Карин Боснак - Сколько у тебя? 20 моих единственных!..
— Лесбиянка! — внезапно пронзительно вскрикнула мама.
Лесбиянка? Чудесно, просто чудесно. Медленно, очень медленно повернулась к маме. Она была все так же печальна, но, кажется, ей полегчало после того, как удалось высказаться вслух.
— Мам, она не лесбиянка, — медленно произнесла я.
— Ну, тогда я не понимаю — почему она до сих пор одинока?
— Может, ей просто хочется быть одинокой — ты об этом не задумывалась?
— Никто не хочет быть одиноким, во всяком случае, так долго.
— Тогда, вероятно, она не может разобраться в себе, а твое занудство и тревоги только все усложняют.
— Я тревожусь и занудствую потому, что беспокоюсь о ней, — чуть мягче проговорила мама. — Не могу видеть ее одинокой.
— Она не одинока, — повторила я.
— Нет, одинока.
Несколько секунд я выдержала мамин взгляд, а потом отвела глаза. Тут я заметила, что Дейзи, Эдвард, Рут и Пэтси смотрят на нас в замешательстве. Забрав у Колина сумку с Евой, я направилась к выходу. Дейзи озадаченно пробормотала:
— Это все говорилось о собаке?
Примерка
Я шла по улице, держа в руках собачку, похожую на чихуа-хуа, — вот что я вообще-то собиралась сказать. Колин трусил рядом, извиняясь в сто первый раз. Впрочем, я больше не сердилась за дурацкую стрижку. Ева — милашка, как бы ее ни причесали. Меня расстроило другое. Я поняла бесцельность и ненужность собственного существования. Что я сделала со своей жизнью? А что делает Колин, зачем он идет за мной?
В «Саксе» девушка-ассистент вручила мне платье, проводила в примерочную и сообщила, что вернется через минутку. Платье — модель Веры Вонг, без бретелек — простое и элегантное. Я разделась, но тут пришло голосовое сообщение на мой телефон.
— Привет, Дел, это мама…
Отлично. Только этого не хватало.
— Прости мне эту вспышку в отеле, — сказала она. — Наверное, я просто пытаюсь найти объяснение, потому что не могу понять, отчего ты ни с кем не встречаешься, и мне неприятно видеть тебя одинокой. Дорогая, я беспокоюсь о тебе, ты, по-моему, относишься к любви, как твой дедушка. Но это не бывает как в кино. Никаких взрывов чувств. Ты ждешь, что появится идеальный мужчина, но идеальных мужчин не существует. Ты слишком поглощена вещами, которые заслоняют от тебя жизнь, вещами, которые сбивают тебя с ног. Но что легко пришло, легко и ушло. Я не уговариваю тебя угомониться, но ты действительно должна остепениться. И в жизни, и в любви. Перестань все так усложнять. Прекрати бороться со всем подряд, Делайла, — от несовершенных мужчин до моих объятий. Если ты позволишь себе расслабиться и уступить, обнаружишь, что дышать станет гораздо легче.
Прослушав мамино сообщение, я задумалась над ее словами. Может быть, я действительно чересчур усложняю жизнь. Возможно, моя проблема в том, что требую от мира идеального мужчину. Двадцать мужиков — похоже, я была не слишком разборчива, укладываясь с ними в постель, но достаточно привередлива, чтобы отвергнуть их, одного за другим. Да, конечно, я не со всеми старалась сохранить длительные отношения, но со многими. Впрочем, я никогда не прилагала особых усилий для этого.
Проклятие! Теперь я еще больше запуталась.
Я надела новое платье и взглянула на себя в зеркало. А мне нравится — платье великолепно. Дейзи оказалась права, абсолютно все — цвет, стиль, все — идеально. Сзади оно выглядело как корсет — наглухо застегнуто и затянуто. Я попыталась дотянуться до шнуровки, но не могла, поэтому высунула голову из примерочной в поисках помощницы.
— Она отошла на минутку, — подсказал Колин. Он сидел в кресле напротив, с Евой на коленях. — Помочь чем-нибудь?
— Мне нужно застегнуть молнию, — призналась я.
— Я могу, — предложил он.
Мгновение поколебавшись, я бросила взгляд на Еву. Он вновь надел на нее платье и тиару, явно пытаясь исправить впечатление от прически. О Господи! Он такой милый, а я такая стерва. Мне стало неловко, что я наорала на него в отеле.
— Ладно. — Я впустила его в примерочную.
Опустив Еву на стул, Колин подошел к небольшому пьедесталу, на котором я стояла перед зеркалом. Остановившись сзади, он медленно застегнул молнию и принялся за петельки — одну за другой. Я чувствовала себя совершенно беззащитной и занервничала. Он закрепил последний шнурок, а потом его ладони, нежно скользнув по спине, замерли на моих обнаженных плечах.
— Почему ты избегаешь меня? — Наши взгляды в зеркале встретились. Жар заливал лицо.
— Я тебя не избегаю.
Колин недоверчиво приподнял бровь:
— Нет, избегаешь.
— Да нет же, вовсе нет.
Придерживая за плечи, Колин развернул меня так, что мы оказались лицом к лицу. На своем пьедестале я стала почти одного роста с ним.
— Избегаешь, — медленно повторил он. — Ты меня избегаешь, и я хочу знать почему.
Он был так близко, и я, вместо того чтобы что-то сказать в ответ, стала разглядывать его лицо. В придачу к огромным карим глазам и лукавому выражению лица у него еще густые, почти кустистые, брови и легкая щетина. Он так идеально небрежен. И абсолютно не самодоволен.
— Ну же, — не отставал он. — Расскажи мне.
Я опустила глаза, пытаясь сохранить самообладание, но от одного его вида колени подкашиваются.
— Не знаю, — внезапно я перестала защищаться. — Наверное, от смущения.
— Почему? Потому что трое из твоих бывших оказались голубыми?
— Нет, — помотала я головой. — Все гораздо серьезнее.
Колин вздохнул:
— Дел, отчего бы тебе не рассказать, в чем дело? Возможно, я сумел бы помочь.
Я лишь молча смотрела на него.
— А хочешь, я расскажу какую-нибудь свою тайну? — предложил он. — Чтобы тебе было легче начать?
— Даже не знаю, — улыбнулась я. — Это должна быть большая настоящая тайна.
— Идет.
Я задумалась, но лишь на миг.
— Ладно, — уступила я. — Если ты расскажешь что-нибудь действительно интересное, тогда и я расскажу.
— Отлично. — Колин посерьезнел, готовясь к признанию. — Итак, я никогда никому об этом не рассказывал, но… — Он помедлил, нервничая. — Я играю на кнопочном аккордеоне, — выпалил он. — Правда. Когда я был маленьким, мама заставляла меня заниматься, я и сейчас смогу сыграть.
Колин опустил голову, изображая крайнее смущение. Я шутливо стукнула его по руке:
— Колин, перестань, будь серьезнее!
Он расхохотался, вскинув голову.
— Ну извини. Просто после всех этих разговоров на тему «Твоя собака лесбиянка» ты в таком напряжении, что мне захотелось немного повеселить тебя.
— Я в порядке, — сказала я, скрывая раздражение. — Ну а теперь давай серьезно.
— Ну ладно. Больше никаких шуток, обещаю. — На этот раз он говорил медленно. — Я провалил пробы в сериал. Отвратительно сыграл, это было ужасно, самое паршивое выступление в жизни.
Судя по выражению лица, он говорил правду.
— Как это случилось?
— Не знаю, — пожал он плечами. — Не понимаю, что произошло. Обычно я вполне уверен в себе, но почему-то когда пришел в студию, начал сравнивать себя с другими актерами. Мы все пробовались на одну роль. Не пойму с чего, но я думал: «этот парень выше меня ростом», «а этот симпатичнее», короче, в голову полезла всякая ерунда. Потом я начал сомневаться в своих актерских способностях, и к тому времени, как меня вызвали к продюсеру, уверенность пропала окончательно. Я забыл текст. Спотыкался на каждом слове. Они криво ухмылялись — это было ужасно.
Колин не поднимал глаз. Он явно был разочарован и подавлен. Мне стало его ужасно жаль.
— Уверена, все не так плохо, как тебе кажется, — попыталась я утешить. — Наверняка ты слишком суров к себе.
Он лишь усмехнулся:
— Поверь, это действительно было чудовищно.
— Но ведь будут еще пробы, верно?
— Да, но огорчен я тем, что, выйдя со студии, задумался, что же я делаю со своей жизнью. Я даже предположил, что, возможно, отец прав и мне, наверное, нужен запасной план Я впервые усомнился в себе.
Положив руку ему на плечо, я совершенно искренне произнесла:
— Слушай, Колин, меня очень тронул твой рассказ о пробах, но чем больше я об этом думаю… ты действительно хочешь играть в сериале? То есть я понимаю, это солидная работа и все такое, но…
— Нет, — перебил Колин. — Я не хочу сниматься в сериале. И никогда не хотел. Когда мне позвонили, я обрадовался, но только потому, что это постоянная работа и хорошо оплачиваемая, но на самом деле это не то, чем хотелось бы заниматься. Понимаешь, о чем я?
— Стабильность притягательна, — кивнула я.
— Я не хочу сказать, что слишком хорош для мыльных опер, — продолжал Колин. — Но я хотел бы заниматься другим, меня вдохновляют совсем другие сценарии, а эта роль не из них.
— Тогда не позволяй себе унывать от того, к чему ты на самом деле не стремился, — сказала я. — Все к лучшему.