Полина Поплавская - Уроки любви
Но лейтенант Роборе, похоже, был не из робкого десятка.
– Вы должны обещать мне, что в Лабреа пассажиры и команда будут беспрекословно отпущены, – твердо проговорил он.
– Катитесь куда хотите, если хватит бензина.
Они скрылись в пилотской кабине, а в салоне повисла тишина, от которой ломило голову и звенело в ушах. Пат лихорадочно соображала, что можно предпринять. В конце концов все не так страшно. Лабреа – известное место тайных исламистских лагерей, которые почти невозможно обнаружить в раскинувшейся на многие сотни миль сельве, но эти двое похожи скорей на простых уголовников, чем на восточных фанатиков… Если согласиться с их требованием, то все может еще закончиться испугом и несколькими часами под раскаленным солнцем в каком-нибудь необитаемом месте. От подобных размышлений Пат оторвал глухой стон Брикси.
– Что с тобой? – рванулась Пат. – Немедленно снимите скотч, вы же видите, ей дурно! – Брикси действительно стала оседать в руках «мачо».
– Да, такую корову на весу не удержать, – хмыкнул он и резко встряхнул Брикси.
– Немедленно отпустите ее!
– А ты готова ее заменить?
Краем глаза Пат увидела, что к ним по салону бежит Шонка, и это было по-настоящему опасно. Она не знала, как сейчас поведет себя мальчик, возможно, он бросится на террориста, защищая мать… Времени для размышлений больше не было.
– Да, конечно, я заменю ее. – С бешено колотящимся сердцем Пат подошла к террористу, спокойно и презрительно посмотрев на него. Он на мгновение оторопел, но тут же, словно опомнившись, схватил Пат за плечи и резко развернул ее. Лопатками Пат ощутила его твердую выпуклую грудь, а поперек своего живота – руку с гранатой.
– Даже приятно подержать в руках такую смачную гринго.[37] Постой, что-то мне знакомо твое личико, – он развернул голову Пат к себе, обдав женщину запахом текилы и мятной жвачки. – Да неужто сама Патриция Фоулбарт, под чьи передачи мы выросли!? Вот повезло! Мне никто и не поверит, что я обнимал ее. – Он захохотал и нахально передвинул руки с ее плеч на грудь.
Пат прикусила губы. Лежавшая на полу Брикси, возле которой уже был ее сын, слабо пошевелилась и с помощью Шонки отползла к ближайшей стене, к которой привалилась спиной. Террорист длинно и грязно выругался. Мальчик с трудом оторвал скотч ото рта матери. Брикси несколько раз лихорадочно вздохнула и прошептала:
– Спасибо, Пат. – Ее щеки слегка порозовели. Шонка обнял мать и сверкающими, полными слез глазами взглянул на террориста, сквозь зубы презрительно процедив какое-то ругательство.
Прошло несколько минут, тишина в салоне была невыносимой, и невыносимым было ощущение руки террориста на груди Пат. Но она поняла, что самолет начал снижаться. Нервно мявшая ее грудь рука сразу же успокоилась.
– Снижаемся, снижаемся, – поползло по салону.
– До полной остановки самолета никому не двигаться! – заорал террорист. – А потом сидеть в самолете, пока мы не скроемся из виду! – Отпустив грудь Пат, он выхватил из кармана полицейский кольт, приставив его к ее шее. От холодного прикосновения оружия у нее сразу свело челюсть. Из пилотской кабины выскочил Коротышка с двумя «береттами» на взводе.
– Одно движение – и останетесь тут все!
Пат увидела искаженные ужасом лица пассажиров и поняла, что сейчас может начаться паника. И, заставив себя забыть о кольте, она негромким, но верным голосом запела мелодию, с которой начинались дневные передачи «Большого билета». И увидела, что люди, прислушиваясь к ее голосу, стали успокаиваться, и уже другой, восхищенный, шепот зазвучал в придавленном страхом салоне.
– Смотрите, смотрите, это же Фоулбарт, сама Фоулбарт!
При посадке самолет сильно тряхнуло, и после пробега, показавшегося Пат бесконечным, он, наконец, остановился. Она скосила глаза в иллюминатор – за ним действительно зеленело какое-то поле. «Слава Богу!» – успела подумать она перед тем, как люк посреди салона взмахнул своими полукружиями, и почти одновременно раздались два выстрела. Третьего же, сделанного дернувшейся в агонии рукой уже мертвого террориста, Патриция Фоулбарт не услышала.
Звездный дождь, путаясь в черных, потоком льющихся волосах ее вечной любви, сверкнул в последний раз перед ее открытыми глазами и исчез уже навсегда.
* * *Почти сутки Стив находился между жизнью и смертью, но его железное здоровье, а может быть, и просто вера в то, что жизнь создана для радости, и создана, в общем-то, справедливо, вытащили президента Си-Эм-Ти по эту сторону света. И когда Джанет пустили к нему в палату интенсивной терапии в первый раз, она увидела на сером лице все те же голубовато-серые насмешливые глаза. «Господи! – подумала она, припадая губами к его щеке, – ну почему в моих ровесниках нет и десятой доли той настоящей мужественности, что так чувствуется в нем даже сейчас?!» А вслух сказала, скорее утверждая, чем спрашивая:
– Теперь все будет отлично, да, папа? Ты сражался со своим инфарктом, как лев!
Стивен прищурился и еще мало послушными губами прошептал в ответ:
– Я предпочел бы сравнение с гризли. Знаешь, чего бы мне сейчас хотелось больше всего?
Джанет нахмурилась, изображая раздумье.
– Наверное, увидеть Жаклин?
Стив тихо рассмеялся и поманил ее пригнуться к самому уху.
– Я бы выкурил хороший косячок.
Джанет осторожно уткнулась ему в плечо, тоже засмеявшись. Все-таки их поколение неисправимо!
Она никогда не могла понять увлечение наркотиками, которыми в Оксфорде баловались многие. Даже Хаскем порой позволял себе несколько затяжек марихуаны, не забывая при этом заметить, что все же такое развлечение в наше время – удел слабых или уж каких-то совсем супертворческих личностей. Он считал, что наркотики существуют только для того, чтобы выявить в человеке, а точнее в мужчине и женщине, их голую сущность: мужчина, попавший в их власть, будет только непрестанно функционирующим мозгом – но ничего больше, а женщина, наоборот, станет вместилищем плотской любви, равнодушным и бесстрастным ко всему остальному. И Джанет, слишком хорошо уже знавшая, что такое на самом деле тот плен тела, о котором с упоением говорит вся массовая культура, без сожаления оставила свои попытки получить хоть какое-то удовольствие от курения «травки».
– Как только тебе позволят курить – непременно! А теперь я пойду, да? Мне дали всего две минуты, а прошло уже никак не меньше пяти. И Ферг истомился в вашем больничном парке. Я хочу снять палату для нас рядом с твоей и пожить без хлопот столько, сколько надо. Ведь как только ты начнешь вставать, мы будем тебе нужны вдвойне! А, папа?
Стив благодарно прикрыл глаза.
