Татьяна Веденская - Вся правда
– Что же теперь с Сашенькой будет? – простонала Ванесса, когда я зашла посмотреть, как она. А действительно, что? Одно ясно, в скором времени мы его не увидим. Его увезли куда-то в неведомое мне СИЗО. Никакого желания его проведать у меня не было. Вместо Лекса в моей душе образовалась пустота, некая черная дыра, от которой только немного веяло холодом, не больше. Впервые за все то время, что провела в его обществе, я спокойно засыпала и просыпалась. Спокойно читала книжки, подогревала чай, варила Леське кашку.
– Что же теперь с Сашенькой будет? – снова и снова приставала ко мне свекровь, полагая, что мне, как его жене, положено разделить с ней страхи и страдания.
– Не знаю. Наверно, посадят.
– Какой ужас, – начинала плакать она. Интересно, что Снейк, забитый насмерть Лексовыми ногами в тяжелых сапогах – казаках, не кажется ей «таким ужасом». А вот то, что Лекса посадят в клетку, как обезьяну, ее пугает и приводит в состояние нервной невменяемости.
– Зато в тюрьме он от наркотиков отучится, – старалась я хоть чем-то порадовать ее.
– Какая же ты черствая! – ужасалась она. Весь следующий месяц мы с ней давали показания следователю, усталому мужичку с рязанским выговором. Наши показания разнились. Ванесса пыталась доказать, что Лекс совершенно случайно споткнулся о Снейка, я же честно говорила, что видела, как он его пинал.
– А по голове он его бил?
– Ну… Он его, в основном, именно по ней и бил. Снейк еще отплевывался кровью и хрипел.
– Скажите, а вы обвинение предъявлять будете? – интересовался он, и я понимала, почему. В деле лежали документы о травмах, нанесенных мне. Снятие побоев, кажется, так.
– Не буду, – утешала я его. Что могут решить какие-то побои жены, раз есть труп. В любом случае, у меня будет достаточно времени, чтобы понять, что делать дальше.
– Сколько ему могут дать?
– От пяти до пятнадцати лет.
– А кто это будет решать?
– Судья. Это будет решать судья на суде, – он вздохнул и принялся что-то писать в листке. Я расписалась и встала. Значит, у меня есть не меньше пяти лет. Не оправдают же его, в конце концов.
– А в чем его обвинят? В убийстве? – обернулась я на пороге.
– Зачем? Причинение тяжкого вреда здоровью, – «утешил» он меня.
– Как это? Снейк же умер.
– Но ваш муж не имел изначально таких намерений. Он же его просто хотел побить, – пояснил следователь. Не понимаю, как можно так решить. Если он его бил сапогом по голове и кричал – убью – то как же он мог хотеть всего лишь подраться. Странная у нас система правосудия, мне ее не понять. Впрочем, мне многого в этом мире не понять. Например, Ванесса Илларионовна, осознав, что от меня ни поддержки, ни сочувствия не дождешься, принялась виться ужом, раздобывая деньги на адвоката. Она вывернулась наизнанку и завернулась обратно, но таки нашла одного юриста – энтузиаста, который принялся воевать не на жизнь, а на смерть со следствием. Эта борьба длилась четыре месяца, за которые свекровь попала в рабскую зависимость от этого адвоката. Она продала все, что только было в доме ценного, заняла у всех, кто еще что-то был готов ей дать, а на остальное написала расписки.
– Зачем вам это? – спрашивала я ее.
– Как же? Надо мальчика спасать, – поражала меня своей тупостью она.
– Какого мальчика? Это же наркоман, который вернется и превратит вашу жизнь в ад. И никогда уже ничего с этим не сделать! Чего вы добиваетесь? Чтобы он вернулся как можно быстрее?
– Ты не понимаешь, ничего не понимаешь, – плакала она в ответ. – Этот ж мой сын, у меня больше нет никого.
– А мы? А Леська?
– Но с вами же все в порядке.
– Да что вы? – поражалась я. Оказывается, с нами все в полном порядке. Если бы не моя уверенность, что все это – нереальная, исчезающая навсегда часть моей жизни – я бы реагировала на такие заявления более резко. А так, я смотрела на все как на ленту кино, когда развязка уже ясна и скоро потекут снизу вверх титры.
– Что ты знаешь? Ты так откровенно его ненавидишь, а ты хоть слышала, как он стал таким?
– Нет, – я на самом деле думала, что Лекс был таким всегда.
– А ведь был отличный ребенок. Маленький мальчик, ангел, которого мне послал Бог на старости лет.
– Правда? – заинтересовалась я. Честно говоря, вообще не представляла, что он мог бы быть малышом. Хотя, если уж быть до конца честной, не мог же он родиться вместе с пеналом и шприцами. Уж наверное, он и в садик ходил, и в школе решал уравнения с несколькими неизвестными.
– Никогда себе не прощу, что подарила ему мотоцикл. Ему же было всего четырнадцать, он совсем не контролировал ситуацию.
– И что случилось?
– Он попал в аварию. На полной скорости врезался в КАМАЗ.
– Как же так?
– Не рассчитал траекторию поворота. Бедный мальчик. Его буквально по частям собирали. На асфальте крови было целое море.
– А как он выжил? – спросила я.
– Он лежал в больнице полтора года. Из них год – на наркотиках. Ему было очень больно, очень.
– Понятно, – протянула я. Как странно, что такую ужасную историю я узнаю только сейчас, когда больше не имею, по сути, к Лексу никакого отношения.
– Теперь ты понимаешь, что я не могу позволить отнять у него пятнадцать лет жизни.
– Теперь да, – кивнула я и ушла к себе. Суд состоялся в начале мая, после праздников Труда и Победы. В ясный и теплый весенний день Лекс стоял в отвратительном зарешеченном закутке и слушал приговор.
– Бобкова Александра Александровича признать виновным по статье сто одиннадцать четвертой части УК РФ и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком пять лет с отбыванием в исправительной колонии строгого режима. Приговор может быть обжалован и опротестован в течение семи суток. Заседание объявляю закрытым, – щелкнул молоток, бледный и похудевший Лекс ни на кого не глядя вышел из зала суда. Больше никогда я его не видела. Его мать постаралась на славу. Пять лет – ничтожная ставка при таком преступлении, но все равно. Через пять лет я уже лежала на своем желтом пляже и смотрела, как смешно плещется в море Леська. Через пять лет она уже почти не говорила по-русски. И я ловила себя на мысли, что эта мысль звучит в моей голове на чужом языке. А в том мае я вдруг открыла глаза и вспомнила телефон Миши Потапова. Проснулась на следующее утро после суда и увидела перед собой цифры. Несколько чисел, которые, как я думала, давно забыла. Я встала, набрала их вместе с кодом Москвы и через минуту услышала сонный голос Мишки. Такого забытого, такого родного. Мишки, который по определению не мог сделать мне больно.
– Алиса, это ты? Неужели это и в самом деле ты?
– Это я.
Глава 2 Перемена мест и слагаемых.
