Елена Лобанова - Из жизни читательницы
В письме сообщалось, кроме того, что, приехав-таки в Москву, Сергей довольно быстро добился приема и получил, как и мечтал, назначение на ответственную работу — в горком партии города Ростова-на-Дону, куда отбывает через день. Однако не с законной женой, а с любовницей!
Содержались в письме также признания («Полюбил… не смог справиться с чувством…»), обещания («Детей никогда не оставлю… буду всемерно помогать…») и многократные просьбы о прощении.
Второе письмо было от московских знакомых, у которых останавливался Сергей. Вдоль его полей были отчеркнуты строки: «Мы удивились, когда увидели его в таком дорогом пальто и модной шапке. Он пополнел, повеселел и даже как-то помолодел. Рады, что ваши дела, видимо, поправились…»
— Поправились! — вскрикнула Светлана и вновь зарыдала.
Мама принесла валерьянку, валидол и нюхательную соль — все, что нашла в домашней аптечке. Светлану усадили за стол и напоили чаем с вишневым вареньем. Но все эти меры оказали на нее лишь самое незначительное действие. Немного успокоившись, убитая горем женщина обратилась к папе:
— Алексей Викторович! Посоветуйте мне, как друг нашей семьи и как мужчина, — что делать и как теперь быть?!
И тут папа, как истинно военный человек, не дрогнув взял на себя ответственность за судьбу семьи товарища. Поразмыслив несколько минут, он принял решение и приказал ей:
— Немедленно ехать в Ростов и во всем разбираться на месте! В письмах такие вещи не решаются.
— Но у меня ученики, конец четверти! Еще не выставлены оценки! — всполошилась Светлана.
— Значит, выставьте их завтра и сразу собирайтесь.
— А… чемодан?! Ведь он увез с собой чемодан!
— Ничего страшного, возьмете наш.
И получилось, что этот чемодан оказался решающим доводом.
Поезд Светланы прибыл в Москву тридцать первого декабря. А накануне, тридцатого, к нам прибыла ее мать с новым письмом от зятя. Это послание начиналось с мольбы о прощении: «Я запутался… виноват… жалею обо всем… Светланка, не знаю, что на меня нашло!» Дальше шли уверения в неизменной и вечной любви.
Старушка в полной беспомощности спрашивала у папы:
— Что же теперь делать?!
— Думаю, скоро узнаем, — поразмыслив, сказал он.
И оказался прав. В канун Нового года из Ростова были отправлены три телеграммы. Одна гласила: «Дорогие прошу окажите помощь маме собраться с детьми приехать к нам». Другая — «Между нами все кончено ко мне приехала семья». Третья, отправленная в официальное учреждение, — «Коммунист Назарова разбивает семью». Эта была подписана — «Мать двоих детей».
Через год Сергей и Светлана праздновали юбилей — десятилетие брака. Друзья сложились и подарили им деньги на машину.
— Но когда тебя перевели в Ташкент и они были там проездом — к нам не зашли. Только позвонили, — вспомнила мама с огорчением.
Лично я догадывалась, почему люди не зашли. Не очень-то любят люди воплощения правоты. Отсюда же, из этой серии, очевидно, и нелюбовь взрослых людей к слову учитель или, допустим, наставник . Хотя в раннем детстве эти слова, помнится, звучали совсем по-другому…
Как всегда, эта история подняла настроение родителей.
— Мариша, почему бы тебе не попробовать опять открыть лоб? Помнишь, как ты носила с длинными волосами? Немного уложить… — уже совсем мирно предлагала мама. Глаза у нее молодо блестели, и выражение лица стало привычно оживленным.
Не то что у меня.
— Мой лоб идет только в комплекте с тремя морщинами: двумя продольными, одной поперечной, — откинув челку, продемонстрировала я все это.
— Да ладно тебе, доча! — добродушно пробасил папа. — Такой лоб, как у тебя, еще поискать!
Они уже простили меня. Очень благородно! А может быть, я еще не чувствую себя достойной. И меня, может, бесит этот снисходительный тон! И то, как мама пододвигает «оливье». И, помимо этого, ее свитер с блестящим воротничком.
— А может, лучше бы ваша Светлана разошлась с супругом? — словно невзначай, с невинным лицом предположила я. — Такая красивая, порядочная… Может, нашла бы кого получше!
За столом на секунду воцарилось ошеломленное молчание. Это ведь, ни больше ни меньше, покушение на семейную легенду! И конечно, они тут же патетически воскликнули в два голоса:
— Да ты что?! А дети?!
А я, разумеется, делать нечего, — спасовала: кивнула с постным лицом. Справедливость восторжествовала. Броня крепка, и танки наши быстры. И далее мне, как не только не спасшей ни одной семьи, но даже не удосужившейся завести свою собственную, осталось только помочь маме разливать чай.
Домой — да, домой! К Валерию! — я возвращалась в маршрутке. Как милы, бесшумны, кротко-уютны эти миниатюрные пристанища на колесах! Люди в них располагаются рядом или лицом друг к другу на расстоянии, побуждающем к доверительным беседам и даже шепоту. Лица их видны во всех подробностях. Вот сейчас женщина на сиденье у окна читала маленькую книжечку — обложка была завернута, названия не видно, но очертания абзацев явно принадлежали художественной прозе. И как-то очень трогательно это выглядело: пышная, солидная дама среднего возраста, всецело погруженная в мир крохотных черных значков и отгородившаяся от окружающей действительности, в которой, если судить по одежде, прическе и пальцам в кольцах, жилось ей вполне благополучно.
И вдруг настала легкая минута!
Это удивительное блаженное состояние, о котором меня иногда подмывает спросить у Римуса или Людасика: бывает ли с ними такое? — но я как-то не решаюсь. Спросить у мамы я тоже не решаюсь, но по другой причине: она скорее всего не поймет — ведь в ее жизни все так убедительно и естественно, складно и логично.
Легкая минута случается непредсказуемо, в ничем не примечательный момент, когда, например, едешь в маршрутке, закончив главные дневные дела, а день еще длится, и вдруг оглянешься вокруг и даже поразишься — до чего хорошо! Улицы плывут мимо, и всюду кипит и плещется жизнь: смутно-таинственные силуэты за стеклами автомобилей, люди, идущие по тротуару, и люди, стоящие на остановках (но через мгновение и они двинутся по своим неведомым делам), девушки в черных или темно-синих джинсах, в легких курточках, отделанных мехом, тоненькие, стройные; молодые мужчины с кожаными папками, уверенными лицами, говорящие по сотовым телефонам, пока что несомненные хозяева своих судеб, кузнецы своего… нет, пожалуй, в этом контексте уместнее сказать — благополучия; и тут же у перекрестков примостились старушки с семечками, забавно-деревенские, с приветственным любопытством созерцающие всю эту текущую мимо суету иного века. И мы, проплывающие мимо в своем миниатюрном экипаже, словно объединяемся этим чутким молчанием, этим кратким, но блаженным положением привилегированных созерцателей бытия. И вот тут-то и настает эта минута (и ее можно легко уловить, если хорошенько прислушаться! причувствоваться! ), когда каждый из случайных попутчиков с каждым кварталом становится все ближе и понятнее, независимо от возраста, пола и семейного положения…
