Элизабет Лоуэлл - Идеальная женщина
Хок видел удивление и восторг, смешавшиеся в ее горящих глазах, и понимал, что он первый мужчина, касающийся сокровенных уголков ее тела и заставляющий это тело таять, как воск.
Он коснулся губами ее шеи, возвращая ей нежность и тепло, дарованные ему ее атласным телом.
Энджел попыталась произнести его имя, но губы не смогли издать ни звука. Хок лишил ее способности говорить.
Сам же он в жизни ничего не желал более страстно, чем теплую глубину ангела, доверившегося ему.
— Я не сделал тебе больно? — спросил Хок, щекоча ей губы своими усами.
Вместо ответа Энджел шире раздвинула бедра навстречу его томительным ласкам. Хок коснулся большим пальцем набухшего бугорка, и Энджел вскрикнула, пытаясь выразить словами неземное удовольствие, переполнившее все ее тело.
Потом он наклонил голову, лаская ее груди, темную ямочку пупка и, наконец, жаркий тайник, раскрывающий свои секреты под нежными прикосновениями его губ.
Мир перестал существовать. Остались только ястреб, боготворивший ангела, да вскрики ангела, возносившиеся в пустую голубизну неба. И когда она больше не могла выносить этого, он прижал ее к себе и мягко вернул на землю.
Энджел медленно открыла глаза, ослепленная невыразимым наслаждением, которое подарил ей Хок. Она обхватила его руками и потерлась щекой о его горячую грудь.
Хок запустил длинные пальцы ей в волосы и слегка притянул к себе. Она откинула голову назад и взглянула в ясные, горящие глаза Хока. Ей хотелось рассказать ему, что она чувствовала и что чувствует сейчас, но она не знала как. Таких слов не было.
Губы Энджел, все еще горящие от поцелуев Хока, произнесли единственную правду, какую она сейчас знала:
— Я люблю тебя, Хок.
Она увидела, как внезапно потемнели его глаза и как дрожь пробежала по его сильному телу.
— Энджел, — хрипло сказал он, — я не думал… я не ожидал… — Слова застряли у него в горле. Он нежно поцеловал ее веки, прикрывая их, не в силах вынести сияние ее сине-зеленых глаз. — Я скорее перережу себе горло, чем снова причиню тебе боль, — хрипло сказал Хок. — Я слишком долго ненавидел, Ангел, слишком долго. Мне слишком поздно любить. Она протянула к нему руки и нежно обхватила его лицо, понимая и любя в нем все: ненависть и великодушие, холодное прошлое и ослепительное настоящее. Она поцеловала его в губы так же нежно, как это раньше делал он.
— Я люблю именно тебя, а не какой-то идеал, — сказала Энджел. — И ты совсем не обязан любить меня в ответ. Позволь мне провести с тобой несколько недель. Я не прошу ничего, только… — Ее лучистые глаза вдруг потухли. — Не говори мне, когда захочешь уйти, — прошептала она. — Просто уходи. И я пойму, что все кончено.
— Ангел, — прерывающимся от волнения голосом сказал Хок.
— Все хорошо, любовь моя, — пробормотала она, целуя его, и ее глаза снова засияли. — Я достаточно сильна, чтобы любить тебя, а потом отпустить на свободу. Только не отбирай у меня то, что ты можешь дать… несколько недель полета на крыльях чудного ястреба.
Тело Хока напряглось, слабо сопротивляясь рукам Энджел, которая пыталась притянуть его лицо к своим губам. Потом ее язык затеял игру с его губами, которой она только что у него научилась.
— Пожалуйста, — прошептала Энджел, — не отвергай мою любовь.
Глава 24
С почти беззвучным стоном Хок разомкнул губы и вдохнул сладость рта Энджел. Он долго не ощущал ничего, кроме вкуса ее губ и теплоты ее гибкого тела.
Затем он почувствовал, что желание, которое он так долго старался подавить, вот-вот выйдет из-под контроля и разорвет его на части. Он крепко обнял Энджел.
— Ты не знаешь, что ты делаешь, — хрипло сказал Хок.
Энджел подняла глаза и улыбнулась древней улыбкой Евы.
— Я неопытна, но не глупа, — сказала Энджел. — Я знаю, что ты дал мне все, ничего не взяв себе. Теперь мой черед давать тебе.
— Ангел… Ангел, — пробормотал Хок.
Он сказал это очень тихо, борясь с самим собой и страшась принять этот дар.
— Да, — отозвалась она.
— Я безумно хочу тебя, но я боюсь снова причинить тебе боль. Ты не знаешь…
— Тогда научи меня, — перебила она его.
Энджел потерлась губами о его грудь, нашла языком темный сосок и прикоснулась так, как Хок прикасался к ней.
— Я хочу быть твоей женщиной, — сказала она.
— Ты уверена? — спросил Хок.
Его голос дрожал от едва сдерживаемых чувств. Он резко встал, словно боясь случайно прикоснуться к Энджел, если она вдруг передумает и решит не испытывать его страсть.
Энджел посмотрела на сильного загорелого мужчину, стоящего перед ней, и поняла, что он вспоминает тот первый раз, когда так безжалостно и небрежно взял ее.
Она видела, как томится ожиданием его мускулистое тело. Энджел подняла руку и положила ему на оттопыривающиеся джинсы.
От этого прикосновения Хок напрягся, как натянутая тетива, и Энджел заметила, как в его глазах мелькнуло яркое пламя страсти.
— Уверена, — сказала Энджел. — Тебе придется научить меня тому, чего тебе хочется. Ты не возражаешь?
В ответ Хок хрипло рассмеялся и слегка подался вперед, сильнее прижимаясь к ласкающей его руке. Кончики ее пальцев легко скользнули вниз, страстно, но мягко, как раньше делал он.
Хок со стоном прикрыл ее руку своей ладонью и мгновение держал, не отпуская от переполненной желанием плоти. Затем поднес ее руку ко рту и нежно куснул за подушечки пальцев.
— Когда ты научилась так прикасаться ко мне? — спросил он.
— Ты сам научил меня.
— Когда?
Энджел поймала руку Хока и куснула за пальцы точно так же, как сделал это он.
— Только что, — сказала она.
Хок подумал о других ласках, более интимных, о нежных вскриках и всеобъемлющем пламени страсти. Энджел была неопытна, но ответила ему так неистово, что чуть не лишила его контроля над собой.
Невинная, великодушная, чувственная — таких он еще не видел.
— Ангел, — пробормотал Хок. — Ты заслуживаешь лучшего мужчину, чем я.
— Лучше мужчин не бывает, — с уверенностью сказала Энджел, и каждое ее слово дышало любовью.
— Мир полон ими, — возразил Хок.
— Но не для меня.
Хок закрыл глаза, понимая, что Энджел говорит искренне. Он знал, что она любит его, не заботясь, заслужил он это или нет, и любит ли он сам ее.
И еще он знал, что ему нужно уйти, исчезнуть, чтобы Энджел смогла найти мужчину, который был бы ее достоин.
— Я не способен научить тебя ничему, кроме того, что такое боль, — почти с отчаянием сказал Хок.
— Тут ты не скажешь мне ничего нового, — мягко возразила Энджел. — Все, что у меня могло быть сломано или разбито, было сломано и разбито. Тело, мысли, сердце.
