Я больше тебе не враг (СИ) - Маргарита Дюжева
Увы, ее вопли мало кого волнуют — скручивают и лицом на капот.
— Ненормальные! Отпустите! Что вы себе позволяете? — краем взгляда цепляется за меня, все так же стоящую посреди дороги, — вон та дура во всем виновата! Мы спокойно ехали, а она встала, как овца. Чуть не убились из-за нее! Ее хватать надо! Не нас!
У меня уже даже нет сил удивляться человеческой наглости и изворотливости. Запас удивления иссяк.
Стеф, кстати тоже, совершенно не удивлен. Мало того довольно хмыкает:
— Девушка шла на зеленый, а вы мчали. У меня записи есть.
Алена на миг теряется, потом зло выдает:
— Вы тоже виноваты! На дорогу не смотрите! Вылетели, чуть нас не убили.
— Я не вылетел, а совершил плановый маневр, по предотвращению предумышленного наезда на пешехода. — он выдает все это таким тоном, что Алена бледнеет.
— Не правда. Ничего мы не предумышляли!
— Есть запись, как вы угрожали ей в кафе. А еще вымогали деньги.
Теперь Алена зеленеет:
— Это подстава! Это все подстава! Вы подстроили!
Стеф обрывает ее небрежным жестом:
— А вот это вы в полиции расскажете. Они уже на подходе.
Он прав. Буквально в тот же миг раздается рев сирен и к нам подъезжает полицейская машина, а заодно карета скорой помощи.
— Сначала осмотрите беременную девушку. Эти потерпят, — Стеф указывает на меня.
Дальше все как в тумане. Врачи, вопросы, сочувствующие взгляды, а на заднем фоне крики Алены, требующей к себе снисхождения и какого-то особого отношения.
Ничего не меняется. Но к счастью, я больше не имею к этому цирку никакого отношения. С меня хватит.
Мне достаточно того, что к нам на всех парах мчит Максим, которого уже вызвал Стеф. Забирает меня, на глазах у разъяренной Алены, даже ни разу не взглянув на нее. Даже когда она визжит, что он обязан все уладить с полицией и отпустить ее. Даже, когда орет, что это он виноват. Даже когда грозит, что будет куда-то жаловаться, потом тут же начинает давить на жалость, мол ей пора домой, к ребенку.
Кирсанов только Стефу коротко кивает:
— Сделай так, чтобы ее упекли. Хоть за решетку, хоть в дурку. Мне плевать.
— Ничего мне не сделают, — заорала она, услышав его слова, — слышишь, сволочь?! Ничего мне не сделают! У меня ребенок маленький!
— Ребенок по документам не твой, — скупо напомнил Стеф, — ты ему никто.
— Я мать! Мать! Отпустите меня! Мне надо к сыну!
* * *
— Ты как? — спрашивает, когда мы уже в его машине.
— Слышишь, как зубы стучат?
Они и правда отбивают дробь, и ноги трясутся так, что никак не могу их успокоить.
— Слышу, — соглашается Максим, — перепугалась?
— Ужасно. Мне повезло, что этот Стеф оказался поблизости. Иначе бы все, хана.
Меня передергивает от одной мысли, чем все могло закончиться, а Кирсанов как-то странно хмыкает.
— Нет никакого везения, да? — доходит до меня.
— Нет.
— Он следил за мной?
— Он следил за ней, а ты, скажем так, под присмотром была.
— Зачем?! — надулась я, — боялся, что снова что-то натворю?
— Глупости не говори. Стеф сразу предупредил, что эта сучка не уймется и в покое тебя не оставит. Поэтому предложил выставить охрану.
— Я ни разу его не заметила.
— Профессионал. Если захочет — будет сидеть за соседним столом и ты его не увидишь.
Я тут же проигрываю в памяти последние сцены в кафе. Кто еще там был? Какая-то пара на другом конце зала, мужик с сырниками, еще кто-то с газетой в руках…Теперь я знаю, кто именно это был.
— Все это время он и его команда прорабатывали Алену. Собирали полный список, начиная от врача, благодаря которому удалось разыграть представление с похоронами, заканчивая подлогом с родительскими правами. А сегодня появился финальный эпизод, после которого всю эту богадельню можно с чистой совестью прикрыть. Мошенничество, подлог, клевета, фальшивые документы, вымогательство, попытка убийства. Все это потянет на приличный срок.
— Она и в тюрьме будет строить козни.
— Там за ней присмотрят, не переживай. И если будет себя плохо вести, мигом объяснят, что к чему, — Кирсанов говорит спокойно, но жестко, будто ждет, что я сейчас начну упрашивать его быть мягче, пощадить бедную Аленку, быть снисходительным к ее слабостям и заскокам.
А я не начну.
— Я хочу, чтобы она получила по заслугам.
— Стеф проследит. Он такое досье на нее собрал, что не отвертится, как бы ни крутилась. А самое главное, никакого самоуправства, — хмыкает он, явно имея в виду что-то свое, — все по закону.
— Что будет с Владом?
— А что с ним будет? Мальчик останется с приемными родителями. Они вроде в адеквате, и не чужие ему. К тому же там где-то биологический отец болтается. Правда вряд ли он будет дожидаться свою Аленочку, после того как узнает, что она себе любовника завела — это он за рулем был. Но в любом случае за Влада ты ответственность не несешь.
— Я знаю. Просто жаль, что ему досталась такая…
— Жаль, но такова жизнь. Кто-то творит дичь, кто-то за нее отвечает. И не всегда это один и тот же человек. Увы.
— Увы.
Мы едем дальше, и постепенно дрожь в конечностях успокаивается. Я начинаю нормально дышать и не стучу зубами на весь салон, как дешевая погремушка.
— Ты прости, что не предупредил о слежке. Хотелось суку эту подловить, боялись, что как-то выдашь себя, и она все поймет.
— Да ладно тебе, — наигранно ворчу под нос, — не оправдывайся. Я уже смирилась с тем, что меня все кругом используют и держат за бестолковую морковку.
— Сейчас получишь…морковка.
— Меня нельзя обижать. Я беременная. Меня любить надо, гладить по пузику и кормить вкусняшками.
— Будут тебе вкусняшки. Не сомневайся, — улыбается он, и я в очередной раз думаю о том, как сильно мне повезло с этим мужчиной.
Эпилог
Наша вторая свадьба не такая пышная, как первая, но гораздо теплее и душевнее. Потому что теперь нет никаких потаенных причин для этого брака, нет коварных планов. Ничего нет.
Есть только мы, наша любовь и плод этой любви, который отчаянно барахтается в моем животе, постоянно требуя внимания.
Я предлагала пожениться позже, когда родится малыш, но Кирсанов был непреклонен. Пришлось в срочном порядке искать белое платье, которое бы налезло на мою внушительно округлившуюся фигуру.
Самой себе я казалась неповоротливой белой медведицей, а он смотрел так, будто еще никогда в жизни не видел меня столько прекрасной. Это смущало и одновременно наполняло душу ликованием. Как и любой женщине,
