Полина Поплавская - Уроки любви
– Ах, это! Это я привезла с собой в тот раз, когда умер папа. Он так любил их и, помню, не позволял Селии даже дотрагиваться, не говоря уже обо мне.
– Но, мама, – удивилась Джанет, как настоящая ведьма, искренне верящая во многие предрассудки, – нельзя брать растения на память об умершем, разве ты не знаешь? Это плохая примета!
– Да, ты у нас настоящий доктор права! – засмеялась Пат. – Пойдем лучше заберем Стива с Фергом, которые по случаю вашингтонской выставки Жаклин одни, и отправимся куда-нибудь в Салем. Я так давно не ужинала среди своих.
Джанет натягивала на себя что-то уж совсем прозрачное и облегающее и с удовольствием осматривала в зеркале свое порочно-девическое тело, когда-то так верно угаданное смуглым танцующим юношей…
– Да, мама, а почему все так странно отреагировали на мой вопрос о женитьбе Милоша?
– Потому что в ней нет ничего хорошего.
– То есть?
– Он женится на женщине, которой за сорок, талантливой ученице профессора Вирц. Бедный мальчик, он совсем запутался. – И что-то похожее на слезы сверкнуло в карих, умело подкрашенных глазах. – А теперь пойдем, а то скоро станет совсем темно и холодно.
__________
Наутро после отъезда Пат, летевшей каким-то очень длинным и сложным путем сначала в Каракас, потом в Лиму и только оттуда – через горы к устью Пуруса, Джанет тоже стала собираться. Мысль о Милоше не давала ей покоя и жгла раскаленным железом обиды. О, если бы он женился по любви, это было бы простительно, – но так, может быть, с отчаяния, может быть, назло, может быть, вообще из каких-то непонятных ей движений его славянской души! Что ж, в таком случае она непременно увидится с ним, но только уже в виде миссис Хью Хаскем, и он прочтет на ее лице то, чего сумела она достичь в науке и в обществе, а по ее звучащему даже под одеждой телу догадается и о том, в какие бездны ей довелось спускаться, каждый раз возрождаясь снова. И несмотря на то, что Джанет прекрасно сознавала наивность подобного рода мечтаний, она все же радовалась им, как лишнему доказательству того, что душа ее снова обрела способность по-настоящему жить, а не млеть в отраженном мире кривых зеркал.
Она съездила в Лейквуд, побродила по пляжу, искоса поглядывая на заброшенный дом и все-таки не находя в себе сил зайти туда. Но она еще непременно зайдет в этот дом, когда… Но пока Джанет никак не могла переступить рубеж этого более близкого, чем простое фото и голос на диске, знакомства с отцом, уже не украденного, как из тайком прочитанных писем, а настоящего, взрослого, сознательного. «Может быть, когда у меня самой будут дети?» – подумала она, но тут же содрогнулась, представив себе детей от их с Хаскемом соитий. О, конечно, их предназначение – блеск, триумф интеллекта и утонченной плоти, ибо умному мужчине в паре с подлинно женственной женщиной доступно многое, очень многое…
Когда Джанет вернулась домой, то застала там Ферга, рыдающего на руках фрау Грох.
– Господи, что случилось?
– Херр Шерфорд есть… Решается… Клиник… – заговорила фрау.
– Да говорите же по-немецки, мы ведь вчера говорили с вами именно на нем!
– Господина Шерфорда только что отправили в клинику Святой Екатерины с обширным инфарктом. Я уже сообщила госпоже Шерфорд.
– Но он жив!? – Джанет выхватила Ферга у растерянной немки, готовая мчаться куда угодно и делать все, что понадобится.
– Да, они сказали, что пока он жив, – Ферг наконец обрел в объятиях сестры дар речи, и они оба, обгоняя друг друга, помчались в клинику, находившуюся через несколько улиц от дома.
* * *Из Филадельфии до Каракаса Пат долетела, не заметив времени, и на этот раз не только потому, что за долгие годы путешествий в самые разные точки планеты настолько привыкла к салонам самолетов, что научилась или мгновенно засыпать, наверстывая упущенное, или настолько отдаваться душой редко выпадающему досугу, что любой перелет не казался ей длинным. Сейчас Пат думала о дочери и, пожалуй, в первый раз думала успокоенно и с некоторым облегчением. Даже несмотря на то, что брак предполагался с таким человеком, как Хаскем, Пат была довольна. Это был поступок, была определенность.
Джанет двадцать два – ей самой было всего на полгода больше, когда родилась дочка, и как знать, скольких горестей и внутренних надломов сумела бы она избежать, будь в то время замужем. По-настоящему замужем. Дети должны рождаться в браке, и притом в счастливом браке, – это утверждение Пат выносила за годы своей работы по созданию кризисных центров. Она достаточно насмотрелась и на молодых безголовых девиц, совершенно бездумно, как к куклам, относящихся к своим младенцам, и на женщин далеко за тридцать, решивших родить ребенка не то для самореализации, не то для утехи. И если к первым Пат относилась с легким брезгливым недоумением, то ко вторым – с откровенной неприязнью. Слава Богу, к Джанет все это не относится. В ней есть та свобода, и внешняя, и внутренняя, которой так недоставало Пат, воспитанной на чувстве долга. Ведь Чарльз и Селия, так много требовавшие от нее, оттаяли с внучкой, и это ничуть не испортило девочку, наоборот. Но Пат понимала и то, что привитое с младенчества чувство долга помогло ей справиться в жизни со многим, а вот как поведет себя в критической ситуации ее дочь?
Аэропорт в Каракасе напомнил Пат залы ожидания ее детства: суета, переполненность… Из-за отмены рейса в ее распоряжении неожиданно оказались два свободных часа. Купив тут же широкополую местную шляпу и огромные черные очки, чтобы полностью скрыть лицо, слишком хорошо известное и здесь, Пат собралась было посидеть с книгой, но совершенно случайно вспомнила, что здесь, совсем недалеко от берега находится знаменитый островок Тортуга – пристанище и логово всех исторических и литературных пиратов, корсаров и каперов. И не задумываясь более ни минуты, Пат отправилась туда.
Увы, как и следовало ожидать, она была разочарована: никакого намека на былую романтику – сплошные отели и пляжи. Только раз, присев на изрезанном берегу бухты и опустив ноги в неправдоподобно зеленую, густую и ласковую, как мед, воду, Пат прикрыла глаза и вдруг вспомнила иные, черные, нежные, волны бухты у Эсбьюри-парка и обнаженного флибустьера с прилипшими к ее плечу тяжелыми длинными волосами. Но это было даже не воспоминанием, просто памятью тела. Тортуга все же подарила ей свой подарок.
В салоне самолета, тоже похожем на салоны шестидесятых, узком и тесном, Пат протиснулась на свое место у иллюминатора и невольно уперлась коленями в спинку кресла впереди. Из-за спинки немедленно высунулась физиономия мальчика лет пятнадцати, совершенно индейского вида, подкупающе мужественная и даже красивая. Впрочем, сидящая рядом женщина, вероятно мать, тут же одернула мальчика, и лицо скрылось. Пат улыбнулась, снова погружаясь в мысли о Джанет.
