Адвокатская этика (СИ) - Лирика Альтер
— И чем всё закончилось?
Хмурый лоб Данилова разгладился. Уголки губ слегка дрогнули и поднялись.
— Оправдали.
Мои глаза стали просто огромными.
— Поэтому я и говорю — шанс есть всегда, смотря кто дирижёр.
— Но ты — солирующая скрипка, — повторив его же слова, улыбнулась я с надеждой. — Её слушают, ей очаровываются и именно ей аплодируют первой.
Без какой-либо пошлости и намёков Павел накрыл мою ладонь своею и сжал в знак поддержки.
Лучший друг Андрея, кто знает, возможно, и между нами только что зарождалась дружба.
— Как Андрей? — решила воспользоваться оставшимся временем и задала вопрос, который волновал меня не меньше собственного будущего. — Он идёт на поправку?
— Да, Оль. Идёт. Превратил палату в мини-офис, разве что клиентов не принимает, — по-доброму усмехнулся Данилов.
Я не имела представления, догадывался ли Паша о нашем романе. Мы не афишировали, но
Гордин прислал его, позаботился обо мне. Он всё время заботился обо мне… Всё время…
— Мне так плохо без него, — сказала я то, что давно хотела сказать.
Глаза наполнились слезами, я дала себе минуту на слабость. Хотя бы здесь, хотя бы рядом с человеком, который не станет задавать лишних вопросов.
— Ему без тебя тоже, — ответил он, не удивившись.
— Так ты знаешь о нас? — догадалась я.
Паша кивнул. Засунул руку во внутренний карман пиджака, вынул сложенный вдвое листок и протянул мне.
— Андрей просил тебе передать.
Я подцепила пальцами записку. Неожиданно, волнительно. Взглянула на Пашу.
— Я не читал, честное слово, — уверил он, да я и не сомневалась. — Только, Оль, прочти сейчас и верни мне. Вдруг у тебя её заберут?
Частичка любимого человека: мне её дарят и тут же лишают. Как это больно… обидно.
— Но я обязательно верну её, когда мы увидимся с тобой вне стен СИЗО и суда. Обещаю.
Я кивнула, глотая слёзы. Развернула листок и снова бросила взгляд на Пашу.
— А, да, прости.
Он поднялся со стула, отошёл и тактично отвернулся, оставляя меня наедине с посланием от любимого.
Строчки плыли перед глазами, каждое слово било точно в сердце. Дышать становилось труднее, эмоции переполняли, но я читала. Читала и запоминала каждую букву, каждый слог. Запоминала, как молитву, которую буду повторять в минуты отчаяния, когда вера покинет. Когда будет невыносимо, когда будет страшно… Я читала, представляя, как прикасаюсь к нему, как согреваюсь в его объятиях.
«Оленька моя, я знаю, как тебе трудно, но ты должна держаться. Данилов — профессионал, доверься ему, как мне. Он тебя не бросит. Я не брошу. Мы вместе перевернём землю, но вытащим тебя. Верь. Ни на минуту не переставай верить.
Оленька моя, я бы отдал всё, чтобы сейчас оказаться рядом с тобой. Я думаю о тебе каждую секунду, не могу не думать. Держись, родная. Ты самая сильная женщина из всех, кого я знаю, но сейчас надо быть ещё сильнее. Помни, ты не одна. Знай, что за этими холодными каменными стенами есть человек, который выжил только благодаря тому, что наконец-то обрёл счастье рядом с любимой женщиной. Это слишком ценно, чтобы подыхать, и слишком дорого, чтобы не надеяться, что совсем скоро мы будем вместе.
Я рядом, пусть не физически. Мысленно, душевно я с тобой, Оленька.
Я люблю тебя.
Нет! Не просто люблю. Я ОЧЕНЬ СИЛЬНО ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
Твой Андрей»
Слеза скатилась по щеке, оставляя мокрую кляксу на бумаге.
— Я всё, — сказала сдавленно.
Данилов протянул руку, чтобы забрать письмо. Дрожащими пальцами я отдала его Паше, и как только он убрал листок обратно в карман, слёзы уже было не остановить.
— Я обещал, что верну тебе записку на свободе, — уверил он. — А я, Оля, всегда держу свои обещания.
41
Андрей
— Да, Лиза, я уже дома, — говорил я по телефону с Антиповой.
Прошло две недели после моего ранения, и я всё-таки смог уговорить врачей выписать меня.
Ездить в офис пока запретили, а дома… дома, как говорится, и стены лечат.
Лизе сообщили о смерти мужа на следующее утро после случившегося, она пыталась дозвониться до Ольги, не дозвонилась… Набрала мне, я тоже был не в том состоянии, чтобы общаться по телефону. Лена выручила. Приехала к Антиповой в кризисный центр и более подробно всё рассказала.
— Ты-то как? Всё ещё в центре?
— Да, Андрей Борисович, — ответила она бесцветно. — Не могу переступить порог дома.
Не по себе становится.
— Значит, ещё не время. С психологом работаешь?
— Да. Татьяна Ивановна замечательная. Она мне очень помогает.
— Это хорошо, Лиза. Ты только не бросай, ладно? Ходи на все сеансы. То, что ты пережила, просто так не проходит. Это долгая терапия, но её обязательно нужно пройти полностью.
— Я знаю, не брошу.
— Рад слышать.
— Андрей Борисович! — надрывно выпалила Лиза, я нахмурился. — Скажите, это нормально, что я ничего не чувствую? У меня муж умер, я в девятнадцать лет осталась вдовой, я должна что-то чувствовать! Боль, горе? Мне страшно. я ничего из этого не испытываю.
— А что чувствуешь, Лиза? — спросил я мягко, успокаивая.
— Стыдно сказать… — перешла она на шёпот. — Облегчение.
Я не знал, какой тут можно дать совет. Головой понимал — терапия работает. Но с моральной точки зрения не мог сказать, что она и не должна что-то чувствовать. Вдруг это просто защитная реакция её психики? Или она ещё не осознала? На этот вопрос сможет ответить только психолог.
— Лиза, продолжай, пожалуйста, терапию. Поговори откровенно с Татьяной Ивановной о своих чувствах. Обещаешь?
— Обещаю.
— А можешь мне ещё кое-что пообещать?
— Что? — испугалась она.
— Обещай, что больше никогда не влюбишься в такого, как Антипов. Обещай, что будешь разборчива в мужчинах. И, главное, обещай, что будешь счастлива.
Она всхлипнула.
— Обещаю, — прошептала и, кажется, всплакнула.
Её голос дрожал, я дал время на паузу.
— Андрей Борисович, а что теперь будет с Ольгой Викторовной?
Я прикрыл глаза, сильно сжал руку, отчего тут же заныло больное плечо.
— Будет суд, Лиза. Там и выяснится, что будет с Ольгой Викторовной…
— Это всё из-за меня! — снова шмыгнула носом.
— Нет, это всё из-за твоего покойного мужа. Только он во всём виноват. Больше никто.
Мы ещё немного поговорили, выказали друг другу поддержку и распрощались. Я
