Жиль Мартен-Шоффье - Однажды в Париже
Если Аньес принимала меня за засахаренный фрукт, то теперь ее вкусовые ощущения говорили ей нечто совсем другое. Ее взгляд погас. Это был самый подходящий момент, чтобы сделать снимок жертвы Фэйрфилда: она вызывала жалость. Под влиянием шока Эдуар налил себе третью порцию виски. Лучше было бы ему не закуривать сразу же — вдруг вспыхнет пламенем? Обожаю такого рода ситуации: вы вводите всех в замешательство, загоняете в угол и вдруг предстаете в роли спасителя. Это возможно, когда у вас есть решение, и в этот раз оно у меня было.
— Без паники, — сказал я. — Вы могли бы подвергнуться насилию со стороны французской звезды. Результат: вы ничего бы не получили. Но вам повезло, потому что нападавший на вас — американец. Мы привлечем его к суду у него на родине. А там не шутят: это лямки, уголовный и гражданский кодекс, публичное унижение и разорение в частной жизни. Они хотят всего, а если вы сопротивляетесь — снимут с вас последние штаны и зубы вырвут. Следовательно, если вы согласны, то я позвоню своему коллеге Чарлзу Бенфорду. Только услышав его имя, фирма «Континенталь» почувствует, что у нее кишка тонка. Чарлз — это настоящий зубр. Во Дворце правосудия в Париже нет такого коридора, чтобы, идя по нему навстречу Бенфорду, можно было бы с ним разминуться. Вы увидите, благодаря нему все пойдет очень быстро. Мы, конечно, не поедем на процесс. Когда вы придете в банк, вам не придется стоять в очереди.
Забудьте запах крови. Аньес волновали только деньги. Ей было наплевать, что она подвергнет унижениям Фэйрфилда, то, что она отнимет у него несколько миллионов, уже приводило ее в восторг. У нее восстановился цвет лица. Одна деталь только ее беспокоила. Все та же — деньги. Она заранее опасалась, что ее будущий приз уйдет на оплату гонораров Чарлзу. Бедная милашка считала американских адвокатов просто хищниками. Я ее успокоил:
— Никакого риска. Чарлз не выставит вам фактуру. Он получит вознаграждение за счет этой глупой скотины. Если, как я полагаю, нам только достаточно появиться с иском, чтобы Фэйрфилд и «Континенталь» дрогнули, он возьмет 15 или 20 процентов того, что вы получите. Если придется вести расследование и крутиться, процент увеличится. Но будьте уверены, если где-то есть айсберг, Чарлз его обнаружит.
— Что?
— Айсберг. Какая-то большая и ледяная истина, скрытая Фэйрфилдом. Но это уже мое дело, вам почти ничего не придется платить из своего кармана. А сумма денег будет большая.
Аньес поверила мне на слово. Поскольку к ней вернулся определенный тонус, она попросила меня позвонить Чарлзу тут же. Что я и сделал ради нашей большой выгоды. И после разговора с ним у меня было для Аньес срочной работы на десять — двенадцать часов. Она должна была кратко изложить свое дело на десяти — двенадцати страницах, не упустив ни одной даты и не забыв упомянуть каждого человека, который видел ее и Фэйрфилда во время их медового месяца. Все должно было быть готово к завтрашнему утру. Она, казалось, сгибалась под тяжестью этой задачи. Но не я. Все улаживалось. Осталось дать последние рекомендации.
— Вы не должны ужинать, выпейте кофе и курите всю ночь напролет до утра. Когда вы будете совсем без сил, Эдуар пришлет вам фотографа из «Сенсаций». Надо, чтобы была заметна каждая морщинка, чтобы были отчетливо видны синяки под глазами! Если хотите, я еще могу как следует приложиться. Постарайтесь, чтобы глаз был закрытым и опухшим. И плачьте обоими глазами. Пусть у вас будет затравленный вид.
Назавтра в 10 часов утра я забрал текст и фотографии. В то время как моя ассистентка передала свидетельское показание в бюро переводов, я сопроводил Аньес в комиссариат полиции на Елисейских Полях. Дело было начато. На всякий случай я попросил у Эдуара чек на 4000 евро. Он не упирался. И его тоже она опутала.
Глава 12
Коко Дансени.
Когда я узнала эту новость, я и без того уже была выведена из себя. Из-за Арианы, жены певца из нашей лучшей рэп-группы, маленькой белой стервы, которая считает, что на нее возложена миссия защищать своего дорогого негра. Рок-журналы, телевидение, фирма грамзаписи, конечно же приятели, организаторы концертов — все те, кто помог «сфабриковать» успех ее вечно возбужденного мужа, отныне находились у нее под подозрением. Теперь, перед любой инициативой, требовалось получить добро у особы с горсткой турецкого гороха в голове вместо мозгов. Потому что ее белая задница вскружила голову Бобби, она считала себя Эвитой Перон[95]. Каким тоном она со мной разговаривала! Они оба страшно задавались. Она сделала из самой симпатичной канальи в Париже зануду, который все время и ко всему придирался. Сегодня утром это было особенно невыносимо. Она требовала, чтобы я позвонила в журнал «Экспресс» и запретила им печатать фотографию Бобби с Нельсоном Манделой. Не буду говорить вам, сколько дипломатических усилий за два года до этого пришлось проявить «Континенталь», чтобы добиться для рэпера аудиенции в Кейптауне. Бедный Нельсон Мандела: все черные старлетки планеты хотят оказать ему почести. Если он будет соглашаться, то всю оставшуюся жизнь только и будет делать, что принимать заверения в почтении к нему. Короче говоря, мы добились допуска туда для Бобби. Благодаря отрывку, который он сочинил для пропаганды борьбы со СПИДом и включил в альбом «Анфуаре». И потому что бывший южноафриканский президент хотел, чтобы ему объяснили эту историю с платками у мусульманок в парижских пригородах. Напоминаю вам, это было в 2003 году. Посол Франции в ЮАР уже защищал наше дело, но Бобби оказался вторым официальным рупором по вопросу о светском характере школы во Франции. Как если бы Четвертая республика послала Эдит Пиаф судьей на Нюрнбергский процесс! Безумие какое-то. Не стоит и говорить, что Бобби подготовили заранее досье на эту тему, мы все за это взялись. Результатом были довольны: хотя нам предоставили около десяти минут, встреча затянулась и заняла гораздо больше времени. При выходе оттуда Бобби буквально порхал от радости. Целых три месяца он только и говорил, что о своем новом божестве. И вот сегодня утром его подруга больше не желает, чтобы фото, на котором запечатлен этот славный тет-а-тет, появилось в печати. «Экспресс» должен сконцентрироваться на самом Бобби, на его послании и конечно же на ней.
— Кончайте ваш номер с добрым черным Бананиа. Бобби — француз. Не стоит изображать его в виде попавшего в город банту, который приходит выразить свое почтение Дяде Тому. Если бы вы читали тексты его песен, вы бы знали, что он говорит о безработице, о насилии, о любви, о Саркози, о Франции, о том, что нас интересует. Забудьте это фото, Бобби — не бронзовый поклонник черного далай-ламы. Лучше напечатайте снимки с нашей свадьбы. Он женился на белокурой эльзаске, и мы пропустили этап с кюре и с имамом. Это интересно, и это показывает кое-что о так называемой религиозной войне в пригородах…
