Слабо не влюбиться? (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна
– Подождешь меня здесь, ладно? – произносит вроде бы спокойно, но я вижу, что внутри у него все клокочет.
– Хорошо…
Отвечаю, а саму меж тем сковывает страх. Зачем мне ждать его тут? Что он, черт возьми, собирается делать? Не переубивать же он всех решил?
Сколов направляется к двери, а я взволнованно бросаю:
– Тём, ты куда?
Толкает ручку и сквозь стиснутые зубы повторяет:
– Жди здесь, Вася.
Строго так, безапелляционно. Будто он учитель, а я провинившаяся школьница.
Несколько секунд в нерешительности топчусь на месте, а затем плюю на только что данное обещание и вслед за другом выныриваю за дверь. Легко сказать «жди здесь»! А как это выполнить? Я пока ждать его буду, от разрыва сердца помру. Волнуюсь невероятно!
Соколов неторопливо бредет по залу. Не ругается, не кричит, руками не машет. Если бы я не знала, что в душе у него дымится адское пекло, то решила бы, будто он просто прогуливается. Вальяжно и непринужденно.
Проходя мимо журнального столика, на котором стоит початая бутылка виски, Артём подхватывает ее за горлышко. Подносит ко рту и прямо на ходу делает пару жадных глотков.
Для храбрости? Или, наоборот, чтобы остыть?
Чуть поодаль, у зашторенного окна стоит Зацепин. Курит кальян и, судя по беззаботному виду, травит свои бесчисленные байки. Он понятия не имеет, что случится через секунду.
А вот я уже, кажется, догадываюсь.
Глава 48
Соколов бьет неожиданно. Без предисловий и объяснений. Подходит к ничего не понимающему Зацепину и, замахнувшись, наносит сокрушительный удар в челюсть.
В фильмах драки выглядят очень эффектно, но реальная схватка не имеет ничего общего с киношным фарсом. В жизни все прозаично, мрачно и отнюдь не красиво.
Получив по роже, Зацепин откидывается назад и, врезавшись спиной в панорамное окно, неуклюже сползает вниз. Пытаясь уберечься от падения, он хватается за длинные бархатные шторы, которые с неприятным щелкающим звуком срываются с крючков.
На его окровавленном лице – шок и непонимание. Он смотрит на Соколова, выпучив глаза, и что-то невнятно мычит, с трудом орудуя поврежденной челюстью.
Артём возвышается над некогда лучшим другом и молча наблюдает за его возней. В левой руке у него по-прежнему зажата бутылка, из которой он снова делает большой глоток.
– Трахал ее?
Тон Соколова почти будничный, почти спокойный. Только тот, кто хорошо его знает, может различить в интонациях парня затаенную угрозу.
– Т-ты о ком? – хрипит Зацепин, силясь подняться.
– О Дианке моей. Трахал или нет?
– Спятил, что ли?! – наливаясь краской, Серега изображает возмущение. – Че за хрень несешь, Соколов?! – ему таки удается принять вертикальное положение. – Нет, вы видали? – оглядывается на притихших зрителей. – И как только такое в голову…
Договорить не выходит. Потому что Артём в один прыжок подлетает к кудахчущему Зацепину и, схватив его за горло, яростно припечатывает к окну.
– Я тебе вопрос задал, – цедит еле слышно. – Отвечай, гондон.
Его пальцы, расположенные на Серегиной шее, напряжены до предела. Соколов сжимает так сильно, что его противник, вне всяких сомнений, испытывает острое кислородное голодание. Кряхтит, пыхтит и стремительно краснеет.
– Отвечай! – рявкает Артём, повышая голос.
Еле уловимо Зацепин качает головой из стороны в сторону. Точнее он пытается это сделать, но стальная хватка Соколова сковывает его движения. Серега, конечно, старается разжать руки Артёма, то тот держит намертво.
Наверное, это странно, но никто из присутствующих не вмешивается в драку. Не пытается оттащить Соколова от задыхающегося Сереги или хоть как-то вразумить его. Все просто стоят и смотрят. То ли боятся, то ли понимают, что обвинения Артёма не беспочвенны.
– Врешь, сука, – шипит Тёма, приближая свое лицо к бардовой физиономии Зацепина. – Я же видел, как ты на нее смотришь. Добился, значит, своего?
Мне становится страшно. Вот прям по-настоящему. Боюсь, что Соколов тупо придушит предателя. Выглядит тот уж совсем паршиво. Мне чудится, или он уже начал синеть?
– Что здесь происходит?! – взвизгивает ошарашенная Диана, только что появившаяся на пороге комнаты.
Не знаю, где красотку носило все это время, но, судя по ее озадаченному виду, первую часть «шоу» она пропустила.
Услышав голос девушки, Соколов отпускает Зацепина, и тот, схватившись за грудь, делает долгожданный шумный вдох. Тёма медленно оборачивается и вонзается в свою пассию (теперь, надеюсь, уже бывшую) убийственным взором.
– Вася видела, как ты сосалась с моим другом, – громко и четко произносит парень. – Я ему за это вломил. Как думаешь, справедливо?
Диана теряется. Нервно сглатывает, кидает на меня быстрый, полный ненависти взгляд, а затем вновь переводит его на Соколова.
– Тём, тут какая-то ошибка, – пытается заглушить ложь истеричным смешком. – Видимо, твоя подружка что-то перепутала…
Сама того не замечая, Орлова пятится назад. А в ее огромных глазах читается неподдельный ужас. И это при том, что с ней Тёма разговаривает в разы мягче, чем с Зацепиным.
– Вряд ли, – зловеще усмехается Соколов, приближаясь. – Прикинь, у нее даже фотки есть. Правда я их еще не смотрел.
Для Орловой эта фраза становится точкой невозврата. Теперь она отчетливо понимает, что попала впросак, и отчаянно ищет выход из ситуации, которая, как по мне, является безвыходной. Ее глаза бегают. Руки заметно трясутся. А подбородок дрожит так, словно она вот-вот заплачет.
– Тём, пожалуйста, – пуская слезу, пищит девушка. – Я все объясню… Я-я… Пожалуйста, выслушай. После того случая, – она зачем-то опять стреляет взглядом в мою сторону, – я была зла на тебя и…
– Пошли выйдем, – глухо бросает Соколов и, обхватив Диану за запястье, утягивает ее, плачущую и сыплющую извинениями, куда-то в коридор.
Возможно, это правильно. Разговор наедине всяко лучше, чем выяснение отношений на виду у десятков пусть дружественно настроенных, но все же посторонних людей.
Теперь, когда Соколов с Дианой исчезли из поля зрения, внимание присутствующих поровну делится между мной и Зацепиным, который все никак не может прийти в себя. Матерится, сплевывает прямо на пол и трет слегка припухшую шею.
На него глядят со смесью жалости и презрения, на меня – с нескрываемым любопытством. Ну еще бы! Ведь Соколов во всеуслышание заявил, что я и есть его информатор. Интересно, они меня осуждают? Или, наоборот, одобряют мой поступок? Хочется думать, что второе. Все же в данной ситуации осуждения заслуживают совсем другие люди.
Сосредотачиваюсь взглядом на небольшую трещинке в паркете и, дабы совладать с волнением, принимаюсь ковырять ее носком. Люди в зале тоже постепенно отмирают: гробовая тишина сменяется приглушенными обсуждениями, а всеобщее оцепенение рассеивается.
Я уже всерьез раздумываю о том, как бы незаметно покинуть этот незадавшийся праздник, когда где-то, очевидно, в соседней комнате раздается звук бьющегося стекла. А следом доносится женский вопль.
Вздрагиваю и, вскинув глаза, тут же встречаюсь с не менее встревоженными взглядами других ребят. Я знаю, что мы думаем об одном и том же, и от этого еще страшнее.
Что там, черт возьми, творится?!
Трогаюсь с места и спешу в коридор. Без понятия, уместно ли будет мое вмешательство, но бездействовать дальше я не могу. Надо остановить Артёма, пока он не совершил того, о чем впоследствии будет жалеть. Я не думаю, что он поднимает на Диану руку или что-то вроде того, но… Сейчас лучше перебдеть, чем недобдеть.
Однако, едва я огибаю огромный диван, пересекающий комнату, как Соколов сам показывается в дверях. Разъяренный, разбитый, подавленный. С тяжело вздымающийся грудью и пугающе пустым взглядом.
Пробегаюсь по нему глазами и вдруг замечаю, что с руки у него капает кровь. Тягучие капли медленно и как бы нехотя срываются на пол, оставляя на нем маленькие красные пятна.
Через мгновенье за спиной парня показывается Диана. Она мертвенно бледная, но при этом кажется целой и невредимой. Шагнув к Артёму, девушка пытается ухватить его за здоровую руку, но он лишь презрительно отшатывается в сторону. Так, словно сама мысль о ее прикосновениях, ему противна.
