Кэрри Браун - И всё равно люби
Доктор Веннинг молча слушала эти печальные истории.
– Тяжелые сны, не позавидуешь, – вздохнула она.
Рут не любила плакать, особенно перед доктором Веннинг. Ей хотелось, чтобы та считала ее сильной.
– Так вот, Рут, – сказала она ей тем субботним днем, – думаю, твои кошмары выдают мужественную борьбу воображения. Вот здесь ты, – продолжала она, поведя рукой, – а вот твой разум бросается тебе на помощь. Храбро бросается, я бы сказала. Пытается исправить преступления, которых ты не совершала. Это сны-утешения. Ты бессознательно пытаешься исправить поступки своего отца.
Веннинг откинулась в кресле и с улыбкой посмотрела на Рут, будто эта ее особенность восхитила ее, и теперь ей не терпелось поделиться с Рут своим восхищением.
– Рут, правда, твой разум настоящий герой. Ты хочешь все исправить, но, конечно же, не можешь. Но ты только погляди, только подумай, твое воображение ни на минуту не дает себе передохнуть! Тебе же ночь за ночью снятся эти кошмары. – Веннинг встала и довольно похлопала себя по животу. – Полагаю, тебе даже следует быть за них благодарной.
Рут во все глаза глядела на доктора Веннинг. На той было коричневатое платье, широкая талия схвачена ремнем.
«Вылитый поросенок в мешке, смехота!» – так она отзывалась о своей фигуре. Пряди закрученных седых волос кивали ей в такт.
– Рут, это дар. Не каждый может увидеть все настолько явственно. Думаю, когда-нибудь эти сны оставят тебя, но пока что я склонна считать их проявлением твоей способности сострадать и богатого воображения. Ты, конечно же, не в силах изменить то, что произошло, но ты можешь сострадать теперь. Можешь разговаривать с теми людьми, встречая их во сне. Они показывают тебе, где они жили, что любили и что потеряли. Слушай их истории. Но расскажи им и о своей печали. Мне кажется, постепенно вы познакомитесь ближе, и они уйдут.
Рут скользила взглядом вокруг: вот лохматые книжные полки – из книг торчат листки бумаги, вот мраморный бюст Шиллера – летящая шевелюра и римский нос, вот густо-серые шторы на высоких окнах, выходивших на Объединенную церковь Христа.
Представила, как она заговаривает с людьми, которых так явственно видела во сне в запустелых домах и на заброшенных фермах.
Рут знала, что свое детство доктор Веннинг провела в Германии в том же городе, где в молодости жил Шиллер. Той нравилось рассказывать Рут о его величественной серой красоте: пологие виноградники спускаются к реке, мягкие очертания островков, темнеющих в воде, березы, ели, золотой свет напоен медовым ароматом, храм со сводчатым потолком, к которому тянутся холодные струи воздуха. Шиллеру не нравилось учиться. Он стал поэтом, потому что восхищался красотой того мира, когда бегал мальчишкой.
Наверное, никто не верил в шиллеровскую «прекрасную душу» сильнее доктора Веннинг.
– Рут, поверь, твоя душа прекрасна, – сказала ей Веннинг тем днем. – Давай, пей свой чай, – напомнила она и довольно ощутимо постучала Рут по плечу. – И перестань бояться своих снов. Представляй, что все эти люди заново сажают свои сады, отстраивают фермы, выращивают скот. Постарайся не упускать никаких деталей, всё запоминай – на этом снимке светит солнце, а на этом идет дождь…
Она внимательно посмотрела на Рут.
– Все хорошо, и все будет хорошо, – закончила она. – Знаешь, чьи это слова? Нет? Это Юлиана Норвичская, выдающийся представитель христианского мистицизма. У нее тоже бывали видения, вот как у тебя. С той разницей, конечно, что ей являлся только один человек – Иисус Христос. Как жаль, да?
После этого разговора Рут обратила внимание, что она по крайней мере уже не так прислушивается к своим снам. Пересказывая их доктору Веннинг, она отметила, что теперь гораздо лучше запоминает детали: вот лошадь в поле, и масть ее гнедая, а не какая-то еще, вот окно в мансарде, чуть наклонено к небу, и в стекле отражаются плывущие облака, а вот на ветру шуршит камыш у пруда, в комнате пахнет свечами.
– Как ты думаешь, мне в самом деле снилось все это, или я всё сочиняю, пока рассказываю?
– Отличный вопрос! – доктор Веннинг даже улыбнулась от удовольствия. – А сама-то как думаешь? Что ты чувствуешь от этих рассказов?
– Будто… Будто все в мире связано и что мир – это что-то целое, – отвечала Рут.
Доктор Веннинг, похоже, осталась довольна ответом.
– Вот мир-то и примирит тебя с собой, Рут, – сказала она. – Полюби его, этот мир.
В свое первое лето в новом доме Рут многие часы проводила за чтением.
Сперва она обнаружила серию книг «Реки Америки» – Мэри рассказала, что купила ее с рук, еще когда дочки были совсем маленькими, и толстенный том «Вечерние истории дядюшки Артура». Рут понимала, что давно выросла из этих историй, но не могла оторваться и перечитывала их снова и снова.
А когда Мэри поняла, что Рут любит читать, она опросила соседей, и скоро Рут разбогатела – Редьярд Киплинг и Бернард Шоу, несколько хрестоматий «лучших историй для детей», «Страна Рутамята» Карла Сэндберга, целый ворох новых детективов – «Асфальтовые джунгли» и «Бульвар Сансет», а еще «Лорна Дун» и «Дом под сиренью» Луизы Олкотт. А лучше всего были несколько романов Диккенса – «Оливер Твист», «Холодный дом», «Дэвид Копперфильд», «Большие надежды», «Тяжелые времена».
«Солнце печально вставало, – читала она в «Повести о двух городах», – оно освещало картины, но привлекала лишь одна. На ней был изображен мужчина. Лицо его отражало всю его сердечную доброту. В то же время от человека на картине исходило чувство испуга, неспособности управлять своими чувствами. Казалось, что он вовсе неспособен устроить свою жизнь хорошо и уже давно смирился с тем чувством унижения, но не оказывал ему никакого противодействия и знал, что порок погубит его неминуемо».
И думала об отце. «Порок». Рут посмотрела значения слова в словаре: изъян, недостаток, неисправность. Вот подходящее слово, чтобы описать то, что точило его изнутри. Недуг.
Рут уже умела готовить сосиски, бобы и яичницу. Мэри показала ей, как мариновать говядину и квасить капусту, варить овощной суп, печь ржаной хлеб и кексы с изюмом и коричневым сахаром.
На застекленной террасе, примыкавшей к кухне, всегда работало радио, вечерами они с Мэри слушали репортажи с бейсбольных матчей.
Частенько играли в карты.
И никогда не заговаривали об отце Рут напрямую.
Однажды ни с того ни с сего Мэри вдруг порывисто сжала Рут руку.
– Бедная девочка, – вздохнула она. – Ты ведь ни о чем не догадывалась, да?
Рут молча кивнула. «Хотя кое-что я все-таки знаю», – подумала она.
– Бедная девочка, – повторила Мэри.
Как-то вечером за несколько дней до начала учебного года Рут и доктор Ван Дузен отправились в здешнюю школу. Идти было довольно близко – с десяток домов от дома Мэри. Остановившись у забора школы, Ван Дузен рассказал Рут, что ребенком ходил в эту школу и что теперь Рут будет здесь учиться.
