Держись от него подальше - Ксюша Левина
Пелена спадает слишком быстро – я уже стою с почищенной перепиской и не могу понять, что это было.
– Какая же дура! – ругаю я сама себя, возвращаю телефон на место и, чуть не плача, пытаюсь себя хоть чем-нибудь успокоить.
Никогда не делала ничего подобного и не знаю, как поступить. Браслет на руке, должно быть, сходит с ума, показывая пульс, потому что я вот-вот шлепнусь в обморок. Нельзя было так поступать, но я до ужаса не хочу, чтобы Тимура хоть как-то касалась тема Егора. Совсем. Ни капли. Ему это не нужно и мне не нужно. Тимур – что-то чистое и хорошее, а Егор – больной придурок из прошлого.
Я сама себе так не нравлюсь, что на душе разливается яд, как будто нужно было не квартиру вычищать, а меня, трусиху.
– Эй!
Костров возвращается, стоит в дверях с мокрыми, зачесанными назад волосами, с полотенцем на бедрах, красными от горячей воды щеками. И я почти готова ему признаться, что натворила, но просто засматриваюсь на это лицо, на глаза, которые глядят совершенно беззлобно. Не сурово и не холодно, как было раньше. Он уже почти мой. И я очень хочу его защитить. Очень хочу. Костров – самое светлое и нормальное, что было в моей жизни.
– Что?
– Ничего. – Голос оказывается севшим, сиплым.
– Устала? Голодна?
Я быстро киваю, вскакиваю на ноги, но Костров усаживает обратно. К моему удивлению, он включает духовку, достает из холодильника мясо, а из морозилки овощи. Отодвигает тюль, где, как я и предполагала, стоит горшок с зеленью.
Мясо отправляется в пакет, потом на лист для запекания. Тимур ставит таймер на двадцать пять минут, а я во все глаза наблюдаю за происходящим.
– Что?
– Ничего. Ну, я не думала, что ты будешь готовить в таком состоянии.
– Я разве готовил? Это заняло две минуты. И через двадцать пять будет горячая домашняя еда. Быстрее, чем доставка.
Передо мной появляются тарелка, досочка, нож и огурцы. Сам Костров занимается помидорами и болгарским перцем. Мне протягивает зелень из того самого горшка на подоконнике.
– Приступай, – усмехается он. – Ты же не думала, что я буду тебя кормить просто так?
– Умеешь готовить? – Я игнорирую его подколки и покорно режу огурцы, к которым Костров скидывает остальные овощи.
– Я же живу один. Конечно, умею. У меня нет уборщицы, кухарки, и я не пользуюсь доставкой еды. – Он ловко нарезает помидор прямо на весу, ровные куски падают в чашку. – Не отвлекайся. – Он улыбается, намекая, что я пялюсь, вместо того чтобы заняться делом.
– Так почему нет кухарки? Если есть водитель?
– Водитель – необходимость. Кухарка – роскошь. Не так трудно сунуть в пакет для запекания кусок мяса и нарезать огурец кубиками.
– Удивительный человек! – хохочу я. – Прости, я жила в семье, где папа не умел даже чай заваривать.
Он ничего на это не отвечает – комплимент не принимает. Просто пожимает плечами, достает ножницы и ловко стрижет руколу над тарелкой.
Не проходит и пяти минут, а все уже готово, и я поражаюсь, как быстро это на самом деле. Меня трудно заставить встать к плите, потому что в моем представлении готовка ужина – это пара-тройка часов. Но я обожаю домашнюю еду. Нужно срочно пересмотреть отношение к этому вопросу.
Вспомнив про часы, я снимаю их и кручу в руках. Тут же становится стыдно за необдуманный поступок.
– Почему не «Эппл Вотч»?
У него ведь совсем простой черный браслет. Пульсометр, часы и уведомления о сообщениях – видимо, все.
– Зачем покупать что-то за двадцать пять тысяч, если есть что-то за пять? Я изучил вопрос и понял, что не нуждаюсь в функциях, которые предлагают часы за двадцать пять. Эта штуковина прекрасно справляется.
– Ты странный, – шепчу я не ему, а часам, а затем застегиваю их на его руке.
– Хочешь остаться? Там, наверное, пыльно и пахнет краской, – шепчет он. Не мне, а моим рукам, скользящим по его запястью.
– Я… не знаю. Не уверена. Ты говорил, что ничего еще не решил, и…
На самом деле плевала я на его выдумки и оправдания. Просто мне до тошноты страшно из-за угроз Егора. Я бы осталась тут не думая, всю ночь просто бы обнимала этого космического человека, вдыхала запах волос и гладила ровную линию носа. Я могу себе это представить и даже не сомневаюсь, что мы не сможем лечь спать порознь. Пусть ничего большего, но обнимать его – это так круто и так достаточно. Я была бы более чем довольна.
Но все, увы, испорчено. В мой розовый сладкий мир ворвались и наследили грязными ботинками.
– Я к себе.
Он кивает в ответ и улыбается.
Мне кажется, он разочарован, а мне до боли в груди хочется остаться.
Мы едим мясо с салатом, почти все время молчим от усталости, и я уже собираюсь домой с невероятным теплом и умиротворением на душе. Костров не целует меня на прощание, будто откладывает это до встречи, и кровь закипает от недосказанности. Вместо этого он минут пять, кажется, меня обнимает, вдыхает запах волос, гладит плечи, в груди от этого жарко настолько, что хочется обнять Кострова еще крепче. Он даже что-то шепчет.
Ты такая молодец. Ты со всем справишься. Ты такая красивая. Что-то такое бессмысленное, от чего я не могу не смеяться. Мне странно, что он ничего не обещает, ни в чем не клянется. Он меня хвалит, и от каждого слова я вырастаю примерно на три сантиметра.
– Поверить не могу, – звучит его тихий-тихий голос над моей головой, – что меня впервые в жизни подвела выдержка… и я втянул тебя…
Я не дышу.
Костров откровенен со мной и говорит что-то личное. Давай, малыш, продолжай, пожалуйста. Это не страшно.
– Ты должна знать. – Он отстраняется, смотрит мне в глаза и на секунду поджимает губы, прежде чем продолжить. – Даже просто мысль, что я могу вот так тебя обнять, для меня фантастическая.
– Почему? Я же…
– Подожди. – Он качает головой. – Я не умею говорить красиво, но могу постараться говорить честно. Если ты в чем-то не уверена хоть на секунду – скажи. Потому что… – Он качает головой, подбирая слова и глядя куда-то над моей головой. – Это может очень далеко зайти, если я расслаблюсь.
– Расслабься уже.
Но он смотрит на меня так, будто лучше знает, как поступать правильно. Внутри все протестует, но спорить не хочу.
Я
