Керстин Гир - Непристойное предложение
— Так-так, Эвелин, — сказал Оливер. — Значит, ты снова покуриваешь травку? Или теперь речь идет лишь о деньгах? Но меня, во всяком случае, не надо убеждать в том, что интерес к этим цветочкам у тебя чисто ботанический. И повышенный спрос на материал для научных исследований — для меня тоже не аргумент, — И, повернувшись к старикам, чеканя каждое слово, добавил: — Моя жена во время учебы в университете не случайно имела прозвище Потти![25]
— Потти! — воскликнул Шерер и закатился таким приступом хохота, словно уже успел курнуть приличную дозу травки.
— Вот именно, Потти, — совершенно серьезно повторил Оливер. — Как идут дела? Ты вырастила это для собственного употребления, Потти?
— Уже хорошо, ты, филистер. — Эвелин, улыбаясь, повернулась к старикам. — Можно подумать, что с тех пор, как он перестал быть Шитти,[26] прошел не один световой год.
У Шерера начался новый приступ хохота. Остальные тоже заулыбались. Только я смотрела на Оливера и Эвелин с открытым ртом. Это было нечто абсолютно неожиданное.
— Только я давно вышел из того возраста, — сказал Оливер. — Сегодня я уже взрослый человек и хорошо знаю, что несу ответственность перед остальным миром за определенные поступки.
— Шитти и Потти, — прохрипел Шерер, задыхаясь от хохота. — Потти и Шитти! Я давно так душевно не смеялся!
— Я тоже вышла из того возраста, — произнесла Эвелин, обращаясь к Оливеру. — И я к тому же, кажется, беременна.
— Что?! — закричал Оливер.
— Что?! — закричали хором старики и я.
— Сердечные поздравления, — сказал господин Кабульке.
— Потти беременна от Шитти, Потти беременна от Шитти, — пропел Шерер и схватился руками за живот от смеха.
— Кажется, — еще раз уточнила Эвелин.
— Ну, пора, пора, — вставил доктор Бернер. — Так часто встречаться в отеле, как это делали вы…
— А та книжка, которую я вам дал, она ведь и вправду хороша, — сказал Хуберт. — Мы с моей женой частенько заглядывали в нее.
Оливер прикусил губу. Определенно на сегодняшний день ему было многовато. Сначала эта история с шоу на телевидении, а теперь еще и известие о долгожданном потомстве. Он выглядел так, словно был не в состоянии как следует осознать происходящее.
— И что нам теперь делать? — растерянно спросил он.
— У меня дома есть тест на беременность, — сказала Эвелин. — Я могу его сделать прямо сейчас, и тогда можно будет говорить более определенно.
— Да, — с ликованием поддержал Хуберт. — Я за то, чтобы мы немедленно это сделали.
— Я тоже, — одновременно сказали доктор Бернер и Шерер.
— Может быть, вы пока полюбуетесь на свою коноплю, уважаемые господа, — сердито произнес Оливер. — В конце концов, тест на беременность — штука весьма интимная, вам не кажется?
— Жаль, — разочарованно заметил Шерер.
Вероятно, его поколение не имело также счастья узнать, что такое тест на беременность, и для общего развития им это было ну очень важно.
— А где, собственно говоря, Штефан? — спросила я, постепенно начиная превращаться в нормального человека.
— Ему все происходящее здесь кажется слишком инфантильным, — сказала Эвелин. — Кроме того, у нашей кривоножки сломалась машина, и он повез ее домой.
Хуберт посмотрел на часы.
— Но может в любую минуту вернуться, потому что в половине третьего муж кривоножки возвращается домой.
— Откуда вы знаете? — спросила я ошеломленно.
Я даже не знала, где живет Петра, а уж тем более во сколько обычно приходит домой ее муж.
— Мы знаем все, — серьезно проговорил Хуберт.
— По-моему, не очень вежливо все время называть ее кривоножкой, — сказал Шерер. — А вдруг у нее есть другие достоинства?
— Да, много, за исключением мозгов, — съязвила Эвелин.
Шерер снова хихикнул.
— Хорошо сказано, Потти, хорошо.
Эвелин хлопнула в ладоши.
— Тогда вперед.
Все, кроме меня, пришли в движение. Старики под руководством Кабульке направились в оранжерею номер пять, чтобы осмотреть урожай, выращенный Эвелин, а она вместе с Оливером пошла в наши руины делать тест на беременность. Я осталась в магазине совсем одна. Состояние у меня было такое, словно желудок чем-то обожгли. Может быть, все дело в водке?
Что за сумасшедший день!
Сначала участие в качестве куклы в этом дурацком ток-шоу у Йохена, затем восхождение в качестве новой телезвезды, потом это сборище со стариками, история про Потти и Шитти и в довершение всего — беременность Эвелин.
Я зашла в кабинет Штефана, уселась на старый гостевой диван и уставилась на медленно вращающийся вентилятор под потолком. Почему же Штефана до сих пор нет? Мне так много нужно было ему сказать. Теперь, когда у меня все так удачно сложилось с новым проектом на телевидении и я могла сама начать хорошо зарабатывать, мы уже не нуждались так остро в этом миллионе. Мы могли бы попытаться склеить черепки и спасти нашу семью. И нашу честь или хотя бы ее остатки. Это был самый подходящий момент. Если бы мы захотели, то могли бы провести остаток лета как нормальные люди. Теперь, когда Эвелин забеременела, ситуация с нашим обменом партнерами становилась еще более нелепой. Не мог же Штефан этого не видеть.
От этих мыслей и кружения вентилятора у меня тоже закружилась голова. Я закрыла глаза и прилегла на диван, свернувшись калачиком. Ой! Что-то неприятно кольнуло меня в ребра.
Это была розовая заколка для волос. Заколка Петры. Что делала на этом диване эта дурацкая заколка?
Внезапно голова моя протрезвела. Конечно, появлению этого предмета можно было найти тысячу самых убедительных объяснений, но в этот момент я осознала, что ни одно из этих объяснений не будет достоверным. И ни одно из них даже не стоило принимать во внимание.
Было только одно-единственное объяснение: не Эвелин причина изменившегося поведения Штефана и всего, что происходило с ним в последнее время. Это Петра. Маленький хорек.
Недаром Элизабет меня предупреждала.
С того времени как я больше здесь не жила, условия для Петры и Штефана сложились идеальные. После окончания рабочего дня они могли совершенно безо всякой опаски встречаться друг с другом. Например, в этом кабинете. На этом диване.
Эвелин, похоже, знала об этом. Старики тоже. Они имели возможность следить за Штефаном круглые сутки.
О мой Бог, не Петра была глупой гусыней, а я! И догадаться об этом можно было самое позднее после истории с солярием. И Петра с этими своими улыбочками, сюсюканьем и слащавыми прощаниями не делала особой тайны из того, что ей нравится Штефан.
