Держись от него подальше - Ксюша Левина
Но Кострова это явно не пугает. Он снимает рубашку, достает из сумки какие-то вещи и идет в ванную переодеваться. Я делаю то же самое и в ожидании кусаю ногти. Тимур возвращается, и мне приходится заново с ним знакомиться. Он ведь совсем другой – в серых спортивных штанах и серой футболке. Обычный человек. Лохматый и беззащитный.
– Привет. – Я улыбаюсь.
Он хмурится и удивленно поднимает брови:
– Привет?
– Я тебя таким еще не видела, – шепчу и делаю к нему шаг, а он отступает.
– Мы так точно далеко не уедем. – Тимур мимолетно целует меня в висок и тянет в гостиную к злосчастным банкам водоэмульсионки. – Так что держись от меня подальше. Наша цель – сделать это жилище домом! Иначе придется давать тебе убежище, а я этого не хочу.
Я неодобрительно смотрю на него, хочу сказать, что вообще-то ничего такого и не просила, но он не дает даже начать речь:
– Расслабься, Ась. Ты разве не мечтаешь, чтобы у тебя была своя берлога?
Вообще-то мечтаю, еще как.
– И если бы тебе потребовалось убежище, я бы…
Дергаюсь в его сторону, а Костров усмехается про себя и качает головой.
– Не говори то, что и так знаю, – продолжаю я его мысль.
Он кивает.
Он бы меня приютил на самом деле. От этой мысли на душе тепло, приятно.
Смотрю по сторонам и вздыхаю. Это кошмарно даже, как будто невыполнимо. Мы достаем валики, которые я нашла в бабушкином гараже, открываем водоэмульсионку и обнаруживаем, что краска вполне жива. Одна банка темно-серой, одна – яркого синего цвета, две – белой.
Я смешиваю серый с синим, и выходит грязный, но симпатичный цвет.
– Идеально!
Костров помогает утащить страшный линолеум, который отрывается кусками (присох к бетону намертво), уносит ковры и побитые плинтусы. Гостиная становится просто серой коробкой с гулким эхо. Лампочка под потолком тускло освещает стены, грязное окно слабо пропускает угасающее солнце.
– Погнали? – неуверенно интересуюсь я у Кострова, а он кивает и подгоняет меня.
Мы красим стены в четыре руки. Как попало, без подготовки: шпаклевки, грунтовки. Мне нравится, что они неровные и сквозь белый цвет видны поры и бугры бетонных стен. Меня вполне устраивает один слой, и, когда все заканчиваем, я радостно смотрю по сторонам:
– Спасибо, что не нудил – мол, так не делается… Я этого боялась.
– Не бойся. Мне глубоко фиолетово, как именно ты будешь делать в своей квартире ремонт. Я просто… м-м… инструмент в твоих руках, – смеется он.
– Ты флиртуешь! Я знала.
И он тут же отходит, да так стремительно, будто я что-то сделала не так.
Пожав плечами, решаю, что уж лучше просто продолжать болтать, чем выяснять, что случилось.
Близится десятый час, когда Тимур предлагает закругляться. А я не хочу, чтобы он уходил, и нарочно долго мою инструменты, сидя на краю ванны. Мы оба понимаем – я просто тяну время. Он делает то же самое. Тщательно заново завязывает и переставляет с места на место мешки с мусором, которые мы уже давным-давно упаковали. Потом заходит ко мне и просто стоит, наблюдая за моими пальцами, скользящими по валику, и улыбается.
– Что?
– Ничего, просто смотрю, какая ты уставшая и умиротворенная, – тихо отвечает он, опирается спиной на тусклый кафель и складывает руки на груди.
Мы молчим дальше, но я очень остро ощущаю присутствие Кострова. Он впивается в меня взглядом, как щупальцами, и все внутри трепещет от этого вторжения.
– Будешь пялиться? – спрашиваю его.
Тимур пожимает плечами:
– Пока не определился. Пошли лучше посмотрим, что там у нас вышло.
Комната стала чистой и почти уютной, но в ней нет ни дивана, ни пола. А спальня все еще пыльная и с ужасным ковром. В этом месте я не чувствую себя дома. Кажется, что это временное жилище, которое нужно срочно покинуть, но умом понимаю, что это вопрос времени. И привычки. Именно тут нужно научиться принимать новую себя. В своей берлоге.
– Пошли поужинаем у меня, а то тут теперь даже стола нет. И душа, – вздыхает Костров, уже стоя на пороге.
В ванной у нас свалены ведра и валики, а кухонный стол накрыт пленкой – использовали его вместо стремянки. Можно все убрать, конечно, но нет ни сил, ни смысла: холодильник все равно пустой.
Мы тащимся, уставшие, к Тимуру, он пускает меня в душ первой, выдает халат и полотенце – белые, как в отеле. У него в ванной все белое: плитка, шторка, сантехника. Там очень чисто: шампуни стоят по линеечке, на полках ничего лишнего. Явно не хватает хаоса. А может, наоборот, в этом он находит удовлетворение, и тогда вмешательство будет точно лишним.
Мы меняемся местами, и теперь у меня есть возможность осмотреться. Вячеслав удостаивает своим вниманием лишь на пару секунд. Кажется, недоумевает, увидев нового человека.
У Тимура пустовато, мало вещей. Все на своих местах. Полки на кухне открытые, и там все четко: шесть тарелок, шесть кружек, шесть блюдец. Набор ложек-вилок – все одинаковое. Подставки под чашки, чтобы не было следов на столе, – просто черные. Двухкамерный холодильник забит под завязку одинаковыми продуктами. Я вспоминаю, что сама возила его в магазин все это покупать, и улыбаюсь.
На руке от входящего сообщения вибрирует браслет Тимура, и я сначала смотрю, а потом думаю.
«Уже отымел ее?»
Чего?
«Что, додик, понравилось?»
Я начинаю догадываться, и первый шок, ударивший больно в виски, отступает.
«Имей в виду: увижу опять, как вы ходите за ручку, – пожалеешь. Я предупредил».
Нет, это ни в какие рамки не лезет!
Телефон Тимура лежит тут же экраном вниз. Я тянусь к нему, как к опасному животному, очень медленно и осторожно. Видимо, пока я была в душе, Тимур как раз читал всю эту чепуху, а потом бросил мобильный на стол, забыв заблокировать его.
У него два пропущенных и целый десяток невнятных угроз от Колчина. Какая чушь!
– Зачем ты его в это втягиваешь? – ворчу я и пролистываю переписку.
Там куча всего, угроза за угрозой, одна смешнее другой. И в каждой строчке: потаскуха, подстилка, второй сорт!
На глазах выступают слезы, но рыдать я не собираюсь. Да и отчего? Обиды толком нет, скорее горькое удушливое разочарование.
Отправляю контакт Егора в ЧС. Может, Тимур вообще не проверит и решит, что его просто
