Лекарство от скуки. (Не) твоя девочка - Ольга Николаева
– Он меня проводил к тебе. И отвезет нас домой.
– Зачем?
– Ну, нам же надо попасть домой. Вот и поедем.
– Мы можем поехать без него.
Похоже, его бывшая союзница решила сменить милость на гнев, и совсем не собиралась в этот раз помогать.
– Малыш, давай, сначала скажем воспитателям «до свидания», а потом разберемся. Хорошо?
– Пойдем, скажем. – Настя уже второй раз приземлилась на ноги, снова поправила всю одежду и деловито потопала обратно на площадку.
– Ольга Ивановна, я пошла домой. Этот дяденька – не мой папа. Вы не думайте. Он просто зашел.
– Настенька, это не мое дело. – Ольга Ивановна, похоже, растерялась не меньше, чем остальные взрослые, но быстро нашлась, пока остальные молчали. – Главное, что мама за тобой пришла. Ей самой решать, в какой быть компании.
– Нет. Он обещал прийти на следующий день и обманул меня!
Вот и открылась причина детской неприязни! Это ж надо было дважды опростоволоситься: сначала маму обидеть, пожелав уйти, а потом и ее дочь, не явившись вовремя… И не важно, что на то и другое были веские, серьезные причины. Разве женщин это когда-нибудь волновало? Даже таких вот мелких женщин?
Похоже, кто-то из предков Пальмовского очень сильно нагрешил, добавив дырок в карму на семь поколений вперед. Или он сам в прошлой жизни сделал что-то очень неправильное…
– Настенька, я думаю, вам нужно с этим дяденькой самим разобраться. Я ведь посторонний человек, и такие подробности мне рассказывать не стоит…
На самом деле, у воспитательницы глаза горели от любопытства, и даже нос заострился от желания куда-нибудь поглубже его засунуть. Но дама оказалась приличной и изо всех сил себя сдержала.
– Ольга Ивановна, спасибо вам! Мы обязательно разберемся, конечно же! Я Насте объясню, в чем она неправа. Я ценю вашу деликатность!
Аля вещала на каком-то своем, малопонятном языке. Виктор уже привык, что женщины в присутствии детей вообще начинают вести себя странно, особенно если поблизости есть другие женщины, воспитатели, учителя, свекрови… Принял этот факт как данность и в его причины не вдавался. Просто ждал всегда, когда приступ материнских понтов закидонов окончится, и человек вернется в нормальное состояние.
Он даже не стал дослушивать разговор. Взял за руку Настю и повел ее к выходу. Намекая тем самым, что пора бы и Але свернуться. Он физически не мог сейчас слушать истории про то, как девочка кушала, спала, вырезала аппликации и сколько раз стукнула друзей лопаткой по голове.
Хотя вот последний момент ему очень понравился. Боевая дивчина растет, между прочим.
– Любишь драться, Настя?
– Нет.
Малышка уверенно топала вместе с ним. Уже слегка подзабыла свою обиду, а может, и совсем забыла, как только выговорилась.
– А зачем лопаткой мальчиков била? Это же некрасиво!
– Чтобы думали, что говорят! – Это прозвучало так по-взрослому и так весомо, что Виктор даже поперхнулся. На секунду забыл, как ртом произносить звуки…
– И что же они тебе сказали такого? Обзывались?
– Нет. Сказали, что пока не найду себе папу, они со мной дружить не будут! – Она остановилась и возмущенно топнула ногой. Смотрела при этом в лицо взрослого, как будто это он виноват во всех бедах. – А я – самостоятельный человек. Я личность! Со мной нужно дружить без всякого папы!!!
– Эээ… Достойно. Уважаю. – Вот и все, что он смог из себя выдавить. Наверное, девочка все это придумала не сама. Наверное, кто-то из взрослых внушил и убедил. Однако звучали фразы весьма осознанно.
– Настя. Даже если мальчики сказали глупость, не значит, что их нужно бить по голове! – Их догнала Аля и тут же взялась вразумлять свое чадо.
– Они иначе не понимают, мам!
– Слушай, тогда я тоже буду так делать, если ты начнешь вредничать и капризничать. Только попрошу лопатку у Ольги Ивановны. Хорошо?
– Нет. Ты – взрослая. Тебе – нельзя.
И опять закончились аргументы. И у Виктора, и у Али. Маленькая воительница гордо задрала поцарапанный нос, взяла взрослых за руки и повела их к калитке.
– Настя. Ты, конечно, все правильно говоришь, только об одном забыла.
Пальмовский, наконец, прозрел. Присел перед девочкой на корточки.
– Я все помню. У меня память феменальная!
– Фе-но-ме-наль-ная. – Аля тут же поправила на автомате.
– Дело не в памяти. За слова бить никого нельзя. Нужно отвечать такими же словами, только более умными. Ты же умеешь говорить умные вещи, правильно?
– Могу. – Девочка кивнула подозрительно быстро. И тут же добавила. – Но они тупые. Слов не понимают. По-другому никак.
– А зачем тебе нужна дружба с тупыми, если не секрет? Пускай они водятся со своей тупой компанией…
Сомнения омрачили ясное чело ребенка. Настя крепко задумалась…
– Дочь, вытащи палец изо рта, ну сколько можно?! – Аля, конечно же, заметила, что в процессе размышлений ребенок тут же взялся грызть ноготь на большом пальчике, не менее чумазом, чем сандалии. – Ты же только из песочницы!
– Не знаю. – Настя коротко ответила обоим сразу.
– Что не знаешь? – Виктор не хотел терять ниточку важной беседы. И – да. Он хотел показаться полезным Але, потому и старался так.
– Зачем с ними дружить.
– Ну, ты подумай. Потом расскажешь, что решила.
Девочка важно кивнула. Ответом вслух дядю Витю не удостоила.
Глава 9
Тот вечер заставил Пальмовского сделать аж целых два важных вывода.
Первый: женщин обижать нельзя. Даже если этим женщинам всего пять лет от роду и ростом они едва достают вам до пупка.
Второй: женщин с фамилией Ракитина обижать вообще дело страшное, грешное и опасное. Если все остальные грехи, как правило, возвращаются потомкам через бреши в карме, то обида вот этих двух конкретных девчонок бьет тебя сразу по темечку, не давая отойти от кассы. И это не было фигурой речи, как могло бы показаться. Настя, действительно, несколько раз умудрилась заехать Виктору по затылку, промеж глаз, по подбородку… И ее маленькая мягкая ручка, вооруженная то лопаткой, то мячом, то скакалкой, казалась уже страшнее мужского крепкого кулака.
– Настя! Ты что творишь опять! Ну-ка, извинись перед дядей Витей!
Ежу понятно, что девочка никуда специально не целилась. Не было в ней ни злости, ни вредности, ни гадкого пакостливого упрямства. Она дурачилась и
