Мари Луизе Фишер - Поздняя любовь
Его считали хорошим, представительным молодым сотрудником Донаты, который счел себя обязанным быть под рукой у этой одинокой женщины. В обществе они вели себя так, что это не выдавало интимности их отношений. Кое-кто, может быть, и предполагал, что они близки, другие полностью это исключали как раз из-за разницы в возрасте. Но всем было понятно, что она охотно появляется в обществе в сопровождении этого интеллигентного, хорошо воспитанного молодого человека.
В Долгую субботу перед последним адвентом[14] они посетили выставку изделий ювелира Эйкельбаума на улице Театинерштрассе. Хотя это был день открытия и присутствовала только приглашенная публика, на выставке царила страшная теснота. Доната не собиралась здесь долго оставаться, ей хотелось лишь показаться в обществе. Но выставленные украшения просто околдовали ее, она не хотела уходить, пока не просмотрит все до конца. Это был единственный случай, когда она, встречая знакомых, ограничивалась лишь улыбкой и кивком головы, следуя за Тобиасом, который прокладывал путь сквозь толпу вдоль витрин.
Один широкий золотой браслет, простой и очень современный, особенно ей понравился.
— Не правда ли, изумительно, а, Тобиас?! — воскликнула она в восторге.
— Разрешишь подарить его тебе на Рождество?
— Только посмей! Если захочу, сама куплю.
— А я где-то читал, что только подаренное украшение доставляет удовольствие.
— Автор этого утверждения не был знаком со мной. А кроме того, я вообще равнодушна к драгоценностям.
— Неправда! Я же вижу, в каком ты восторге.
— Да, потому что браслет очень красив. Ты только посмотри на эту подвеску! Разве это не поэма?
— И тем не менее он, конечно же, ничего интересного для тебя не представляет, — с иронией заметил он.
— Не обязательно иметь все то, что нравится, — уточнила она. — Я, например, люблю некоторые полотна Пикассо, особенно его голубого периода, но никогда не повесила бы ни одно из них у себя в доме, даже если бы могла их приобрести.
— Ну, что ж, может, для меня это к лучшему. А то на подобный подарок ушла бы пара месячных окладов. Принести тебе что-нибудь попить?
— Нет, спасибо. Давай лучше зайдем после выставки во «Францисканер» и выпьем по кружке светлого, согласен?
— С удовольствием.
Закончив обзор выставки, вернее, с трудом пробив себе путь в возникшей на ней давке, они пробрались к выходу и уже на пороге почти столкнулись с Антоном Миттермайером, как раз входившим в вестибюль. «Лев строителей», крупный и тяжеловесный, был в сером пальто с меховым воротником и, наверное, подбитом таким же мехом.
Увидев Донату, он приподнял над головой свой котелок — головной убор, совершенно необычный для Мюнхена, — и произнес с явно преувеличенным восхищением:
— Аа! Сама Доната прекрасная!
Потом сразу же снова нахлобучил котелок на голову, видимо, не желая подставлять северному ветру свою бритую лысину.
— Как приятно встретиться с вами, господин Миттермайер! — ответила она, сияя. — Выставка просто уникальна.
— Но, несмотря на это, вы уже уходите?
— После того как все осмотрели. Может быть, зайду сюда еще раз в более спокойный день.
Миттермайера сопровождала наполовину загороженная его широкой спиной хрупкая и очень молодая девушка, нетерпеливо переминавшаяся во время этого разговора с ноги на ногу.
— Только не суетись, Траудель! — остудил ее нетерпение Миттермайер. — Или хочешь пройти туда без меня?
— Да ведь приглашение-то у тебя, — напомнила девушка и надула губки.
— Ну, тогда подожди! — Он положил руку ей на плечо и подтолкнул вперед. — Перед вами Траудель Ваннингер, девушка, из которой, наверное, может выйти толк. А ты, Траудель, имеешь честь быть представленной госпоже Донате Бек, самому преуспевающему архитектору женского пола во всей Федеративной Республике.
— Очень приятно, — бросила Траудель, на которую Доната не произвела никакого впечатления. Зато она не могла отказать себе в том, чтобы улыбнуться Тобиасу.
— Значит, вы и есть тот удивительный молодой человек, которому удалось вытеснить из фирмы старика Штольце, — то ли констатировал, то ли спросил Миттермайер.
— Это было не совсем так, — поспешно ответила Доната.
— Если бы спросили меня, я бы сказал, что он может оставаться в фирме, — заметил Тобиас.
— Очень великодушно с вашей стороны, — выпятил губы Миттермайер.
— Существовали чисто личные разногласия между мною и Артуром Штольце, с которыми Тобиас Мюллер не имеет ничего общего, — заявила Доната.
Миттермайер поднял пушистые серые брови.
— Вот как?
Траудель, которой было скучно все это слушать, обратилась к Тобиасу:
— Ну, и как вам понравилась выставка?
— Великолепно. Вы будете в восторге.
Миттермайер отвел Донату в сторону, а сам встал между ней и молодыми людьми.
— Могу вас понять, Доната. Молодость всегда хороша, и можно доставить себе удовольствие, попробовав ее на вкус. Но, если разрешите дать вам совет…
— Да, прошу вас! — Доната, которой меньше всего хотелось слушать рекомендации, изобразила на лице такое восхищение, словно она — ребенок до разговора с которым снизошел большой дядя.
— Следите за тем, чтобы не обанкротиться.
— Я пока такой опасности не вижу.
— Доброго старого Штольце вам будет очень недоставать.
Тобиас и Траудель вели оживленную беседу за его спиной.
— Я пыталась его удержать, — заметила Доната, — но ничего нельзя было сделать.
— Просто он уже не в силах выступать в качестве главной тягловой силы.
— Насколько мне помнится, — промолвила Доната, — я никогда его в таком качестве и не рассматривала.
— Так вот, кажется, у него и дома есть свои трудности.
— Правда? Я об этом ничего не знаю.
— Вы все еще очень наивны, Доната.
Доната улыбнулась.
— Вот как? Вы думаете?
— Правда, вы сделали большую карьеру. Подобные успехи часто ведут к переоценке собственных сил.
— Может быть, я действительно склонна к этому, — признала Доната.
— Итак: будьте осторожны!
Молодые за его спиной смеялись. Он резко повернулся лицом к ним.
— Что тут такого смешного?
Траудель хихикнула.
— Господин Мюллер так остроумен, он…
Миттермайер ее прервал:
— Он прирожденный развлекатель, стремящийся к уединению. Так я его себе и представлял.
Улыбка Траудель погасла.
— Но, дэдди[15], ведь невинная шутка…
— В этом молодом человеке нет ничего такого, что можно назвать невинным. — Он схватил ее под руку. — Пошли! — На входе в ювелирный торговый дом он еще раз обернулся. — Подумайте о том, что я вам сказал, Доната.
