Марина Алексеева - Ребрендинг юродивой
— Есть много разных способов, — сообщила Инга, — например, ставить детям тройки, двойки до тех пор, пока родители не приползут к вам и не попросят помощи. Тогда можно предложить дополнительные занятия. За деньги. Вы так делаете?
Настя задумчиво смотрела на журналистку. И чего она к ней прицепилась? Спонсор, потом предположения эти нелепые… Как-то это неприятно все… Не хотела бы Настя работать журналисткой. Вот так вынюхивать, говорить гадости… Какая тоска…
— Нет, так я не делаю, — ответила она спокойно.
— Нет, делаете. Я уверена! — Журналистка смотрела на Настю, не отрывая своих черных внимательных глаз.
Настя улыбнулась. Инга пыталась ее разозлить, провоцировала, но как-то неправильно пыталась. Настя чувствовала непонятную фальшь. Спектакль. И обидные Ингины слова были ненастоящими, они не достигали своей цели, отскакивали от Насти, как теннисные шарики…
— Думайте, как вам удобно, — ответила Настя.
— И писать тоже — как мне удобно? — Разозлилась теперь уже сама Инга.
— Я же не могу вам запретить… И судиться тоже не буду. Это дорого и отнимает много времени. Так что пишите то, что позволяет вам совесть, — ответила Настя, приглядываясь к журналистке.
Что-то с ней было не то… Слишком взвинчена. Или Настина судьба одинокой учительницы, живущей на маленькую зарплату, так ее взбудоражила? Ерунда какая-то… Может, у нее случилось что-то? И она просто не может совладать со своими эмоциями? Срывается на первом попавшемся человеке? Скорее всего… Настя решила, что нужно быть сдержаннее и терпимее. Если у человека проблемы, то не стоит травмировать его понапрасну.
— Можно я напишу, как вы наживаетесь на несчастных детях, и вас после выхода статьи уволят? — раздраженно спросила Инга, окончательно теряя контроль над собой.
— У вас нет доказательств, — как можно мягче сказала Настя. — Простите… Если я бестактна… Но… У вас что-то случилось? Простите…
— Что? — опешила Инга. — У меня?
— Да… Вы так нервничаете…
— Случилось у вас! Я могу испортить вам жизнь своей Статьей! Вы хоть понимаете это? — Инга чувствовала, что ее несет, но остановиться уже не могла.
Она первый раз до такой чудовищной степени потеряла самообладание и, осознавая это, злилась на себя за слабость и несдержанность. От унижения хотелось говорить этой училке оскорбительные вещи и орать, как визгливой базарной бабе.
Инга уронила лицо и перед самой собой, и перед этой сказочной принцессой с романтическими глазищами.
И еще Инга проиграла. Она поняла это, как только взглянула на Настю… Наверное, поэтому и злилась… Проигрывать она не привыкла…
— А зачем? — спросила Настя.
— Что — зачем?
— Зачем вам портить мне жизнь?
— Просто так! Для удовольствия! Не все же такие добренькие! — выпалила Инга и подумала о том, что надо срочно брать себя в руки. Так чудовищно она себя не вела никогда в жизни.
Впрочем, у нее есть уважительная причина… Она потеряла сегодня Андрея… Она потеряла сегодня все…
Настя не нашлась, что на это ответить, и просто смотрела на странную журналистку. Не может человек вот так, без причины ненавидеть другого человека. Значит, что-то связывает эту Ингу с ней. Только что?
— Простите, — неожиданно сказала журналистка. — Я… У меня действительно проблемы…
— Ничего страшного, — ответила Настя.
— Оказалось, что меня не любят… Представляете? — сказала Инга и уселась на маленький детский стул.
Было неудобно, но сил стоять не было.
— Я не понимаю… Простите… — ответила растерявшаяся Настя.
Что, в самом деле, происходит? То эта сумасшедшая нападает на нее и обвиняет во всех грехах, то вдруг начинает признаваться в каких-то странных вещах и плакаться в жилетку…
— Это вы простите. Просто я на днях узнала, что мужчина, с которым я была вместе несколько лет, не любит меня. Это больно. Очень.
— Я понимаю… — ответила Настя.
— И я могла бы остаться с ним. Это в моих силах, — Инга странно посмотрела на Настю, — но не останусь. Потому что единственное, чего я не смогу, — это заставить его меня полюбить. А быть рядом с мужчиной, который думает о другой, — унизительно, да и бессмысленно. Понимаете?
— Да… — Настя кивнула головой.
Что еще тут можно ответить?
— Только… — Она внимательно посмотрела на Ингу. — Вы такая красивая и элегантная. И характер. Чувствуется, что у вас сильный характер… Вы умны… С трудом можно себе представить, что какой-то мужчина может разлюбить вас.
— А этот может! Представляешь?
— Да…
— Он… Он другую полюбил… — Инга подняла голову и, неловко скрючившись на низеньком стульчике, снизу вверх посмотрела на Настю очень печальным взглядом — таким же, какой бывает у беспризорной собаки, которую уже наверняка никто и никогда к себе не возьмет…
А еще Насте вдруг показалось, будто в Ингиных несчастьях была виновата именно она — Настя.
С чего бы это?
Что ответить Инге на ее заявление, она не придумала. Только понимающее лицо сделала…
— А ты кого-нибудь любишь? — спросила Инга, продолжая прожигать Настю взглядом.
— Простите, но я не понимаю, какое это имеет отношение… — Настя почувствовала, что обижает своей резкостью эту странную журналистку, но не исповедоваться же перед ней.
— Да, конечно, извините. — Инга встала и достала из сумочки зеркало.
Она припудрила лицо и поправила прическу.
Настя тем временем маялась от собственной нечуткости. Человек ей душу наизнанку вывернул, а она: «Какое это имеет отношение?..»
— Вы не обижайтесь, что я так грубо… — начала лепетать Настя.
— Что вы? Я никогда не обижаюсь. Это глупо, — сказала уже пришедшая в себя Инга. — И не грубо вы вовсе… Грубо — это по-другому, это… — Инга обворожительно улыбнулась, а потом снисходительно посмотрела на сидящую с несчастным и виноватым видом Настю. — Впрочем, так у вас все равно не получится…
Они обе помолчали.
Настя растерянно. Она просто не представляла себе, что еще можно сказать и вообще что ей с этой странной девушкой делать.
Инга же думала о чем-то своем. Она ковыряла облупившуюся на парте краску шикарным ярко-красным, точно в тон плащу, ногтем и, похоже, очень увлеклась этим занятием. Настя наблюдала, как растет на глазах серое уродливое пятно, но не решилась сделать ей замечание, хотя детям заниматься такими вещами было категорически запрещено.
Инга неожиданно прекратила портить школьное имущество и подняла голову. Она посмотрела на Настю каким-то плутовским, цыганским взглядом и выдала:
— Что-то подсказывает мне, что вы будете очень счастливы!
