Четыреста килознаков - Татьяна Рябинина
Все это злостное порево растянулось до ужина. Наверно, никогда я еще не писала его с таким воодушевлением. Готовить по-прежнему ломало, после недолгих прений заказали суши, а затем я с тяжелым вздохом открыла файл Нины.
Ну что с вами делать, ребята, а?
Писать про секс категорически не хотелось. В другие книги — пожалуйста, сколько угодно. В эту — нет. Как бы я ни выкручивала события, Ира и Кир все равно по сути были мною и Ником. Любая придуманная эротика для них получилась бы картонной, а нашу — настоящую! — теперь я не отдала бы им ни за что на свете.
Более того, волшебное волнение, которое только что превращалось под пальцами в бесстыжее огнище, сворачивалось в трубочку и гасло при одной мысли о книге Нины. Даже как-то неприятно становилось. И стало предельно ясно: не получилось. Пойми я это раньше — могла бы закруглить в бесплатный новогодний коротыш, а так… Либо замораживать, либо тащить через силу. И то и другое жирный минус в писательскую карму и удар по репутации.
Ну так что, пристрелить прямо сейчас? Или все-таки еще помучить?
Глава 26
Я открыла страницу редактирования книги на сайте.
«Изменить статус»…
Просто нажать кнопку. А потом написать блог для читателей и пост в группу. Так и так, извините, мои дорогие, но по независящим от автора причинам книга заморожена, ждите новую.
В конце концов, это просто текст. Даже не роман, а всего несколько глав. Авторы делают это постоянно. Ну ладно, я еще не делала, но все когда-то бывает впервые.
Я чувствовала себя… нет, даже не убийцей. Хуже. Героев в книгах убивать приходилось. Пусть нечасто, а положительного и вовсе всего один раз, но случалось. И все же это было другое. Совсем другое. Это была хоть и выдуманная, но вполне реальная жизнь, в которой люди рождаются и умирают. Сейчас я примеряла на себя роль темного божества, создавшего мир и в какой-то момент решившего, что он ему не нравится. Что-то пошло не так. Герои живут, радуются и печалятся, ждут встречи и не подозревают, что демиург уже вдохнул поглубже, собираясь ледяным выдохом погрузить их в сон, пробуждения от которого не будет.
Может, хватит уже сантиментов? Какой, нафиг, демиург? Какой мир? Это просто вербализованная игра фантазии. Буковки. Система знаков, служащая для передачи информации.
Но почему тогда эти чертовы буковки заставляют людей зарываться в них с головой, забыв о времени, смеяться и плакать так, словно все происходит с ними самими?
Я встала, подошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу. Во дворе мигала огнями елка, падал легкий, едва заметный снежок.
Новый год. Все еще Новый год.
Праздники…
Иногда не видишь того, что лежит на поверхности.
Я даже засмеялась от неожиданности.
— Мать, ты чего заливаешься? — заглянула в комнату Алена.
— Да ничего… собака прикольная во дворе. Ушла уже.
— А-а-а. Я к Светке сбегаю ненадолго.
— Хорошо, иди.
Дверь в прихожей захлопнулась, я снова села за стол и закрыла страницу. А потом открыла файл.
Ну что, дети мои? Не бойтесь, солдат ребенка не обидит.
Когда я закончила, уже перевалило за полночь. Даже не услышала, как Алена вернулась. То есть поймала дальним краешком сознания, то тут же об этом забыла.
Теперь обратно в статус — и «Завершить».
Все-таки новогодний коротыш. Немножко запоздало, но праздники и правда еще не кончились.
Я сидела и улыбалась, как дурочка. Обычно было грустно заканчивать книгу — жаль прощаться с героями, которые словно уходили от мамки в самостоятельную жизнь. Но только не сейчас. Хотя получилось хорошо — я знала это. Маленькая новогодняя сказка про взрослых людей, которые нашли друг друга.
Ира с Киром встретили Новый год. И все, что надо, между ними было. Я все-таки поделилась немного своим — на полутонах, больше намеками, эмоциями и ощущениями. Странно, но вспоминала при этом даже не то, что происходило между нами с Ником, а… «Щелкунчика». То самое адажио. И носом хлюпала. Вот как это связано? Да кто бы знал. Но связано, точно.
Ну а утром Ира рассказала Киру, что пишет книги. И что писала о них, но ничего не получалось. Но зато теперь знает, как закончить. А Ник… тьфу, то есть Кир прочитал, и ему понравилось. Ну сказка же. Хотя почему сказка? Многих писательниц мужья читают, причем не по обязанности, а с удовольствием. У нас с Ником не так, но это и хорошо. Я бы сама не хотела, чтобы он читал мои книги.
Прилетел комментарий от первой ночной ласточки:
«Спасибо огромное. Очень добрый и теплый рассказ. Жаль, что не получилась большая книга, но и так отлично. С Новым годом! Жду новинку».
Мур-р-р!!!
И тут же…
Ой, бля…
Нику-то я не позвонила! Автор, залипший в свою книгу, становится неадекватом, потерявшим связь с действительностью. А я терпеть не могла, когда люди не выполняли обещаний. И непунктуальность тоже.
Воцап услужливо доложил, что Ник заходил туда десять минут назад.
«Не спишь? Позвоню?»
«Нет. Да», — тут же прилетело в ответ.
— Ночера, — отозвался на первый же гудок. Немного ехидно. Мол, давно уже не вечер.
— Извини, пожалуйста, — заканючила я. — Как провалилась.
— Уснула?
— Нет. В книгу. Думала, еще не поздно, а потом посмотрела на часы…
— Закончила хоть? — усмехнулся Ник.
— На сегодня — да. И в запас написала. Хотя и не все еще. Но успею до выходных.
— Ну и отлично. Забронировал домик на Игоре. С пятницы, на две ночи.
— Ой, — испугалась я, потому что Игора для меня была чем-то вроде Давоса — буржуйский лыжный курорт. — Я это… плохо на лыжах. Со школы ни разу не стояла.
— Думаешь, я хорошо? Найдем чем заняться и без лыж. Завтра вечером приедешь?
— В клуб?
Пожалуйста, не надо в клуб. Давай вдвоем побудем. Я еще не наелась. И, наверно, не скоро наемся.
— Ко мне.
Прозвучало немного как приказ. Ну и ладно. Пусть.
— Слушай, а что со шлагбаумом? Я на своей поеду.
— Скину номер пульта. Остановишься в арке, наберешь с телефона — автомат откроет. Во сколько тебя ждать?
— Часов в семь.
— Хорошо. Спокойной ночи, Жень. Целую!
— И я тебя.
— Да-а-а, мать, это клиника!
Вздрогнув, я обернулась. Алена стояла на пороге в ночной рубашке и смотрела на меня как на…чудо-юдо.
— Чудо-юдо-рыба-кит, — продекламировала я.
— Он под деревом сидит, — рассмеявшись, продолжила Алена.
— По-турецки говорит.
— Говорит, говорит, разговаривает, — закончили мы хором нашу любимую мешанину из ее детства.
— А
