Збигнев Ненацкий - Соблазнитель
– Спасибо. Я устал и хочу спать, – сказал Эвен, повесив в шкаф полушубок и развязав галстук.
– Я погашу свет, – предложила Рита.
Он вымыл руки и лицо. Раздевались в темноте. Сначала лег Мартин, потом негромко скрипнул матрац ее кровати.
– Слушай внимательно, Зара, – прошептала девушка.
– Меня зовут Мартин Эвен, – поправил он. – Так записано в моем паспорте.
– Я не хочу, чтобы ты подумал, что я шлюха. В ресторане ты нарисовал многообещающую картину того, что будет, когда ты вернешься, и это так меня задело, что я отошла от твоего столика. Я взяла тебя к себе, поскольку ты мне по-человечески сказал, что тебе нужна помощь. Я почувствовала: да, она тебе действительно нужна. Бывают такие минуты в жизни, когда и в самом деле хочется кому-нибудь помочь. И не порти этого, не обещай, что, когда вернешься, отблагодаришь меня. Я этого не хочу, понятно тебе? Знаешь, что будет, если ты сюда через месяц вернешься? Ты закажешь номер «люкс» здесь, рядом, в самом дорогом пансионате «Роза». И возьмешь меня на танцы в ресторан в Р. Это всего тридцать километров отсюда, но там меня никто не знает.
Они какое-то время молчали. Ее как будто беспокоило его молчание.
– Расскажи мне что-нибудь о себе, – предложила она.
– Не сегодня, – сказал он в темноту. – Сегодня ты мне расскажешь о себе.
– Зачем?
– Потому что мне интересно. Ни одна женщина не поступила бы со мной так, как ты.
– Катрин тоже приняла бы тебя…
– Но совсем с другой целью, – засмеялся он тихо. – Ты сделала это бескорыстно, просто чтобы мне и в самом деле помочь. Знаешь, – он сел на кровати, – что я никогда в жизни по-настоящему не любил ни одну женщину? Только делал вид. Лгал, что люблю.
– Я тоже, – услышал он в темноте.
– Мне уже поздно кого-то любить. А у тебя еще будет настоящая любовь.
– Нет.
– Почему?
– Не знаю. Но чувствую, что вряд ли кого-нибудь полюблю. Может быть, потому, что в моей жизни уже был человек, которого, как мне казалось, я любила. Он погиб в автомобильной катастрофе. Потом я пыталась с другими, но ничего не чувствовала. Только отвращение.
– Понимаю.
– Нет. Не понимаешь. Ни один мужчина не может этого понять.
Он встал, отбросил прикрывающее ее одеяло и лег рядом.
– Не делай этого! – закричала она. – Не делай этого, иначе все испортишь. Оставь меня!
Но он уже лежал под ее одеялом, совершенно голый, прижав голову к ее груди. На ней была короткая ночная рубашка, которая задралась, открыв живот и бедра.
– Не делай этого, – сказала она, когда он ласкал ее тело, но не противилась, только лежала неподвижно и безучастно. Эвен хотел войти в нее, но встретил сопротивление. Он сел на край кровати.
– Я сказала, что ты все испортишь. Ненавижу тебя теперь, – бросила она ему со злостью.
Он ощупью нашел свой пиджак, висящий на стуле, вынул бумажник, в одном из его отделений нашел целлофановый конверт с тремя таблетками лисергамида. Потом зажег свет у умывальника, налил воды в стакан и подал ей лекарство и воду.
– Выпей это, – приказал он.
– Ты что, хочешь меня отравить? – забеспокоилась девушка. – Что это за порошок?
– Проглоти и запей водой.
– Нет. Это какое-то возбуждающее средство. Я такую гадость принимать не буду. А может, это наркотик? Забери обратно свой порошок.
Он улыбнулся, погладил ее по голове.
– Это вовсе не возбуждающий порошок. Нет на свете порошков, которые могут возбудить женщину, если она этого не хочет. Только в романах и фильмах какие-то темные типы подсыпают женщинам таинственные порошки в кофе или чай, после которых женщина пылает от великой страсти. Это вздор, понимаешь? В крайнем случае, у нее разболится голова.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. У меня когда-то была девушка, которая мучалась от того же, что и ты. Врач прописал ей эти порошки. Вот почему я и ношу их с собой. Но это старая история, я даже не знаю, действуют ли они еще. Моя девушка испытывала то же самое. Это страх, понимаешь? Когда ей было четырнадцать лет, ее изнасиловал двоюродный брат. С тех пор она боялась. Страшно меня любила, но страх был сильнее ее.
– А после этих порошков у нее все прошло?
– Да, потому что они избавляют от страха.
– Не хочу, – затрясла она головой. Но потом слезы полились у нее из глаз, и Рита отвернулась, спрятав в лицо подушку. Он снова гладил ее по волосам, по щеке и шее.
– Ты прекрасна, – Мартин говорил мягко и монотонно. – Но тебе нельзя с этим жить, иначе ты будешь несчастной и одинокой. Тебя постоянно мучает напряжение, живущее в тебе. Иногда бывает легче, но это мало помогает.
– Неправда! – крикнула она приглушенно, поскольку ее лицо все еще было закрыто подушкой.
– Проглоти и запей водой, – сказал он. – Ты меня больше никогда не увидишь. Я здесь чужой, уйду навсегда с твоей тайной. Завтра я отсюда уеду. Но оставлю тебе мои порошки. Никто не будет знать, что ты их принимаешь. Посмотри на меня, я уже старик. Поэтому я столько знаю о жизни. Какой смысл мне делать тебе что-то плохое? Разве ты уже не лежала нагая в моих руках? Что мне еще надо?
Рита села на кровати. Губы ее были искривлены от плача.
Девушка выпила порошок, вода из стакана забулькала в ее горле.
– Все в порядке, – сказал Эвен и погасил свет. Потом лег возле Риты, обнял и прижал губы к углублению между ее шеей и плечом. Чувствовал, как дрожат ее плечи, потому что девушка снова начала плакать. Запах ее тела возбуждал Мартина так, что кружилась голова, но он не хотел снова вызывать в ней страх. Эвен лежал возле нее неподвижно, делая вид, что засыпает. Но через минуту он сказал:
– Люблю тебя такой, какая ты есть.
– Я тебе не верю, – ответила девушка, перестав плакать.
– Я уже не молод. Мне достаточно чувствовать запах твоего тела, тепло, которое ты мне даешь, близость с тобой. Мне хватает прикосновения твоих ладоней и твоих губ…
– Меня тошнит, – сказала она.
– Это не страшно. Сейчас пройдет. Так и должно быть, – произнес он и положил свою руку на вьющиеся, густые волосы ее лона. Она пассивно подчинялась ласке его пальцев, потом начала говорить все с большим и большим оживлением. О своих родителях, которые жили в деревне и вели небольшое хозяйство, летом сдавая помещения дачникам. О спортсмене, который приехал к ним отдыхать, отвел ее в дюны и там нанизал словно на вертел. Именно тогда она впервые почувствовала боль в промежности и навсегда закрылась для мужчины. Но не верила в это, думала, что так было только с тем, первым. Пыталась еще несколько раз сблизиться с парнями. Но каждый раз было то же самое. Она чувствовала боль, или, зная, что сейчас боль придет, сжималась еще больше. От нее уходили, высмеивали ее. Она возбуждала страсть, но одновременно знала, что потеряет мужчину, если ляжет с ним в постель. Изображала из себя невинность, что даже некоторым нравилось. В течение полугода у нее был жених, но до свадьбы парень заставил ее отдаться, и тогда она снова закрылась, хотя любила его и хотела. Она поехала к врачу в большой город, он ей прописал какие-то уколы, для «расслабления», как он говорил. Но ничего не помогало, потому что у нее в тот период жених уже ушел, был другой, которому к ней достаточно было прикоснуться, как он становился мокрым и дряблым. Рита начала его презирать, в конце концов он от нее ушел тоже, а тот, кто появился потом, нашел у нее то, что было раньше. «Врачи дураки, дураки», – повторяла она, а его ладонь лежала между ее ногами, которые осторожно приоткрылись. Ее охватило блаженство, исходящее из того места, которого он нежно касался пальцами и которое она называла «мальчиком», ибо в книге о гигиене женщины вычитала, что это пещеристое тело, напоминающее маленький пенис. И по крайней мере два раза в неделю, когда подруга была на ночном дежурстве, ей необходимо было снимать это мучающее напряжение, чтобы спокойно заснуть.
