваясь.
— Я просто не хотел, чтобы она ушла к этому Карельскому… Я не верил, что у них всерьез, думал, он специально с ней закрутил роман, чтобы подобраться к бизнесу отца, к компромату. Вот и предложил договор: я найду бумаги, а Карельский оставит мать в покое. Я был уверен, что компромат в загородном доме. Залез туда ночью, когда никого не было, но быстро ушел, увидел на той стороне озера костер, боялся, что могли заметить свет фонарика… А потом вернулся на следующий день. Зашел через заднюю калитку и веранду. Я даже не был в гостиной, понимаешь? Искал в доме, тут дикий крик, я перепугался, сначала бросился туда, а потом тормознул. Видел в дверную щель, как эта женщина, дизайнер, убежала из дома. А когда вышел в гостиную, нашел маму… — на глазах Стаса появились слезы. По-детски шмыгнув носом, он посмотрел на меня. — Если бы я зашел в гостиную, когда пришел, возможно, я мог ее спасти, понимаешь? Она могла быть еще жива…
Он замолчал, отводя взгляд, вытирая тыльной стороной ладони слезы. Я не знала, как реагировать на его слова. Мне было одновременно и больно, и страшно.
— Я просто испугался, — тихо продолжил он, глядя в сторону, — бросился из дома, там тропинка вокруг озера, выходит на другую сторону деревни. Я бежал, пока были силы, потом рухнул в траву и заплакал. Это было ужасно, ее лицо, такое бледное, безжизненное, так и стоит у меня перед глазами. Машину я спрятал недалеко от деревни в тупике в лесу. Уехал, а потом позвонил отец… — Стас тяжело вздохнул, прикрывая глаза, и продолжил говорить. — Рассказал о случившемся, велел приехать. — Он резко перевел на меня взгляд. — Не было никакого компромата, отец вел какую-то свою игру. Мать просто оказалась не в то время не в том месте. Она не собиралась в тот вечер приезжать, но приехала. Наткнулась на отцовского человека, и тот ударил ее, хотел оглушить…
Стас замолчал, погружаясь в свои мысли, я тоже молчала, ожидая продолжения.
— Отец установил в кабинете камеры. Я запечатлен на них сразу после этого подставного. Гипотетически выходило, что я мог ударить мать… — Стас зло усмехнулся. — Он прекрасно знал, я бы никогда так не поступил. Но у нас были слишком сложные отношения. Он меня ненавидел. Всю жизнь, с того самого момента, как я появился на свет. Обуза, к которой надо демонстрировать любовь. Отказ от развода, потому что у ребенка должна быть семья. Я не хотел иметь с ним ничего общего. А он сказал, что сдаст меня ментам за убийство матери, если я не буду его слушаться.
— Что значит слушаться? — не поняла я. Стас усмехнулся.
— Мама оставила завещание, по которому я получал все. В фирме у нее было сорок процентов, плюс недвижимое имущество и счета. Я отдал ему весь поганый бизнес, оставшись, по сути, без средств к существованию. Но ему было на это плевать. Ему нравилось унижать меня, запугивать… Я не мог так жить, терпел, терпел, а потом решил… — Стас сглотнул. — Решил забрать видеозапись.
— Ты убил его? — выпалила я полушепотом, глядя большими глазами.
Стас поднял на меня испуганный взгляд. В глазах что-то мелькнуло, страх, ярость, смешалось, тут же загасилось, он сжал зубы, отчего желваки заходили под кожей.
— Я просто хотел забрать видеозапись. Да, я планировал, если надо, применить силу, но я никак не хотел того, что случилось. Он спал, проснулся, мы прошли в гостиную. Просто говорили, а потом ему стало плохо. Таблетки были в комнате, я побежал за ними, а когда вернулся, он уже умер.
Мы смотрели в глаза друг друга, и меня покачивало от странного чувства внутри. Боль, безысходность, тяжесть. Я вдруг поняла: он мог не побежать за лекарствами, мог стоять и смотреть, как его отец умирает. Или побежать, а потом остановиться, и вернуться, когда все было кончено.
Верю, что он не убивал мать, на это ему не хватило бы моральных сил: подойти вплотную, ударить. Для этого он слишком слаб. Слишком слаб, чтобы убить самому, но достаточно силён, чтобы допустить смерть. Только никаких доказательств нет.
Стас никогда не сознается, потому что его инстинкт самосохранения слишком силен, потому что он любит себя настолько, что готов убедить свое я и искренне поверить в то, что он никого не убивал.
Я никогда не узнаю правды. И мне остается поверить ему или нет.
Стас вдруг схватился ладонями за мои колени, сжал, заставляя посмотреть в глаза.
— Ты веришь мне, Карина? Веришь?
Я открыла рот, но так и не смогла ничего сказать. Он вдруг бухнулся на колени, обнял, вжимаясь головой в мой живот. Я сидела, как помешанная, в странной прострации.
— Пожалуйста, верь мне, Карина. Пожалуйста. Я после их смерти чуть не свихнулся. Горел в своем личном аду, пока не появилась ты. Ты же была, как луч света: чистая, ясная, добрая, настоящая… Ты меня вытащила из этого ада, спасла. Рядом с тобой я начала верить, что еще не все кончено, что я могу быть счастливым. — Он поднял на меня глаза, полные слез. — Мы можем. Мы ведь еще можем, Карина?
Я опустила на него не соображающий взгляд.
— Что ты такое говоришь? — прошептала, качая головой.
— А почему нет? Давай уедем, Карина? Начнем все с чистого листа, вычеркнем прошлое, будто его и не было. Что нас ждет тут? Ничего. Я просто существую изо дня в день, твоя жизнь не многим лучше…
— Нет, — я затрясла головой. — Это невозможно, Стас, невозможно.
— Потому что ты любишь его? Ну а дальше что? Он ведь выкинул тебя, разве я не прав? Ты ему не нужна и не была нужна. А мне не нужен никто, кроме тебя.
— И ты готов?.. — я не смогла даже договорить.
— Я готов. У меня есть деньги, не очень много, но мы как-нибудь справимся. Неужели ты сама не понимаешь: мы друг для друга единственное прибежище. Дело даже не в любви. Мы оба вывороченные наизнанку, с оголенными чувствами. Никому не нужные. Ведь когда-то мы любили друг друга. Мы можем попробовать снова. Не вернуть, я понимаю, все слишком изменилось за это время. Но просто начать сначала.
Я смотрела на Стаса в тупом онемении. Сердце сдавила боль. Он ведь прав. Во всем прав. Сейчас все кончится, вся эта история, которая создавала вокруг меня иллюзию жизни. И что будет потом? Я останусь одна, в этом городе, в другом — неважно. Я никому не нужна, и особенно Карельскому. Все, что мне останется — упиваться изо дня в день еще большей порцией боли, чем была раньше, существовать, наблюдая за жизнью со стороны.
Стас прав: мы обы одиноки, и никому наше с ним одиночество не нужно. Я посмотрела в его лицо. Да, я больше не люблю его. Да, в моем сердце поселился другой. Но все это не имеет значения. И я вдруг поняла, как страшно не хочу быть одна, не хочу гореть в своем личном аду, как сказал Стас.
— Я не предавала тебя, — прошептала, глядя на него, он нахмурился непонимающе. — То есть предала, но не по своей воле. Он грозился, что убьёт тебя. Я сильно сглупила, испугалась и согласилась вместо того, чтобы все рассказать тебе.
