Аманда Плейтелл - Грязные игры
Дугласу Келли решила пока ничего не говорить. К тому времени как интервью увидит свет, он и так узнает про ее беременность, придет в полный восторг и их отношения снова наладятся. Текст интервью она утвердит сама, а потом Джейсон может позвонить Дугласу на работу, чтобы использовать пару-тройку дополнительных цитат. Муж Келли ненавидел беседы с журналистами, тогда как Келли, напротив, приходила в восторг от подобной возможности обратить на себя внимание.
Во-первых, интервью, помещенное в столь престижном журнале, потакало ее непомерному самолюбию. Во-вторых, что несравненно важнее, Келли была уверена: Дуглас не сможет бросить ее, если она расскажет всему миру о том, как они счастливы, что ждут ребенка. Затеяв развод, он выставил бы себя на посмешище, а для него в жизни не существовало ничего более болезненного, чем насмешки. А какая это будет увесистая оплеуха Джорджине! Наконец-то эта газетная шлюшка поймет, кто тут правит бал, злорадно подумала Келли.
Войдя в кабинет Шэрон, Феретти тут же плюхнулся на софу.
– Вчера вечером Роджер сам позвонил мне, – горделиво поведал он. – Сказал, что страшно соскучился и хочет встретиться со мной в баре. А я ответил…
Шэрон не слушала. Любовные похождения Феретти ее совершенно не интересовали, и она всегда старалась пропускать его излияния мимо ушей. При этом, однако, она делала вид, что слушает очень внимательно. Пользы Хорек приносил много, и Шэрон предпочитала лишний раз не задевать его болезненное самолюбие.
Рабочий день близился к концу, и Феретти наконец встал и, подойдя к бару, налил себе и Шэрон выпивки.
– Как там дела у нашей стервочки? – полюбопытствовала Шэрон, воспользовавшись паузой, чтобы перевести разговор на свою излюбленную тему.
Феретти надулся.
– Я с ней не разговариваю, – обиженно процедил он. – Она противная. Она зарубила мою идею. «Угадай, чей крантик». Помнишь? Я предложил поместить десяток фотографий известных личностей и предложить читателям угадать, кому из них принадлежит какой крантик. Разумеется, мы напечатали бы только затушеванные контуры, а не фотоснимки настоящих членов, хотя все они есть в моей домашней коллекции. Так вот Джорджина отклонила мое предложение. Сказала, что оно безвкусное. Представляешь? Безвкусное!
– Тебе не удалось выяснить, что с ней было в течение того месяца?
– Я разговаривал с людьми, которые в то время состояли у нас в штате, но никто из них толком ничего не знает. Поговаривают, будто у нее когда-то подозревали рак, но потом оказалось, что тревога ложная. А исчезла она сразу после этого. Никому не говорила, что с ней произошло, да никто ее вроде бы и не расспрашивал.
– Пусть сыщик разузнает, кому и куда Дуглас посылал цветы в это время, – предложила Шэрон. – Он всегда пользуется услугами Полы Прайк из Айлингтона. У них в архивах должны сохраниться какие-то записи. Если эта стерва лежала в больнице, Дуглас вполне мог послать ей цветы. Тогда по крайней мере у нас будет за что зацепиться.
– Да, мысль неплохая, – кивнул Феретти.
– Какие ходят сплетни по поводу десятерых засранцев, которых я уволила? – осведомилась Шэрон.
Она имела в виду журналистов, состоявших в общем штате «Трибюн». Четыре дня в неделю они работали на «Дейли», а пятый – на «Санди». Шэрон выдвинула им ультиматум: либо они всю неделю работают у нее, либо пусть выкатываются к чертовой матери.
– Все очень огорчены, особенно наша дражайшая Джорджина, – ответил Феретти. – Беда лишь в том, – простодушно добавил он, – что обвиняют в случившемся не ее, а тебя.
Не успело последнее слово сорваться с его губ, как он горько раскаялся в своей болтливости.
Шэрон тигрицей соскочила с кресла и метнулась из-за стола. Встав посреди кабинета, она заорала:
– Как они смеют обвинять меня, эти уроды? Да я этих раздолбаев всех поувольняю! Почему они считают, что эта гребаная сучка тут ни при чем? Отвечай, мать твою! – Глаза ее метали молнии.
Феретти настолько перепугался, что боязливо втянул голову в плечи. Он забыл стряхнуть пепел с сигареты, который провис длинной колбаской, грозя вот-вот свалиться ему на брюки.
– Я хочу знать поименно всех, кто меня обвиняет! – продолжала вопить Шэрон.
«Ну вот, опять из меня доносчика делают», – подумал Феретти, поймав блокнот, который бросила ему Шэрон. И тут же не без злорадства начал вспоминать, кто был с ним не слишком любезен в последнее время.
Вечер пятницы, конец рабочей недели. Джорджина валилась с ног от усталости. Сев в машину, она позволила себе отвлечься от раздумий и просто посматривать по сторонам, на жизнь вечернего Вест-Энда. Автомобили еле ползли по запруженным улицам, из театров валили толпы людей. Джорджина с грустью попыталась вспомнить, когда была в последний раз на спектакле.
Под фонарем пристроилась парочка влюбленных. Не обращая внимания на прохожих, они страстно целовались, причем молодой человек обеими руками тискал ягодицы девушки. В душе Джорджины шевельнулось неясное чувство. На мгновение ей тоже захотелось ощутить мужскую ласку. Выпадет ли ей когда-нибудь такой случай? И действительно ли она хочет этого?
Джорджину беспокоила Белинда. Подруга устала от необходимости скрываться, отчаяние и обида порождали бесконечные ссоры. Джорджина вдруг подумала, что, будь ее любовником мужчина, она могла бы проявлять свое отношение к нему не таясь. Они бы спокойно возвращались домой, а утром вместе уходили на работу. Она тяжело вздохнула – день выдался сложный.
Увольнение десятерых репортеров потрясло ее. Битых две недели она пыталась доказать Шэрон, что делать этого нельзя, но так и не сумела отстоять свою правоту. Если увольнение проводилось в рамках плана реорганизации деятельности «Трибюн», разработанного Дугласом, то должно было закончиться почти неминуемым крахом. Оставшись с Дугласом с глазу на глаз, Джорджина так ему и заявила:
– Дуглас, я считаю, это настоящее самоубийство. Неужели вы этого не видите? Тиражи всех наших выпусков начали стремительно падать. Я уверена: снижение интереса к нашим изданиям связано в первую очередь с падением уровня мастерства журналистов. Мы должны повышать его, а не освобождаться от лучших авторов. Читатель становится более разборчивым, это очевидно.
Увы, добиться, чтобы Дуглас ее понял, ей тогда так и не удалось.
Сейчас же она чувствовала себя настолько разбитой, что мечтала лишь об одном: вернуться домой и устроиться на софе с огромным бокалом охлажденного вина…
Затренькал мобильный телефон. Звонила Белинда.
– У тебя совсем измученный голос, – взволнованно сказала она. – Что-нибудь случилось?
