Сьюзен Льюис - Танцуй, пока можешь
Генри и Лиззи расписались в Челси, и после короткой церемонии был прием в «Риде». Там присутствовала и Джессика. Увидев ее, я удивился тем чувствам, которые она во мне вызвала. Джессика очень похудела, а глаза на бледном лице казались просто огромными. Наблюдая, как она общается с гостями, я вновь испытал жгучий стыд при воспоминании о том, что ей пришлось перенести по моей вине. Ведь я непрерывно заставлял ее страдать начиная с самой первой нашей встречи.
Сначала мы оба испытывали неловкость, но потом, увидев, с какой готовностью Джессика покинула остальных гостей ради общения со мной, я понял, что она не меньше меня хочет хотя бы попытаться восстановить наши отношения. Она, правда, нарочито весело и беспечно рассказывала о своей новой, свободной жизни, громко смеялась и всячески делала вид, что ей абсолютно на все наплевать. Но я слишком хорошо ее знал. Она очень много пила, и я понимал, что в любой момент может произойти срыв. После приема я отвез ее домой и уложил в постель. На следующий день мы поехали к ее родителям и забрали вещи.
И в недели, последовавшие за примирением, мы наконец сделали то, что следовало сделать много лет назад, – обсудили наши отношения и чувства. Я был потрясен, узнав, что весь последний год, вплоть до нашего разрыва, Джессика принимала наркотики. Она говорила, что лишь таким образом ей удавалось хотя бы на время забыть о том, что я ее не люблю.
А жуткие картины, оказывается, символизировали ее матку, которая со временем сморщивается и теряет цвет, оставаясь бесплодной.
– Хотя, конечно, – говорила она, – я одна виновата во всем случившемся. Но я так страдала! И хотела заставить страдать тебя. Я боялась, если ты узнаешь, что я не смогу родить тебе детей, то будешь постоянно попрекать меня этим, а потому старалась выразить свои чувства через картины, ничего не говоря тебе… Но ведь основная беда не в этом, а в том, что ты по-прежнему любишь Элизабет. Ты вообще можешь себе представить, каково это – жить с человеком, любить его и все время знать о его любви к кому-то другому.
Я пришел в ужас от мысли, что прожил столько лет с Джессикой и даже не подозревал о тех мучениях, которые она испытывает. Хотя в этом, наверное, я был не до конца правдив с самим собой. Конечно же, я о них знал! Но мне просто было абсолютно на это наплевать. Ну что ж, теперь по крайней мере представилась возможность хоть чем-то искупить свою вину. И я старался. Все мое свободное время было посвящено Джессике. Мне очень понравилось часами сидеть в ее захламленной студии, которая снова наполнилась яркими и сочными красками. Сидеть и наблюдать, как обнаженная Джессика (почему-то она должна была делать это именно обнаженной) привязывает по кисти к каждой руке и водит ими по полотну. Я, правда, по-прежнему крайне скептически относился к ее своеобразному искусству, но теперь оно напоминало мне о днях, проведенных в Оксфорде, и эта легкая ностальгия очень сблизила нас.
Очень скоро я заметил, что Джессика стала много пить, но она решительно пресекала любые разговоры на эту тему.
– Могу я позволить себе небольшие радости? – икнула она, когда однажды я пришел домой довольно рано и застал ее лежащей на диване, рядом с почти пустой бутылкой джина.
– Но, Джесс, милая, еще вчера вечером эта бутылка быда полной!
– Оставьте меня в покое, Александр Белмэйн! И вообще, чего это вы сегодня заявились в такую рань?
– Если ты помнишь, я здесь живу. Ну давай, вставай, попробуем влить в тебя немного кофе.
– А больше ты ничего не хочешь в меня влить? – пьяно захихикала Джессика. – Что, все никак не можешь сделать мне ребенка?
– Джесс, возьми себя в руки, прежде чем скажешь что-нибудь такое, о чем впоследствии будешь жалеть.
Внезапно она разрыдалась.
– Извини. Я не хотела тебя обидеть. Я сама не соображаю, что говорю и что делаю. Я совершенно запуталась. Раньше, когда ты не любил меня, все было проще. А что же нам делать теперь? Может быть, сходить к какому-нибудь врачу? Я же знаю, как ты хочешь ребенка. Так вот, знай: я не собираюсь его тебе рожать!
Я понял, что продолжать какой-либо разговор бесполезно, и вышел из комнаты. Поговорим, когда она протрезвеет. Кроме того, в одном она совершенно права – нам действительно нужно сходить к специалисту. В конце концов мы уже довольно долго живем не предохраняясь, а результат нулевой. Хотя о каком ребенке может идти речь, когда Джессика пьет практически каждый день?
И снова наша жизнь превратилась в вереницу сплошных ссор. Причем каждая последующая была еще более бурной, чем предыдущая. Хотя меня не покидала уверенность, что беременность все бы изменила. Тогда Джессика наверняка убедится в моей любви. И кроме того, нам просто необходимо существо, которое мы оба любили бы, о котором вместе заботились.
Инструкции по делу Пинто я получил в тот самый день, когда мы с Джессикой все-таки набрались мужества и решили сдать все необходимые анализы на бесплодие. Сильнее меня этим делом был удивлен, пожалуй, только наш клерк Рэддиш. Я уже сталкивался с делом Рут Пинто раньше, и мне даже удалось добиться ее освобождения под залог. После этого ее поверенный сказал мне, что она настаивает, чтобы я и дальше занимался ее делом. Правда при этом он очень ясно дал понять, что ее желания в данном случае абсолютно не совпадают с его.
Британское правительство, а точнее министерство обороны, обвиняло Рут Пинто в краже совершенно секретных документов и продаже их одному из ста пяти русских дипломатов, которые после этого случая были высланы из страны. Насколько я помнил, эти документы касались маневров Королевского флота в Балтийском море.
Дело разбиралось четыре дня и очень широко освещалось в прессе. Мои отношения со стороной обвинения складывались непросто, но меня это даже забавляло, поскольку уверенность в собственной победе росла от заседания к заседанию.
Вечером накануне последнего дня суда мы с Джессикой ужинали дома. Я немного нервничал из-за неожиданного поворота в деле, который произошел на сегодняшнем заседании. В тот день давал свидетельские показания близкий знакомый Рут, и они оказались самым настоящим подарком обвинению. Теперь мне приходилось резко менять линию защиты. В связи с этим настроение у меня было подавленное, и я даже не сразу заметил, что Джессика пьяна.
Она сидела напротив меня и пыталась налить себе супу, но в результате большая его часть оказалась на скатерти. Заметив мой взгляд, Джессика демонстративно вылила следующий половник на соль и перец.
С трудом сдержавшись, я протянул руку и как можно спокойнее сказал:
– Дай мне, пожалуйста, половник. Я хочу налить себе немного супу.
В какой-то момент мне показалось, что она швырнет им в меня. Но потом ее настроение вдруг резко изменилось, и она рассмеялась. Причем смех был настолько. заразительным, что я тоже не смог удержаться. Мгновенно оборвав смех, Джессика спросила:
