Ольга Карпович - Моя чужая жена
– Замолчи! — пронзительно вскрикнула она. — Ради бога, замолчи!
Она вскочила, прижала стиснутые руки к груди.
– Я не верю ни одному твоему слову! Ты просто трус! И никого ты не любишь, ничего не жаждешь так, как этого своего проклятого спокойствия, своей удобной и налаженной жизни! Ты так трясешься за свое благополучие, за все это! Кто-то чего-то тебе не простит… Да всем плевать на чужую жизнь, так же как тебе всегда было плевать на мою!
Митя тоже поднялся с кровати, губы его искривила знакомая снисходительная усмешка. Он подхватил «дипломат», направился к двери и на ходу бросил через плечо:
– Эти слова я уже слышал. От своего сына. Видишь, как много у тебя с ним общего. У вас всегда найдется тема для беседы.
Аля секунду остекленело смотрела на захлопнувшуюся за ним дверь. Боль в груди взрывалась, выстреливала в голову ослепительными вспышками. Почти теряя рассудок, не сознавая, что делает, Аля бросилась вдогонку, путаясь в волочившейся за ней по полу простыне. В коридоре шарахнулась от нее чопорная горничная в кружевной наколке.
Аля настигла Митю на лестнице, вцепилась в рукав пиджака. Пуговицы оцарапали костяшки судорожно сжатых пальцев.
– Посмотри на меня! — взывала она, как раненое животное. — Тебе что, этого мало? Что во мне не так? Скажи!
Редников покосился на застывшую в коридоре горничную, не отвечая, продолжил спускаться по лестнице, на ходу пытаясь разжать Алины пальцы. Аля, не отпуская, следовала за ним.
– Я знаю, ты меня не любишь! — задыхаясь, быстро говорила она. — Не имеет значения, да, для меня не имеет… Я люблю за двоих! Я буду ждать тебя, где скажешь и когда скажешь! И никто не узнает, никто!
Митя взглянул на ее лицо, искаженное отчаянной истерикой, на мерцающие от невыплаканных слез дымчатые глаза, на лихорадочные пятна на скулах и сказал, собирая остатки решимости:
– Аля, не унижайся, пожалуйста!
Ему удалось наконец вырваться из ее цепких рук. Редников распахнул дверь и вышел на террасу. Разгоревшийся солнечный день ослепил его, и он помедлил секунду на ступеньках. И тут же снова рядом оказалась Аля, исступленно простонала:
– Не уходи!
Дмитрию казалось, что еще секунда промедления, и он не устоит перед этой яростной мольбой. В голове вспыхнула вдруг сцена из детства — поваленная новогодняя елка, рыдающая мать, вцепившаяся в руку отца, хромовый сапог, легко отбросивший хрупкую женщину в угол комнаты. И что-то тяжело навалилось на грудь, отдаваясь ноющей болью под левой лопаткой. Стараясь глубже дышать, успокоить поминутно проваливающееся в воздушные ямы сердце, он быстро, не оглядываясь, пошел к воротам, за которыми стояло такси. Аля бежала рядом, не обращая внимания на острые камни, одной рукой зажимая у груди простыню, другой хватаясь за Митину руку.
Они поравнялись с воротами, Митя коротким резким движением оттолкнул ее и вышел. Аля, уцепившись за створку ворот, прохрипела:
– Так что, я тебе больше не нужна?
И Митя, справившись с подступившим удушьем, коротко бросил:
– Нет.
Он сел в машину и захлопнул дверь. Автомобиль двинулся прочь. Аля, уже не сдерживая отчаянных рыданий, сползла на землю, скорчилась на усыпанной гравием дорожке и, сжав руками голову, простонала:
– Я не могу жить без тебя! Не могу!..
…Она покинула дачу в Крыму в тот же день, словно спасаясь от страшной эпидемии. Побросала в сумку вещи, выскользнула из дома, не прощаясь с суровыми вышколенными горничными, долго брела по выжженному пыльному шоссе, затем забралась в попутный автобус. Надсадно болела голова, там же, где положено было находиться сердцу, свистела пустота, словно Митя выстрелил в нее, оставив в груди сквозное ранение.
Тем же вечером самолет доставил ее в Москву, и, только оказавшись в аэропорту, Аля поняла, что здесь ее больше никто не ждет. О том, чтобы поехать в квартиру на Котельнической или на дачу, и помыслить было нельзя. Аля разыскала в записной книжке телефон старой институтской подруги, позвонила из автомата, и та с радостью пригласила ее к себе.
Дни, остававшиеся до отъезда во Францию — к счастью, обратный билет, купленный еще тогда, до Крыма, у нее сохранился, — Аля провела словно в спячке, не выходя из дому, почти не разговаривая, стараясь не думать ни о чем. Казалось, даже собирается в дорогу она по инерции.
И вот теперь поезд мчал ее во Францию.
За вагонным окном потянулись массивные металлические балки железнодорожного моста. Аля вышла в тамбур, дернула дверь, и та неожиданно поддалась, распахнулась. Далеко внизу плескалась темная вода, ветер бил в лицо, громыхали колеса.
«Вот так нагнуться — ниже, ниже, отпустить поручень, оттолкнуться и ухнуть в черную пустоту», — екнуло что-то внутри. Она склонилась ниже, увидела, как проносятся мимо ровные, потемневшие от времени края шпал, голова закружилась, к горлу подступила тошнота… И Аля внезапно испугалась, изо всех сил вцепилась в гладкий металлический поручень, отпрянула и с силой захлопнула дверь.
Она вернулась в купе, приветливая попутчица предложила ей присоединиться к скромному дорожному ужину. Аля рассеянно поблагодарила, села к столу, машинально поднесла ко рту бутерброд, откусила и снова, как там, в тамбуре, почувствовала дурноту.
«Да что это со мной? — недоумевала Аля. — Отравилась?»
Эти странные приступы не оставили ее и по приезде в Париж. Воздух в собственной квартире казался ей затхлым, спертым. Привычный утренний кофе горчил, а купленные вечером продукты наутро казались несвежими. Аля обратилась в поликлинику при советском посольстве, где маленькая круглая женщина-врач, смеясь, объявила ей:
– От чего ж тебе лечиться, рыбка ты моя? Ты ж беременна. Шестая неделя.
4
Теперь в голове у нее рисовалась лишь одна счастливая картинка: она укачивает на руках черноглазого малыша, ее бесценное сокровище, точную копию Мити. Аля отчего-то сразу решила, что у нее будет сын. И приняла эту новость безропотно, будто бы она и не нарушила многие из ее планов. Ей показалось абсолютно логичным такое завершение их с Митей отношений, словно она давно была к этому готова.
Аля подкралась к зеркалу и посмотрела в него ликующим взглядом. Вид у нее был, как у заядлого картежника, вытащившего козырь из рукава, в глазах горело торжество победы. Она теперь не одна! Аля с любовью и горькой нежностью погладила свой пока еще плоский живот. И пусть у Мити совсем другая жизнь, пусть он в очередной раз отрекся от нее, ей теперь все равно. Она богаче всех людей на земле. У нее есть то, что ни Мите с его мрачным эгоизмом, ни Никите с его демонстративной любовью у нее никогда не отобрать. Никогда! Пускай они никогда не узнают, ЧТО она у них выкрала.
