Оливия Уэдсли - Несмотря ни на что
Он телефонировал Чипу и предложил обедать в Рэнэла.
— Ладно, — отвечал ленивый голос Чипа, — приду через полчасика. Я кончаю доклад.
Джон зашел домой переодеться и поехал в своем автомобиле в Рэнэла. Был час, когда закрываются все конторы и движение на улице заметно усиливается. Надо было зорко следить, чтобы не наехать на кого-нибудь, и это отвлекло Джона от размышлений. На мосту пришлось задержаться. Солнце садилось за рекой, и неподвижная поверхность воды походила на массу расплавленного металла. Был один из тех вечеров, которые волнуют душу и вызывают в ней цветной туман грез.
На площадке перед клубом, на лестнице, в комнатах — повсюду пестрели и благоухали цветы. Джон выбрал столик на открытой веранде и уселся ожидать Чипа.
Чип запоздал. Когда за всеми столиками уже обедали и из затемненного уголка слышались звуки оркестра, Джон, наконец, увидел издали приятеля.
Чип с кем-то разговаривал. Но с кем?
Миссис Сэвернейк! Они, очевидно, пришли вместе.
Джон поднялся, холодея от радости, сердце у него громко стучало.
— Джон, судьба к нам решительно благосклонна. Мне надо было позвонить к миссис Сэвернейк по поводу одного адреса. Мне и не снилось, что она окажется дома. Но она была дома, и я попросил ее отобедать с нами здесь.
— Упрашивать особенно не пришлось, — вставила миссис Сэвернейк. — Такой чудесный вечер… и перспектива обедать на воздухе!..
Она была так хороша с этим сияющим лицом, что Джон забыл свою тревогу и смятение. Он не отводил глаз от миссис Сэвернейк, был совершенно счастлив, что ему можно смотреть на нее и ни о чем не думать.
За обедом Чип рассказывал анекдоты, случавшиеся с ним во время объезда захолустных местечек и ферм (эти объезды составляли часть его новых обязанностей). Миссис Сэвернейк говорила о тайном очаровании некоторых глухих, словно забытых миром, уголков за границей, о шумной музыке жизни больших городов континента. Джон вслушивался в звуки ее голоса, вряд ли понимая то, что она говорила. Смотрел в густую, как индиго, синеву зрачков, не пропуская ни одного движения унизанной кольцами руки. Но, очарованный, он не ощущал, однако, желания целовать эту женщину. Словно одна только душа его была влюблена, кровь молчала. Уже только глядеть на нее, говорить с нею — было таким упоением, какого он не знал еще никогда до сих пор.
Мимо их стола прошла дама, напомнившая ему Кэролайн: то же светлое золото волос, та же смелая непринужденность манер. Джон смотрел ей вслед, удивляясь своему равнодушию. В первый раз за много месяцев воспоминание о Кэролайн не волновало. Она перестала для него существовать. И сознание, что это так, принесло невыразимое облегчение.
— Вы — ужасно неразговорчивый субъект, — сказала ему миссис Сэвернейк.
— Мне так спокойно и хорошо, что не хочется разговаривать.
— Ну, что, теперь Фельвуд — дело верное?
Джон совсем забыл о назначении Инграма, хотя Маркс только сегодня говорил с ним об этом.
— Думаю, что так, — отвечал он. — Но до начала новой сессии ничего нельзя предпринять.
Все отодвинулось куда-то в сторону, не существовало ничего, кроме этих минут.
Стемнело. Бесчисленные звезды расцвели в небе. К столу подошел знакомый Чипа и отвел его в сторону для какого-то делового разговора.
— Не проводите ли меня к озеру? — сказала миссис Сэвернейк Джону. — Мистер Чип нас догонит.
— Вы не озябнете? — спросил Джон, помогая ей набросить шаль на легкое платье и почти касаясь руками ее плеч.
— В такой-то вечер! Не глупо ли? — сказала она вдруг, когда они шли к озеру. — Мне сегодня кажется, что мне пятнадцать лет, честное слово! Каждый час этих весенних сумерек словно снимает с плеч несколько лет!
И так как Джон молчал, она добавила:
— Я непременно хочу, чтобы вы разделили мое глупое настроение.
Они дошли до озера. Кувшинки на его поверхности были похожи на уснувшие звезды. Деревья шептались, как всегда шепчутся деревья вечером у воды.
Джон повернулся к своей спутнице так резко, что она с изумлением посмотрела на него.
— Простите, — сказал он смущенно. — Я хотел сказать… вы вот упрекали меня в молчаливости и безучастии. Это не так… Я чувствую то же, что и вы, но я такой… неуклюжий… я не умею выразить… Это вы вызываете во мне то настроение, о котором только что говорили. Заставляете особенно чувствовать красоту и покой вокруг… заметить то, чего я раньше не замечал. Помните ту ночь, когда лил дождь?.. Нет, забыли, я думаю. А я — не забыл. На время как будто забыл, а потом оказалось, что все помню: каждое ваше словечко, все наши встречи до единой, как вы были одеты, о чем говорили…
Чип приближался, окликая их издали.
— Сейчас невозможно… — в шепоте Джона была отчаянная решимость, — но мне надо поговорить с вами… я…
— Нет, нет, не надо! — сказала с усилием миссис Сэвернейк. Джон видел, как рука ее невольно поднялась к горлу. Лицо было не видно в тени.
— Отчего не надо? — произнес он с усилием.
В эту минуту подошел Чип.
— Меня задержал Торн. Никак не удавалось от него отвязаться. Чудесное здесь местечко, не правда ли? Не желаете ли, прекрасная маркиза, чтобы я добыл для вас водяную лилию? Я знаю, вы любите достигать недостижимого, иначе вам не пришла бы идея сделать меня общественным деятелем. Одну минуту…
— Сегодня вечером, мне кажется, не хочется недостижимого, — отозвалась тихо миссис Сэвернейк.
«Что это, почудилось мне, или ее голос действительно дрожал?» — сказал себе Джон.
— Отчего же? — спросил он вслух. Ему хотелось снова услышать ее голос.
— Устала. Боюсь, что я слишком стара для экскурсии в область недосягаемого.
Джон подошел совсем близко.
— А я жажду их! — сказал он тихо. — Вы не можете прогнать меня таким образом. Вы должны позволить мне увидеться с вами снова — наедине.
Она не отвечала.
Джона охватило настоящее отчаяние. Он хотел отойти и при этом нечаянно коснулся ее руки, поднявшейся, чтобы поправить шаль. В ту же секунду он остановился и пальцы его сжались вокруг ее тонкой кисти. Он не хотел, не в силах был разжать их.
— Можно мне прийти завтра вечером?
Радость от ее близости бушевала, пела в его крови.
— Да, — сказала, наконец, миссис Сэвернейк почти шепотом, и Джон выпустил ее руку.
Чип, между тем, достал кувшинку и торжественно поднес ее.
Они втроем вернулись в клуб. В ту же минуту, как они вошли в освещенное пространство, Джон с жадным вниманием посмотрел на миссис Сэвернейк.
Она была очень бледна. Сердце в нем возликовало. Исчез невидимый барьер, разделяющий обыкновенных людей, знакомых. Он коснулся ее, он нашел потайной вход, нашел его незапертым.
