Наследник для Шаха - Анна Гур
— Да. Ты можешь быть очень полезна. Исчезни. И не смей появляться пока не позовут.
Не ожидала я подобного…
Впиваюсь взглядом в холодное лицо знойного красавца. Он больше не смотрит на стюардессу. Она будто для него не существует. Шах смотрит только на меня.
Перевожу взгляд в сторону девушки в голубой обтягивающей форме и замечаю, как маска радушия сползает с лица соблазнительницы.
— Как скажете.
Бросает тихо, разворачивается на высоченных каблуках и несется прочь в носовую часть самолета, прикрывает за собой дверь.
Аслан на нее даже не смотрит. Все это время он буравит взглядом меня.
Кусаю губы и не выдерживаю этого давящего внимания, говорю то, что думаю.
— Жестко ты с ней. Мне показалось ты ее сильно заинтересовал. Она красивая.
Говорю, а самой обидно. Не понимаю себя. Своих чувств.
Приподнимает бровь. Уверенный в себе мужчина. На миг в его глазах проскальзывает что-то странное, теплое, а затем шокирует меня:
— Это не важно, потому что мне интересна ты, Полина.
Выбираюсь из автомобиля и направляюсь к трапу. Внутри меня цветут мандраж и паника. Я ни разу в жизни и на самолетах не летала, а сейчас предстоит полет на частном лайнере. Поднимаюсь по лестницам и не отвечаю на радушную улыбку стюардессы.
— Добрый день. Рады приветствовать вас на борту.
Глаза у нее холодные. Хоть и на лице приклеилась улыбочка. Это, скорее, профессиональное. Смотрит она на меня слишком цепко, расчетливо, словно спрашивает, что здесь делает эта замухрышка.
Обращаю внимание на ее узковатую форму нежно-голубого цвета. Красивая. Эффектная. Чувствую себя какой-то ущербной на фоне этой девушки модельного роста.
В простеньком старом платье, в балетках, с зареванным лицом. Поражаюсь, что Шахов вообще посмотрел в мою сторону, да еще и признался, что я вызываю в нем желание.
Когда такие особи рядом ходят, зачем ему такая, как я?
Может, вопрос в том, что я беременна, но тогда он бы меня не целовал, не смотрел с такой страстью.
— Прошу, проходите, — женщина встает в проходе и указывает мне направление, а я замираю. Стою и во все глаза таращусь на окружающую роскошь.
Салон лайнера, скорее, похож на гостиную с удобными креслами, инкрустированный древесиной и кожей. У меня дух захватывает. Я уже видела дорогое убранство клуба Валида и злосчастного "Элита", но здесь…
Все словно кричит о баснословном богатстве. Замираю, боюсь хоть шаг сделать. На мгновение спотыкаюсь, когда встречаюсь в глубине салона со взглядом Шахова. Мужчина устроился в кремовом кресле и держит в руке бокал, не моргая смотрит на меня.
Не замечает радушной стюардессы, которая щебечет, всячески желая привлечь внимание этого матерого хищника, чуть поодаль место занимает огромный диван с подушками.
На мгновение можно забыть, что ты в самолете, кажется, что это просто дом с крыльями.
— Девушка, нужно занять пассажирское кресло, мы вот-вот взлетаем, — поет над ухом блондинка и голос у нее звучит зло.
Я это не то, что слышу, а скорее, чувствую эти нотки негодования. Двигаюсь вперед. Здесь есть еще несколько кресел, но я почему-то иду к тому, которое находится прямо перед Асланом.
Странно даже. Я до жути боюсь, что мне предстоит лететь. Я боюсь этого настолько сильно, что подбираюсь к самому опасному человеку на этом борту в поисках защиты.
Сажусь в широкое кресло и буквально утопаю в нем. Здесь даже пахнет приятно. Ваниль и шоколад.
Здесь. Рядом с этим мужчиной. Я тянусь к нему. Злюсь. Негодую. Но все же…
Как в ту ночь. Меня к нему тянет. А вот стюардесса вызывает раздражение.
— Пристегнитесь, пожалуйста, — опять слышу назойливый голосок, который буквально сочится медом и патокой.
Смотрю в нерешительности на Аслана, потом на свое кресло. Стыдно. Я не знаю, как и что тут работает и что я должна пристегнуть.
Стюардесса понимает мою задержку, наклоняется, помогает, но делает это так, что вываливает свои нижние девяносто на обозрение мужчины.
Защелкивает ремни и спрашивает елейным голоском:
— Чай, кофе, что-нибудь покрепче?
Открываю рот, чтобы отказаться, но Шах меня опережает.
— Девушка перед полетом не пьет. Особенно спиртное.
Стюардесса выпрямляется и оборачивается к Шахову. Лучится просто. Разве что в стойку не встает, а мне становится совсем неприятно. На душе кошки скребут. На ее фоне я чувствую себя жалкой замухрышкой.
Слишком уж приторное у нее радушие в мою сторону. Утрированное. Так можно показать лишь то, с каким высокомерием она ко мне относится.
— Чем я еще могу быть полезна лично вам, господин Шахов?
Отворачиваюсь к иллюминатору, смотрю, как человек в оранжевой униформе начинает показывать двумя красными палками какие-то знаки.
Сердце наполняется злостью. Не хочу слышать, как Аслан любезничает с этой фифой. Я понимаю мужчину его возможностей. Сложно отказаться, когда такая красотка всячески выказывает свою симпатию, и резко оборачиваюсь, когда слышу жесткий голос Шаха.
— Да. Ты можешь быть очень полезна. Исчезни. И не смей появляться, пока не позовут.
Не ожидала я подобного…
Впиваюсь взглядом в холодное лицо знойного красавца. Он больше не смотрит на стюардессу. Она будто для него не существует. Шах смотрит только на меня.
Перевожу взгляд в сторону девушки в голубой обтягивающей форме и замечаю, как маска радушия сползает с лица соблазнительницы.
— Как скажете.
Бросает тихо, разворачивается на высоченных каблуках и несется прочь в носовую часть самолета, прикрывает за собой дверь.
Аслан на нее даже не смотрит. Все это время он буравит взглядом меня.
Кусаю губы и не выдерживаю этого давящего внимания, говорю то, что думаю:
— Жестко ты с ней. Мне показалось, ты ее сильно заинтересовал. Она красивая.
Говорю, а самой обидно. Не понимаю себя. Своих чувств.
Приподнимает бровь. Уверенный в себе мужчина. На миг в его глазах проскальзывает что-то странное, теплое, а затем шокирует меня:
— Это неважно, потому что мне интересна ты, Полина.
Голос Шаха тонет в звуке турбин. Я в страхе вцепляюсь пальцами в подлокотники кресла и жмурюсь. Паникую. Начинает знобить.
Кажется, я боюсь летать. Очень.
— Полина… — голос мужчины ударяет по перепонкам, но меня трясет так сильно, что я не могу даже глаза распахнуть, челюсть сковывает, уши закладывает.
Еще никогда в жизни я так сильно не пугалась.
— Полина! — рявкает, а затем что-то рычит на своем языке, явно ругательства, не знаю, все это смешивается в тарабарщину и наводит еще больше страха, свист меняется, вздрагиваю, когда слышу щелчок.
Нахожусь в шаге от обморока и в эту секунду чувствую, как кто-то отстегивает ремень, который, оказывается, застегнули слишком сильно, он вонзался в живот, а я
