Патриция Мэтьюз - Оазис
– Вы можете как-то это исправить?
– Разумеется, мы попытаемся. Ваша положительная реакция на присутствие Бетель является обнадеживающим признаком.
– Вы полагаете, что моя фобия, как вы это называете, могла привести меня к зависимости от наркотиков?
– Вполне возможно, что она сыграла в этом не последнюю роль, Лейси… – Ноа снова потер нос кончиком ручки. – Думаю, вам самая пора принять участие в сеансах групповой терапии. Вы сами обещали мне это, когда узнали, что Джеффри уже присутствовал на них, помните?
– Я знаю, но… – Она вздохнула. – Я только что пыталась вам объяснить, как я реагирую на близость людей.
– Именно поэтому вы и должны к нам присоединиться. Как еще вы сможете побороть свою фобию?
– О, я вовсе не против общества. Например, я люблю вечеринки, где меня окружает множество людей.
Ноа покачал головой:
– Я вовсе не это имел в виду. Когда вы присутствуете на вечеринке, даже если вас окружают друзья, вам вовсе не обязательно с кем-либо сближаться. Вы всегда можете держаться на расстоянии. В нашей группе это невозможно. Вам придется раскрыть свою внутреннюю сущность. Как бы ни были вновь прибывшие враждебно настроены друг к другу в самом начале лечения, к тому времени, когда им приходит пора получать свидетельство о прохождении курса, они неизбежно проникаются взаимной симпатией. Разумеется, есть и немногочисленные исключения.
– Проникаться симпатией друг к другу? Раскрывать свою внутреннюю сущность? Боже мой, доктор, я просто на это не способна!
– Вам придется сделать усилие. Боюсь, что я вынужден настаивать, в особенности после того, что услышал от вас сегодня.
Лейси поникла головой.
– Хорошо. Если вы так считаете.
– И еще одно. – Ноа взял со стола ее записную книжку. – Я просил написать, что значит для вас быть наркоманкой и как вы своим поведением подводите людей из вашего окружения, причиняя им боль… Но то, что я прочитал, никуда не годится, Лейси.
– Я же говорила, что я не писатель.
– А я и не требую от вас писательского дарования. В том-то и состоит ваша главная ошибка. Вы старались изо всех сил пригладить ваши проблемы, превратить их в шутку. Я вовсе не хочу, чтобы вы меня забавляли. Перестаньте щеголять красноречием и сведите все к главному. Будьте честны с самой собой и со мной. Начните с сути. Опишите, как вы воспринимаете вашу зависимость от наркотиков и ваше пребывание здесь. – Он протянул Лейси записную книжку. – Придется это переделать.
Одной из худших сторон алкогольной зависимости, если не самой худшей, является потеря памяти. Вращаясь в обществе, ты встречаешь многих людей, чаще всего незнакомых, и после вечерней попойки утром с похмелья тебе не так легко вспомнить имена. Для политика это особенно скверно. Память на имена и лица для политика все равно что хлеб насущный.
Губернатор Стоддард перестал делать записи в блокноте и задумался. Разумно ли с его стороны называть себя политиком? Правда, доктор Брекинридж заверил его, что содержание этих записей останется только между ними двумя, и дал слово, что блокнот будет уничтожен, как только он, Стоддард, выпишется из Клиники. Все же за долгие годы политической карьеры губернатор привык к осторожности и не спешил доверить что-либо компрометирующее бумаге. Если кто-нибудь, вроде той же Синди Ходжез, заглянет в этот блокнот, даже без его инициалов, у него или у нее может возникнуть интуитивная догадка.
Все еще глядя в окно, он провел рукой по песочного цвета поросли на своем лице. Доктор Брекинридж согласился, чтобы он отпустил бороду, когда Стоддард признался, что опасается быть узнанным на сеансах групповой терапии. Доктор также пообещал предоставить ему контактные линзы, чтобы изменить цвет глаз. При этом Брекинридж снова, уже в который раз, уверял губернатора, что вероятность раскрытия инкогнито для него крайне невелика.
– У людей здесь достаточно собственных проблем, чтобы еще строить догадки, кто есть кто.
– Но мне то и дело приходится читать, что такой-то или такая-то из известных личностей помещены в медицинские учреждения на лечение от алкоголизма, – заметил Стоддард.
– Вы правы, но в большинстве случаев эти сведения просачиваются наружу после того, как они покидают наши стены. А те, кто не возражает против огласки, принадлежат обычно к миру шоу-бизнеса. Некоторые из них даже умудряются извлекать из этого для себя какую-то пользу. Что-то вроде рекламы. – Доктор коротко улыбнулся. – Похоже, что проходить лечение от наркотической зависимости стало почти модой среди представителей шоу-бизнеса. Думаю, вам не о чем беспокоиться, Джон.
В конце концов Стоддард уступил и согласился присутствовать на сеансах групповой терапии. Доктор Брекинридж настаивал на том, что именно этот метод является одним из их главных орудий в процессе лечения, и губернатор решил, что если он не воспользуется всеми преимуществами от пребывания здесь, то оно окажется пустой тратой времени. Жизнь вообще полна разного рода опасностей и ловушек.
Стоддард уставился на блокнот. Да, эта маленькая книжечка тоже могла сработать против него. Ну да черт с ним! Он ведь знал с самого начала, что пребывание здесь будет сопряжено для него с риском.
Он продолжал делать записи в дневнике и как раз подошел к концу, когда раздался стук в дверь.
– Войдите!
Дверь открылась, вошел Брекинридж.
– Как вы себя сегодня чувствуете, Джон? – с улыбкой осведомился Ноа.
– Вот. – Губернатор протянул ему блокнот. – Я только что завершил работу над своим ежедневным заданием.
– Очень хорошо. – Ноа уселся в кресло и внимательно посмотрел на Стоддарда. – Борода поможет вам остаться неузнанным, и я пришлю, как обещал, пару цветных контактных линз. Я записал вас на свой сеанс групповой терапии завтра утром. Должен предупредить еще о двух вещах. Во-первых, с завтрашнего дня у вас появится сосед по комнате. Он – дантист из маленького городка в центральной части нашего штата, и я сомневаюсь, что он когда-либо слышал о губернаторе Стоддарде. И во-вторых, телефон. Нам придется его забрать. Я уже и так пренебрег правилами, позволив вам им пользоваться. Как я уже говорил, телефоны в Клинике запрещены, так как служат отвлекающим фактором. Если другие пациенты узнают, что я позволил вам иметь аппарат у себя в палате, дело может кончиться бунтом.
– Разве вы не можете сделать для меня исключение, доктор? Мое положение несколько отличается от остальных. Я должен быть на связи с моим помощником каждый день на случай каких-нибудь непредвиденных обстоятельств.
– Мне очень жаль, но это запрещено. Однако я готов войти в ваше положение и сделать шаг вам навстречу. Выберите определенное время для ежедневного разговора с вашим помощником и воспользуйтесь аппаратом в моем рабочем кабинете. Это самое большее, что я могу для вас сделать.
– Ладно, – вздохнул Стоддард. – Полагаю, мне придется довольствоваться этим. Знаете, телефон – совершенно необходимая вещь для такого прожженного политика, как я. – Он рассмеялся. – Моя жена однажды сказала, что я, должно быть, родился с телефонной трубкой, приросшей к уху.
– Это еще один вопрос, который меня беспокоит, – нахмурился Ноа. – Вы говорили, ваша супруга не знает о том, что вы здесь?
– Верно, и я не хочу, чтобы она об этом узнала. Я полностью ей доверяю, и в общем-то Майра достаточно сдержанна по натуре, но если ей станет известно, что я в Клинике, она тут же бросится сюда, чтобы быть рядом со мной. А если о ее прибытии пронюхает пресса, кто-нибудь наверняка сумеет сопоставить факты.
– Но, видите ли, это тоже является жизненно важной частью нашей программы. Мы стараемся пригласить сюда супруга или кого-нибудь из близких родственников пациента на всю последнюю неделю его пребывания здесь. Мы даем им подробные разъяснения, какого рода помощь от них потребуется после того, как пациент выпишется из Клиники. Последующий уход имеет не меньшее значение, чем курс лечения здесь, и вашей жене необходимо пройти инструктаж.
Стоддард покачал головой:
– Извините, доктор, но я не могу позволить себе такой риск.
– Вы существенно усложняете мне задачу, Джон, – сказал Ноа. У него появилось сильное искушение отослать губернатора паковать свои вещи, но это означало бы еще одну стычку с Хэнксом, и, кроме того, он понимал всю сложность положения Стоддарда. – По отношению к вам я допустил такие отступления от правил, о каких прежде не мог даже помыслить.
– Знаю и очень это ценю. Вот что я вам пообещаю: я подумаю над вашим предложением пригласить мою жену сюда за неделю до выписки. Ладно?
Стоддард лгал и сам понимал это, однако все же счел благоразумным угодить доктору, к которому он чувствовал инстинктивную симпатию.
Ноа встал.
– Пусть будет по-вашему, Джон. – Он взял блокнот, который отдал ему Стоддард. – Я прочту ваш дневник и выскажу свое мнение завтра.
