Империя ненависти (ЛП) - Кент Рина

Нокс присоединяется ко мне с красивой блондинкой.

Боже, неужели я подумал о блондинке и красавице в одном предложении?

Возьми себя в руки, Стерлинг.

Анастасия не похожа на принцессу мафии. Она мягкая, скромная и очень влюблена в моего друга, который еще несколько месяцев назад считал, что у него нет души.

Как и у меня.

Оказывается, я единственный на этой карусели. Кроме Кинга, возможно.

Зачеркните. У Кинга нет сердца, души и многого другого, чем я горжусь.

Обручальное кольцо Анастасии размером с континент, вероятно, было сделано из крови врагов мафии.

Не самая лучшая мысль, когда я целую тыльную сторону ее руки.

— Хорошо выглядишь, Ана.

Нокс пинает мою голень.

— Руки прочь от моей невесты.

— Которую ты заполучил благодаря мне.

Я пинаю его в ответ, когда никто не смотрит.

Он глядит на меня так, словно я проклятый папа римский.

— Как именно ты внес свой вклад? Это было до или после того, как ты почти все разрушил?

— Прямо посередине, вообще-то. Ана, пусть этот придурок знает, что я сыграл важную роль.

— Дэниел был хорошим игроком.

Она смеется, выражение ее лица светлеет, и у меня в животе появляется тошнотворное дерьмо, которое бывает, когда меня вот-вот стошнит.

Вот почему я не люблю блондинок. Они всегда, без малейшего чертового сомнения, выглядят как она в моем испорченном сознании.

— Ты что-то недопонимаешь, красавица. Дэниел кто угодно, только не хороший игрок.

— Твоя зависть заливает пол, Ван Дорен. Каждый человек на планете Земля знает, что я более очарователен, чем ты когда-либо будешь.

— Поэтому ты накричал на двух человек на этой неделе?

— На троих, и они были идиотами. Быть обаятельным не синоним покладистости, а у меня аллергия на глупость.

— Но Нокс прав. Гвен сказала, что ты другой, — без нужды снабжает Анастасия.

Гвен, жена Нейта, ее подруга, и, видимо, сплетни стали их побочным хобби, потому что она говорит:

— С тех пор как у тебя появилась новая помощница. И тоже блондинка. Я всегда думала, что ты нас ненавидишь.

— Да. Без обид.

— Обиделась.

Нокс сверлит меня взглядом.

— Извинись.

— Мне жаль, что ты родилась с отвратительным цветом волос, Анастасия. Ты мне нравилась больше, когда красила волосы в черный оттенок.

— Ты уверен, что это извинение? — она качает головой.

— Единственная версия, которую ты получишь.

Я улыбаюсь, показывая свои ямочки, поскольку они, очевидно, заставляют людей терять бдительность или падать на колени.

За исключением одного гребаного человека, очевидно.

— А теперь, если вы меня извините. Мне нужно поприветствовать нескольких клиентов.

Раунд общения равен лайку случайных постов в социальных сетях и комментариям о том, что люди хорошо выглядят, когда они на самом деле картошка в виде людей.

Возможно, я отношусь к экстравертам, но чрезмерное общение с людьми заставляет меня чувствовать себя… пустым.

Быть может, даже одиноким.

Но моему несуществующему психотерапевту не нужно об этом знать.

— Дэнни!

Девушка в золотистом бросается в мои объятия, как проститутка в стрип-клубе.

— Катерина.

Я целую ее в щеку, чтобы отстраниться, а она едва заметно трется животом о мой член.

Никаких признаков жизни.

Чертовски идеально, Джуниор. Через некоторое время мы обратимся в больницу.

У Катерины богатый отец, который помог ей встать на ноги, но она еще и труженица. Это то, что я уважал в ней, когда мы впервые встретились в университетские годы.

На ней золотистое платье, которое могло бы соперничать с одеждой драг-квин. Она высокая, с изящными изгибами и охренительной задницей и… в общем, это все, что я о ней помню.

И тот факт, что мой желудок терпит десятую часть ее еды.

— Давно не виделись, незнакомец.

Она проводит своим красным маникюром по моему галстуку.

— Я был немного занят.

В попытке переспать со своей помощницей на моих условиях и потерпел неудачу. Не то чтобы кто-то нуждается в этих удручающих подробностях.

— Тогда, наверное, это судьба, что мы встретились здесь.

— Мы крутимся в одних кругах, Кэт. Судьба это последнее, чему ты должна отдавать должное.

— Ой, не будь занудой.

— Не будь безнадежным романтиком.

Это отвратительно.

Все эмоции отвратительны.

Особенно слезливый тип, который многим удивительно нравится.

— Романтика это последнее, в чем я нуждаюсь, — мурлычет она. — Я открываю новый ресторан в Париже.

— Поздравляю.

— Не желаешь перенести эти поздравления в более уединенное местечко?

Нет.

Но у меня нет причин для отказа, поэтому я говорю:

— Веди.

Я хочу проткнуть себя десятисантиметровым ножом и надеюсь, что боль разбудит мой член спящей красавицы.

Катерина отводит нас в комнату с утварью в дальнем конце зала и запирает за нами дверь.

Прислонившись к ней, она начинает возиться со своими едва заметными бретельками.

Она красивая, горячая, с телом, в котором я могу потерять себя часами, и она брюнетка.

Идеально подходит для быстрой интрижки, поцелуя в лоб и переделки Парижа.

И все же мой член продолжает дремать, ожидая поцелуя другой принцессы.

Той самой принцессы, о которой он чуть не начал вести дневник, чтобы запомнить первый раз, когда ему удалось ее запятнать.

Забрать ее невинность.

Оказаться внутри нее.

С другой стороны, Катерина ничего для меня не делает.

Она и в прошлом не делала. Никто из других девушек не делал.

Они были просто необходимостью.

Я уже собираюсь уйти, найти Николь и согласиться на ее условие, положив руку ей на задницу, пока я трахаю ее, когда в тишине раздается грохот.

Сначала я думаю, что нас бомбят.

Привет, террористы и мировой беспорядок.

Но это происходит снова. Стук в дверь. Больше похоже на чертов кулак.

— Кто-то пришел, — хнычет Катерина.

Грохот раздается снова, на этот раз сильнее.

— Ты меня не слышал? — кричит она.

Снова грохот, и я подавляю улыбку. Кажется, я точно знаю, что это за террорист.

Катерина открывает дверь с большим нетерпением, чем ребенок.

— Ты!

«Ты», террористка с самым великолепным лицом, которое только создал Бог, это не кто иной, как Николь.

Она проходит мимо Катерины, ее осанка напряжена, а лицо напоминает суверенитет на картинах.

Но ее тело это мириады движений. Ее ноги дрожат. Ее пальцы подрагивают.

Это едва заметное зрелище. Почему я раньше не замечал изменений в языке ее тела?

Она стоит, между нами, в своем простом черном платье и на каблуках, которые я хочу с нее снять.

Вообще-то, каблуки могут остаться.

Николь не нужно быть яркой или даже прилагать усилия, чтобы выглядеть красиво. Второсортное платье, аккуратный шиньон, немного макияжа, и она готова выйти на подиум.

— Разве ты не ассистентка? — шипит Катерина, явно злясь на Николь за то, что та оборвала ее момент.

— Единственная и неповторимая.

Она улыбается с капающей сладостью.

— Не хочешь поделиться, что ты здесь делаешь? — спрашивает Катерина.

Николь смотрит на меня, потом тянется к лифчику, и мой член как бы воскресает из пепла, как дешевый феникс.

Между ее пальцами лежит пакетик.

— Подумала, что дам тебе презерватив, чтобы он не заразил тебя венерическим заболеванием, которое он передал мне. Хламидиоз. Мерзкое дерьмо, и мы, девочки, должны беречь друг друга.

Катерина бледнеет. Я разражаюсь смехом.

Черт. Эта девушка.

— Это что, какая-то извращенная шутка?

Катерина смотрит между непроницаемым Николь и моим крайне забавным, как зритель на теннисном матче.

— Хочешь увидеть результаты? — Николь начинает поднимать платье.

— Отвратительно. Вы оба.

Катерина бросает на нас взгляд и выбегает из комнаты со скоростью, от которой трещат ее каблуки.