Лекарство от одиночества (СИ) - Юлия Резник
— Я вещи оставлю на тумбочке. Тут одежда, вода и сок.
Мертвый голос Валова — как отражение моего внутреннего состояния. Когда-то мне казалось, что мы с ним так близки, как только могут быть близки люди. И может, не зря так казалось, а? Раз наши чувства до самого конца созвучны. Его боль отголоском моей…
— Спасибо.
Ставя точку в нашей с Юрой истории, хлопает дверь. Шепоток соседок за спиной убаюкивает, если в него не вслушиваться. Я заставляю себя встать переодеться. Пиликает телефон — звонит мама, я игнорирую. Еще одного разговора с ней я просто не выдержу. А мне надо. У меня Мишка. И еще один маленький червячок. Хотя нет. У него же уже ручки есть, ножки, пальчики… Он уже человек! Мой ребенок. Мой и Бутенко. Подумать только!
Георгий навещает меня ближе к вечеру. И всю неделю потом ходит ко мне как на работу. Активно интересуется назначениями, изучает результаты анализов, а потом сидит какое-то время у моей койки на неудобном, слишком маленьком для него стуле и уходит… Мы почти не говорим. В те дни я вообще разговариваю только с Мишкой, по которому жутко скучаю. Ну и поневоле с матерью. Потому что звоню-то я на ее телефон. Поначалу она истерила. Требовала немедленно объясниться, но я тут же ее осадила, надавив на то, что мне противопоказаны любые волнения.
Выписывают меня аж на девятый день. И хоть я не просила, Жорка приезжает меня встречать.
— Ты как? — почему-то хмурится он, окинув мою фигуру въедливым взглядом.
— Счастлива вырваться на свободу, — равнодушно пожимаю плечами. — Ужасно надоело сидеть в четырех стенах.
— Да? Тогда, может, ко мне? На выходные.
— Жора…
— Ничего такого. Пожарим мяса, посидим на свежем воздухе, Мишка на батуте поскачет.
— Ты купил батут? — удивленно округляю глаза.
— Аха, — кивает Бутенко, выруливая со стоянки. — А еще качели повесил. Он любит качели?
Соглашаясь, трясу головой. Дыхание перехватывает. Воздух застревает в бронхах, так и не опустившись ниже, болезненно распирая горло.
— Конечно. Какой ребенок их не любит?
— Я так и думал. Так что?
— Мишка может разболтать, где мы были, — бормочу я, отворачиваясь.
— Ну и пусть. Я не собираюсь ни от кого прятаться. По-хорошему мне давно надо было поговорить с Юрой. Только пока было не до этого.
— Не напоминай.
— Слушай, тебя это все не коснется. Я не позволю.
— Ну да, — устало вздыхаю. — Заткнешь рот всем сплетникам?
— Нет. Но вряд ли сплетни тебя коснутся, пока ты будешь на больничном. А мы с Валовым взрослые мужики. Справимся.
— Я ж не буду на больничном всю жизнь.
— Эль, у людей короткая память. Сегодня они моют кости одним, а уже завтра находят более интересный повод посудачить.
— Более интересный, чем наш? — с губ срывается веселое фырканье. — Это еще постараться надо.
Жорка тоже улыбается, скосив глаза вниз.
— Что? — переспрашиваю я.
— У тебя, кажется, талия поплыла.
— Да?
Машинально касаюсь рукой живота, не став досматривать все оттенки эмоций, написанных у Жорки на лице. Слишком сладкие они. И одновременно с тем горькие. Ведь по правде я не с ним совсем хотела бы их разделить.
В саду меня встречают так, словно я с войны вернулась. Еще бы. Неделю Мишку забирали бабушки с дедушками и… отец. О, да. К Валову у меня ноль вопросов.
— Ой, а у тебя же кресла нет, Жор!
— Обижаешь.
Бутенко выходит и достает из багажника новенькое навороченное автокресло. И во мне это отзывается очередной теплой волной.
— Зачем ты тратился? Ну, вот сколько там раз оно понадобится?
— Много. Или ты думаешь, я так быстро от вас откажусь? — хмыкает Бутенко, скосив на меня взгляд. А я, не зная, как реагировать, закусываю губу. Ведь честней всего по отношению к Георгию было бы признаться, что на отношения со мной у него нет шансов. Но он так старается, что я не могу. Вместо этого я пересаживаюсь к сыну назад. И всю дорогу до нашего дома, а потом и до дома Георгия, мы с Мишкой болтаем обо всем, что с ним произошло, пока меня не было.
— А мой блатик тут? — тычет Мишка пальчиком мне под ребра. Я невольно бросаю взгляд в зеркало заднего вида и залипаю в черных Жоркиных глазах.
— Или сестричка, — сдвигаю маленькую ладошку чуть ниже.
— Дочку хочешь?
Мы впервые об этом говорим. Веду плечом, вдруг осознав, что все это время была в таком стрессе, что о поле ребенка даже и не задумывалась. А ведь меня мог ждать сюрприз, который полностью исключало ЭКО. Там я с первых дней знала, что ношу сына.
— Не знаю. С одной стороны, да. С другой… С парнем я хоть уже знаю что делать. А ты? — спрашиваю, поддерживая разговор, притворяясь, что мы — счастливые родители, которые ждут ребенка, а не совершенно чужие друг другу люди и тем самым создавая для нас иллюзию нормальности.
— Я бы дочь хотел. Сын у меня уже есть, — огорошивает Бутенко. Я вздёргиваю брови. Нет, ну а что? Он ведь никогда не рассказывал о своей прошлой жизни. Было глупо думать, что в его возрасте Георгий не был женат и не обзавёлся потомством. — Мы когда пол узнаем? Примерно недель через семь?
— Да, где-то так. Не терпится?
— Надо ж успеть ремонт сделать.
— Ты собираешься делать ремонт?
— В его комнате. Или ее.
— Серьезно, будешь так заморачиваться?
— А что тебя удивляет?
Он…. Наверное, больше всего меня удивляет он. Но этого ведь не скажешь. К счастью, избавляя меня от ответа, мы, наконец, доезжаем до цели. Я выхожу, и пока Георгий открывает ворота, помогаю Мишке выбраться из машины. Верчу головой по сторонам, ошеломленная открывающимися красотами. Краски настолько яркие, что режет глаз. Золото берез, багрянец рябин и ильмы, все оттенки охры и зелени мхов, укрывающих отвесные склоны — нет ничего красивее.
— Миша, давай, опускайся на землю. Маме нельзя тебя таскать.
— Хочу на ручки! — куксится сынок.
— Тогда иди ко мне.
Жора раскрывает объятия, и Мишка послушно перебирается в его руки. Правда, хватает его ненадолго. Стоит парню завидеть батут, как он начинает извиваться ужом, требуя немедленно поставить его на землю.
— Неугомонный, — улыбается Георгий.
— Да.
Идем рядышком за Мишкой вглубь территории. Перед глазами расстилается бескрайний океан. Лазурные волны в
