Нереальная. Моя - Анастасия Градцева
— Хотя бы написала, где ты. Я тебе кучу раз звонил. Беспокоился.
— Саш, иди нахуй со своим беспокойством, сделай милость, — устало попросила я, ощущая, как меня пытаются утянуть в привычные игры под кодовым названием «как же тебе, Лера, не стыдно!». Нет уж, спасибо! Скажем «пока» эмоциональным качелькам, я на них накачалась досыта. Еще и невроз на сдачу получила.
— Где ты?
— В месте, где меня не бьют, — с готовностью отозвалась я. Хотела добавить «и не насилуют», но вовремя вспомнила про то, что за стенкой спит Ник. Мало ли, вдруг услышит.
— Если хочешь знать, я не горжусь тем, что сделал.
Я тут же представила, как он поморщился при этих словах и потер пальцами подбородок. Его мимику и жесты я за все эти годы изучила прекрасно.
— Нет, Саш, я не хочу этого знать. Единственное, что меня интересует, это дата, когда мы пойдем в загс и разведемся.
— Когда? — хмыкнул он. — Никогда. Устроит такой ответ?
— И зачем тебе жена-шлюха, которая спит со всеми подряд? — сказать это иронично не вышло, в голосе все равно зазвенела злость. — Да еще и родить не может? Вложи лучше свой капитал в кого-нибудь более перспективного.
— Ты можешь мне не верить, но я тебя люблю, — глухо сказал муж, — если бы не любил, мне было бы все равно. А ты вчера сама видела, что это не так.
Блядь. Блядь…
— Саша, ты пизданулся в край, если вот это называешь любовью, — тихо сказала я, чувствуя, как внутри черепа растекается дичайшая боль и долбит сумасшедшим набатом в виски. Все, я больше не могу. Если я еще хоть секунду с ним поговорю, меня разорвет на кусочки.
Я нажала на отбой.
И снова пошла курить.
Еще одна чашка кофе, бутерброд из найденных в холодильнике запасов, несколько запросов в гугл и короткое сообщение для мужа: «Не хочешь давать согласие на развод, значит встретимся в суде. Заявление я подам все равно».
Саша ничего не ответил, зато через полчаса мне позвонила… мама! Ну надо же!
Сколько лет сколько зим.
— Привет, мам.
— Лера, мне сейчас звонил твой муж, он говорит, что вы с ним разводитесь. Это правда?!
Я поморщилась: снова начала болеть голова. Черт, маловато было одной таблетки обезболивающего, надо было двумя закидываться. Но кто ж знал, что еще маменька сегодня будет выстегивать?
— Это правда, — подтвердила я, стараясь говорить максимально спокойно и доброжелательно.
— Почему?!
— Потому что гладиолус, — буркнула я, не удержавшись.
Мне и без психотерапевта было ясно, откуда растут ноги у моей нелюбви к этому вопросу. Мама его обожала, поэтому я все детство слышала: «Почему ты не можешь быть аккуратнее? Почему ты не доела кашу? У тебя тройка, почему? Почему ты не можешь быть, как твоя сестра?»
В какой-то момент я просто стала отвечать на эти вопросы так, чтобы сильнее ее позлить. Ох как же мама бесилась! А папа ржал и пытался этого не показывать: отворачивался, кусал губы, но по трясущимся плечам все было ясно. Он вообще классный был мужик. Рука, конечно, у него была тяжелая, прилетало мне от него будь здоров, но зато в шахматы меня научил играть. Часто говорил: «Голова у тебя золотая, Лерка, а вот характер гавно». А потом делал паузу и добавлял: «как у меня».
Хотя Ленку, как по мне, он все равно больше любил и баловал. Ей и ремнем гораздо реже попадало.
— Лера, я тебя, между прочим, серьезно спрашиваю, — укоризненно сказала мама, — а ты опять со своими идиотскими шуточками. Когда уже повзрослеешь?
Четвертый десяток как никак.
Мне вдруг стало стыдно. Может, она действительно переживает.
— Он меня ударил, мам, — с огромным трудом смогла я выдавить из себя.
Все-таки Нику рассказывать об этом было легче, в его поддержке я была уверена на двести процентов. С маменькой и на десять можно было рассчитывать с трудом.
— Нет, ну это плохо, конечно. Но зная тебя, уверена, что там было за что, — вздохнула мама, и у меня в животе заворочался гадкий клубок, как будто скользкие змеи свили там гнездо. А она продолжала:
— Лера, вот поверь моему опыту: это не повод для развода. Такими мужчинами, как твой муж, не разбрасываются. Ты просто сама своего счастья не понимаешь, а другие женщины годами пытаются найти хоть кого-то приличного. Вот даже на сестру посмотри: и умница, и красавица…
— Я ничего не хочу слышать про сестру, — перебила я ее резко.
— Почему?
— Спроси у нее сама. Еще раз про нее скажешь, я закончу разговор. И я не шучу.
Мама осуждающе помолчала, а потом выдала скорбным тоном:
— И откуда в тебе это ужасное хамство?
— Сама удивляюсь. Но тут всего два варианта: либо из-за плохого воспитания, либо наследственное. Ты к какому склоняешься?
Мама некоторое время переваривала мою фразу, а потом выдала ледяным тоном:
— Хамка.
И бросила трубку.
— Значит, все-таки наследственное, — подытожила я.
Черт, как же я скучала по папе. Он умудрялся сдерживать мамину неадекватность, и было хоть какое-то ощущение семьи. Сейчас же ничего. Пусто.
— И с кем это ты с утра воюешь по телефону? — на кухню, отчаянно зевая, вошел Ник и уселся за стол. — С начальницей?
— Если бы, — мрачно отозвалась я, — с мамой.
— Оу, сочувствую.
— Да я привыкла уже, — пожала я плечами, — любовь к моим родственникам измеряется километрами. Чем они дальше от меня, тем сильнее я их люблю.
Ник ободряюще коснулся моей руки.
— Мои родители живут в Казахстане, так что я частично понимаю, о чем ты говоришь. Я два раза в год езжу туда, этого прям достаточно. Но они у меня хорошие, никогда не осуждают, не ругают. Мне кажется, даже если бы я дворы мел, они бы все равно этим гордились.
— Зэ — зависть, — слабо улыбнулась я, — моя семья наоборот уверена, что я всегда всё делаю не так. Тебе повезло, что
