Сьюзен Филлипс - Любовь тебя настигнет
В голове Люси промелькнул образ рыдающей дамы.
— Сейчас для меня не самое подходящее время.
Темпл вздернула губу.
— Для тебя никогда не наступит подходящее время, правда, Люси? Ты всегда можешь найти причину, чтобы не заниматься собой.
— Я занимаюсь собой. — То ли взгляд Темпл действовал устрашающе, то ли во всем был виноват второй хот-дог, но прозвучало это неубедительно. — Я делаю кое-какие упражнения, — произнесла она уже тверже. — Мне это не нравится, но я все равно их делаю.
Темпл скрестила руки на груди, как тюремный надсмотрщик.
— Какого рода упражнения?
— Отжимаюсь. Качаю пресс. Много хожу. Иногда бегаю.
— Иногда — это недостаточно.
— Зимой я хожу в спортзал. — Трижды в неделю, если повезет. Чаще, чем дважды. И редко выдавалась неделя, когда она не сходила бы туда хотя бы один раз.
Темпл махнула рукой в сторону Люси, как будто перед ней лежал кусок протухшего мяса:
— И ты довольна результатами?
Люси задумалась.
— Да, вроде бы.
— Ты себе лжешь.
— Не думаю. Хотела бы я, чтобы мое тело было чуть более упругим? А какая женщина об этом не мечтает? Но меня и так все устраивает. Немного здесь, немного там. Сильно ли я переживаю по этому поводу? Не очень.
— Каждая женщина в нашей стране переживает из-за своего тела. В нашем обществе невозможно жить, не переживая по поводу чего-нибудь.
Люси пришло в голову, что она и так слишком много думает о том, какую ответственность она несет перед семьей и какую — перед собой и как сохранить баланс между тем и другим. Так что времени на серьезные размышления о собственном теле ей не хватало.
— Я не фанат тяжелых тренировок. Наверное, в этом плане у меня своя философия. Подход под названием «достаточно хорошо».
Темпл приняла такой вид, будто по Люси ползали тараканы, и хотя Люси знала, что ей бесполезно это объяснять, все же решила попытаться.
— Я верю, что занятия спортом важны. Но не готовлюсь к соревнованиям, а просто хочу держать себя в форме. А когда я слишком много занимаюсь, то на каком-то этапе вообще перегораю.
— Надо себя заставлять.
— Я вполне счастлива, что у меня нет силы воли. — Люси решила предположить, что Темпл, быть может, не будет так несчастна, если опробует в деле подход «достаточно хорошо». Прибавка в весе не была случайной, и в душе Люси задавалась вопросом, что заставило Темпл утратить железный контроль над собой.
Но Темпл не могла постичь небрежного отношения Люси к собственному телу, и та решила воспользоваться моментом, пока она молчала, и сменить тему.
— У меня есть двенадцатилетний друг, который любит являться сюда без приглашения.
От беспокойства глаза Темпл расширились.
— Этого нельзя допускать.
— С учетом того, что участок не огорожен забором под напряжением, будет сложно держать его на расстоянии. Я сказала ему, что у меня гости, на тот случай если он придет и обнаружит тебя. Тогда это не покажется ему странным.
— Ты не понимаешь. Меня никто не должен видеть!
— Я сомневаюсь, что он входит в число твоих фанатов.
— Панда! — завизжала Темпл. — Панда, скорее сюда!
Панда пришел не торопясь.
Темпл ткнула рукой в Люси.
— Я не могу сейчас с этим разбираться. Позаботься об этом! — Она пулей вылетела из комнаты и затопала наверх, преодолевая по две ступеньки за раз.
Вместо того чтобы заговорить о деле, Панда оглядел гостиную.
— Что случилось с моей мебелью?
— Какой мебелью?
— Которая здесь раньше стояла.
— Опиши ее.
— Что ты имеешь в виду?
Люси прищурилась.
— Опиши мебель, которая здесь стояла.
— Диван, пара стульев. Где это все?
— Какого цвета был диван?
Он стиснул зубы.
— Это был диван. Диванного цвета. Что ты с ним сделала?
— Если бы ты сказал, как он выглядел, — изображая нетерпение, произнесла она, — я бы, возможно, и вспомнила.
— Он выглядел как диван! — возмутился Панда.
— Ты не помнишь! — торжествующе заявила Люси. — Ты понятия не имеешь, как выглядела эта комната. И как выглядит что бы то ни было в этом доме. Потому что все это ничего для тебя не значит.
Его подбородок дрогнул.
— Я знаю, что у меня был диван, а теперь он исчез.
— Он не исчез. Он на веранде. Вместе с парой стульев и другими вещами, которые ты не узнаёшь. Тебе наплевать на этот дом, и ты его не заслуживаешь.
— И все же. Он мой. И я требую вернуть свинью.
Тут она остановилась.
— Свинью?
— Свинью, которая сидела на кухне.
— Эту уродливую свинью в фартуке и с отколотым ухом?
— Ухо не отколото. Он всего лишь треснуло.
Она изумилась:
— Ты помнишь трещину в ухе глупой свиньи, но не знаешь, какого цвета твой диван?
— Я больше разбираюсь в керамике.
— Панда! — завизжала Темпл сверху. — Последи за мной.
Вайпер уставилась на лестницу.
— Это просто потрясающе, — произнесла она, — как хорошо ты справляешься с ролью собачки Темпл Реншоу.
Он прошел вперед по коридору.
— В твоих интересах, чтобы свинья была уже на месте в следующий раз, когда я приду на кухню, иначе ты никогда больше не увидишь свою еду.
— Твоя свинья уродлива! — прокричала она ему вслед.
— Как и твоя мать, — крикнул он в ответ, что привело ее в ярость. Но больше Люси злилась не на него, а на себя. Потому что чуть не рассмеялась.
Бри закрывала ларек на ночь, когда рядом остановился белый пикап. Надпись на дверцах гласила: «Ферма Дженкинса».
Уже почти стемнело, и она как раз закончила упаковывать последние нераспроданные банки с медом в картонные коробки, которые ставила на тачку. Она с шести утра пропалывала заросший сорняками сад Майры, снова забыла поесть и устала так, что валилась с ног. И все же сегодняшний день принес несколько приятных минут. Она продала восемнадцать банок меда, а также клубнику и спаржу, которые выросли в огороде, несмотря на то что за ними никто не ухаживал. Она почти обзавелась подругой, хотя и не особенно верила, что известная особа вроде Люси может быть настоящим другом, однако это все равно ее радовало.
Тоби, как обычно, исчез, но когда дверь грузовика открылась, он помчался к подъездной аллее.
— Большой Майк!
Она едва не уронила банки, когда из машины вылез Майк Моуди. После столь тяжелого дня Бри не имела никакого желания общаться с ним. Она до сих пор не могла сопоставить его нынешний шикарный «фасад» с толстым подростком в прыщах, который остался у нее в памяти. Если бы она не знала его так хорошо, то приняла бы за добродушного отца семейства, а не наглого говорливого торгаша.
