Лекарство от скуки. (Не) твоя девочка - Ольга Николаева
– Ага. Как скажешь. – Зачем спорить с человеком? Лучше просто поставить его перед фактом. Главное, Настю до матери довезти. А оттуда ее даже Аля вытащить не сможет: все дети души не чаяли в бабушке Наде и ее зоопарке. Из квартиры, густо населенной живностью, малышей можно было вынести только спящими.
Ему повезло добраться быстро. С каждым километром, приближающим Пальмовского к детскому саду, беспокойство за Настю все больше нарастало: погода была на удивление летная. В том смысле, что по обочинам летало все, что когда-то плохо закрепили. Мусор, зонтики, оторванные парусиновые крыши летних кафе… На рекламных щитах трепыхались куски полотнищ с призывами что-то купить… Виктор в который раз порадовался, что его автомобиль – тяжелая громадина с полным приводом и высокой подвеской, способный пробраться в каком-нибудь лесном болоте, а не только по залитому водой городу…
А вот Аля с ее букашкой алого цвета могла бы здесь конкретно встрять и не вылезти.
«Нужно купить ей нормальную тачку, чтобы исключить такие риски» – мысль не рациональная от слова совсем, но когда его что-то могло остановить, если вопрос касался Али Ракитиной? Когда-то смогло, а теперь уже точно не сможет. Главное, сейчас девочку забрать и довезти в нужный пункт назначения. А дальше уже разбираться с тачкой.
Воспитателей в саду уже предупредили. Настю тоже. Девочка была спокойна и сосредоточена, сама оделась и собралась, взяла Виктора за руку потянула к выходу.
– Настюш, ты даже ни о чем спросить меня не хочешь? – Всегда такая болтливая и шустрая, молчащая Настя пугала и напрягала.
– Мне мама все сказала уже. Поехали быстрее. Мне нужно отчитаться мамуле, что я в безопасном месте, чтобы она не беспокоилась.
– Хм. Тоже верно. У тебя есть телефон, чтобы ей позвонить?
– У тебя есть. Ты позвонишь, а я все сама скажу!
– Договорились.
До машины он тащил ее на руках, прикрыв от непогоды своей курткой. Девочка доверчиво прижималась к его лицу своей гладкой прохладной щечкой и жмурилась от захлестывающих порывов ветра с дождем. Нахлынуло какое-то щемящее ощущение, от которого даже сердце на секунду замедлилось: нежность, горечь, сожаление о чем-то несбывшемся.
Недовольное сопение прямо в ухо напомнило о том, что сейчас вообще не время разводить сантименты. Нужно скорее везти ребенка к матери, греть, кормить, отвлекать и развлекать.
Кстати говоря, бабушку Надю тоже не мешало бы предупредить о скором приезде с гостями.
Бабушка даже не спросила, кого он привезет на этот раз, просто обрадовалась и побежала готовить ужин.
Виктор нес Настю в квартиру все так же, на руках, плотно прижатую к телу. Даже в лифте, когда не грозил ни дождь, ни ветер, он не спешил ее опускать на пол, и девочка тоже ни о чем таком не просила.
Так и зашел в дверь материнской квартиры, услышал мамино причитание «ой, а кто это к нам пожаловал такой?!», лишь после него поставил малышку на ноги.
Она вцепилась ладошкой в его большой палец и вообще, глянула на незнакомую женщину фирменно – из-под насупленных бровок, сжала губы в трубочку и упорно молчала.
– Витя? – Мать неожиданно ахнула и побледнела.
– Что такое? Тебе нехорошо? – Сердце заныло от нехорошего предчувствия. Не хватало еще вызывать «Скорую» для мамы. Надежда Ивановна была женщиной крепкой и практически непробиваемой, ничем и никогда. Но вот такого выражения лица у нее Пальмовский не видел, даже когда она навещала его в СИЗО.
– Ты почему не говорил, что у меня есть внучка? Как ты посмел скрывать от меня такое?! – Мать присела на корточки, оставив сына застывшим от недоумения и растерянности. – Как тебя зовут, малышка? Я твоя бабушка, Надежда Ивановна. Можешь звать бабой Надей, или вообще, как захочешь. Иди ко мне! А папу мы потом еще поругаем как следует! Надо только тебя переодеть и покормить!
– Мам, ты что несешь такое? – Как привязанный, Виктор пошел следом за этой парочкой. Настя почему-то вдруг безоговорочно поверила своей новоявленной (и самопровозглашенной) бабуле. Спокойно потопала с ней в ванную, не забыв на ходу скинуть сандалии с ножек.
– Это ты, куда прешься по вымытым полам? Забыл, что нужно разуваться?!
– Иду за тобой и разговариваю. Хочу понять, что с тобой происходит… – Ему на секунду стало страшно от предположения, что мамуля начала потихоньку сходить с ума от одиночества. И это проявилось в таком вот эпизоде: в незнакомой девочке она внезапно узнала свою внучку.
– Ботинки мокрые сними, руки помой, а потом пообщаемся! – Прямо перед его носом захлопнулась дверь ванной комнаты, затем зашумела вода, и стало не слышно больше ничего из происходящего.
Ну и как после этого показывать характер? И кто в доме настоящий мужчина? Правильно – никак. Пришлось покорно стягивать обувь, убирать ее в специальный шкафчик и покорно ждать, пока женщины вновь появятся.
– Дядя Витя, почему ты не сказал, что ты мой папа? – возмущенный голосок маленькой воительницы вырвал его из раздумий. Настя стояла, закутанная в кофту Надежды Ивановны, в теплых носках, доходящих ей почти до самых бедер, с волосами, собранными в аккуратный пучок. Поразительное сходство с той, что назвалась ее бабушкой. Только очков на носу не хватало.
– Мам, там же есть какие-то теплые вещи от пацанов. Зачем ты ее так нарядила странно?
– Настя сказала, что мужское не носит. Молодец, уже вкус у девочки есть, и это радует. – Мать была спокойна и сосредоточена, как будто не бледнела и зеленела от шока всего-то полчаса назад. – Проходи, моя хорошая. Сейчас накормлю тебя вкусным супчиком! Будешь?
– Буду. – Девочка чинно кивнула, пошла на кухню, края кофты тащились за ней следом, будто шлейф. Настя их поправляла с достоинством принцессы в десятом поколении. Ей, очевидно, нравилось, что она выглядит именно так. – Дядя Витя, так почему ты мне ничего не сказал?
– Потому что я не знал об этом. – Какой смысл юлить и выкручиваться? И даже если брезжит слабая надежда на то, что мать права, а сам он, Пальмовский, тупой и слепой дегенерат, то нужно сначала получить доказательства, а потом трясти ими перед ребенком.
– Как это не знал? – Настя уже взобралась на предложенную ей табуретку и восседала на ней, не сводя с Виктора глаз.
– Ну, вот так. – Он смог лишь пожать плечами и пересесть, чтобы видеть Настю прямо. Глаза в глаза. Чтобы искать и не находить в ней свои черты. Расстраиваться, что мать, все-таки, что-то насочиняла.
– А
