Эдна Фербер - Вот тако-о-ой!
– Какое мне дело до Юджина! Я говорю о тебе. Ты шутила, не правда ли?
– Ничуть! Я не хочу быть бедной или даже только состоятельной. Я привыкла к деньгам – к куче денег. Мне двадцать четыре года. И я знаю, что мне надо.
Дирк отшвырнул кончиком башмака ни в чем не повинную свеклу.
– Ты нравишься мне больше всех, кого я знаю.
– О, конечно, особенно моя карьера тебе по душе.
– Ну-с, что дальше?
– Дальше давай соберем редис и будем есть его со сметаной, как полагается.
Паула сделала вид, будто хочет поднять тяжелую корзинку. Дирк так резко вырвал корзинку из ее рук, что она даже слегка вскрикнула, и он с раскаянием посмотрел вниз на красный след на ее ладони. Он взял девушку за плечо, даже тряхнул слегка.
– Посмотри на меня, Паула. Неужели ты можешь мне повторить, что выйдешь замуж за человека только потому, что у него водится много денег?
– Может быть, не только из-за одного этого. Но, конечно, это будет одной из причин. Разумеется, я предпочту такого человека субъекту, который тащит меня по полю, словно я мешок с картофелем.
– О, прости, пожалуйста. Но слушай, Паула, тебе известно, что я – о, проклятье! – что я застрял в этой конторе и пройдут годы, пока я…
– Да, но, вероятно, пройдут годы, пока я найду миллионы, которые мне требуются. Так зачем же дуться? А затем, даже если я их найду, мы оба – ты и я – можем остаться хорошими друзьями.
– О, перестань. Не упражняйся в красноречии при мне, будь добра! Вспомни, я знаю тебя с десяти лет!
– И поэтому знаешь отлично, какая черная у меня душа, не так ли? На самом деле тебе нужна какая-нибудь милая сердечная девушка, которая сумеет отличить спаржу от гороха и хорошо ориентируется на кухне. – Боже упаси!
Шесть месяцев спустя Паула Арнольд вышла замуж за Теодора А. Шторма, человека лет пятидесяти, друга ее отца, главу такого множества обществ, директора стольких предприятий и акционера стольких банков, что даже старый Ог Гемпель не мог тягаться с ним. Она никогда не называла мужа уменьшительным именем, и никто никогда не называл его так. Теодор Шторм был высокий человек с крупным, бледным, серьезным лицом и седеющими на висках волосами. Одевался он безукоризненно, если не считать склонности к чересчур модным галстукам. Шторм приобрел для Паулы городской дом на берегу озера в местности, которая называлась Золотым Берегом.
Это была большая усадьба с великолепным парком, с рощей, спускавшейся к озеру, с множеством служб, мостиков, оранжерей, конюшен, с цветниками, фонтанами, боскетами, с коттеджами для сторожей, вдвое большими, чем ферма Селины.
В течение трех лет Паула родила двоих детей, мальчика и девочку. «Что ж! Это дело конченое!» – говорила она себе. Ее брак был большой ошибкой, и она это сознавала. С началом войны 1914 года, через несколько месяцев после ее свадьбы, дела Арнольда Гемпеля баснословно пошли в гору. Миллионы фунтов свинины и воловьего мяса отправлялись в Европу. В два года состояние Гемпеля стало таким огромным, каким не было никогда. Паула с головой ушла в работу по оказанию помощи истекающей кровью Бельгии. Весь Золотой Берег был этим занят. Очаровательная миссис Теодор Шторм руководила работой по организации помощи погибающей Бельгии!
Дирк целыми месяцами не видел ее. Однажды, в пятницу днем, она неожиданно позвонила в контору, где он служил.
– Приезжай к нам на субботу и воскресенье, хорошо? Мы сегодня уезжаем за город, к себе на озеро. Я так измучена организацией помощи Бельгии, ты не можешь себе представить. Я отослала детей еще утром, а сама не могу уехать рано. Я заеду к тебе сегодня в четыре и увезу с собой.
– Но я собираюсь провести выходные дни с матерью. Она ждет меня.
– Привези ее к нам.
– Она не поедет. Ты знаешь, она не любит всю эту пышность.
– О, но мы живем теперь совсем скромно, право же. Приезжай, Дирк. У меня есть планы, о которых надо потолковать, Как дела на службе?
– Недурно. Теперь, впрочем, строят очень мало.
– Приедешь?
– Не думаю, чтобы я…
– Я заеду за тобой в четыре. Будь готов.
Глава пятнадцатая
– Отправляйся, конечно, – посоветовала Селина, когда сын по телефону сообщил ей о приглашении Паулы. – Тебе хорошо будет проехаться и развлечься, а то целыми неделями ходишь сердитый, как гусак. Как у тебя с сорочками? Ты оставил здесь пару чистых фланелевых брюк для тенниса. Не понадобятся ли они тебе?
У Дирка в городе была большая комната с альковом на третьем этаже красивого старинного дома в Демин-Плейс. Передняя часть комнаты служила ему кабинетом, альков – спальней. Они вместе с Селиной обставили ее, забраковав все, что стояло там первоначально, за исключением кровати, стола и одного удобного старого кресла со следами былого величия в виде парчевой обивки. После того как книги были расставлены в открытых шкафах, на стол и конторку поставлены затененные абажурами лампы, комната ожила, приняла уютный вид. Пока обставлялось будущее жилье Дирка, Селина приезжала несколько раз в город и бегала по аукционам и второразрядным мебельным магазинам. У нее был талант к такого рода делам. Она терпеть не могла дешевую и вульгарную новую мебель.
– Каждый предмет должен побыть среди людей, с ним нужно сжиться, чистить его, сидеть на нем, или спать, или есть – и тогда только проявится его истинный характер. Совсем как у людей. Я предпочитаю мой старый кленовый стол, потертый временем, который еще отец Первуса сам сделал семьдесят лет тому назад, всем новеньким столам красного дерева на Уобаш-авеню.
Она радовалась этим редким поездкам в город, как школьник – каникулам. Дирк водил ее в театр, где она сидела словно зачарованная. В ней сохранились те же впечатлительность и непосредственность, свежесть чувств, как когда она маленькой девочкой сидела в партере рядом с Симоном Пиком. У Селины развилась просто страсть бродить по большому городу, знакомясь с самыми потаенными его уголками, находя в каждом свою прелесть. В короткое время она узнала Чикаго лучше, чем Дирк, да и лучше, чем старик Гемпель, живший в нем почти полвека.
То, что было так интересно Селине, по-видимому, не интересовало Дирка. Иногда она снимала на день-два комнату в пансионе, где поселился Дирк.
– Подумай! – говорила ему Селина, когда он, запыхавшись, возвращался вечером из конторы. – Я выходила, была в северо-западной части. И там – совсем другой мир. Это Польша. Костелы и магазины, и мужчины, целый день сидящие за газетой и кофе в ресторане или играющие в домино. И знаешь, что я узнала? Что Чикаго по количеству польского населения – второй город в мире! В мире!
– Вот как? – отвечал Дирк рассеянно.
Но и следа рассеянности и бесстрастия не было в его тоне, когда он по телефону в этот вечер говорил с матерью о поездке на Золотой Берег.
