Джастин Харлоу - Муки ревности
— И откуда только, смею вас спросить, вы взялись, юная леди? — спросил Пейджет, идя рядом с ней к конюшне. — Судя по акценту, явно не из здешних мест.
Керри почувствовала, что краснеет.
— Мой дядя, Джек Фалун, — управляющий в Медоуз, — сказала она, гордо подняв голову. — Я работаю там с лошадьми.
Подняв брови, полковник критически оглядел ее с головы до ног. Керри явно не произвела на него впечатления, но ее дерзкая, самоуверенная манера поведения все же возбудила его любопытство.
— С вашей стороны это просто наглость — прийти сюда без вызова. Но раз уж вы здесь, давайте посмотрим, на что вы способны, — сердито сказал он, скептически прищурясь. — Где ваша лошадь?
— У меня еще нет лошади, — выпалила Керри. Под свирепым взглядом Пейджета последние остатки ее уверенности в своих силах быстро исчезали.
— В таком случае я посажу вас на Неустрашимого. Посмотрим, так ли вы хороши, как вам кажется. Должен сказать, выглядите вы не очень, — сказал Пейджет, напомнив Керри о том, что объездка и показательные прыжки почти всегда являлись прерогативой мужчин.
Неустрашимый оказался серым мерином с подозрительным блеском в глазах. Когда Керри оказалась в седле, то поняла, что это одна из самых беспокойных лошадей, на каких ей когда-либо доводилось ездить. Полковник Пейджет явно хотел сразу же отбить ей всю охоту. На то, чтобы справиться с волнением, у Керри оказалось всего несколько секунд.
Первые прыжки были просто ужасными. Неустрашимый явно не оправдывал свое имя. У него была отвратительная привычка перед каждой изгородью становиться на дыбы. После нескольких кругов Керри почувствовала себя немного увереннее, но понимала, что не произвела особого впечатления на полковника Пейджета. Как она может продемонстрировать свои таланты на лошади, которая не любит прыгать, — оставалось загадкой. Когда Керри по меньшей мере раз двадцать повторила прыжки, послышалась команда закончить представление. Керри рысью подъехала к Пейджету, уже полностью управляя Неустрашимым — не хуже, чем собой. Тем не менее она была уверена, что с треском провалилась.
— Вы ездите отвратительно, как пастух, — пролаял полковник, глядя на неуверенно улыбающуюся Керри. — По вашей посадке могу сказать, что вы австралийка — ноги вперед, а сами слишком далеко откидываетесь в седле.
Одним махом полковник разрушил все ее иллюзии.
— Тем не менее в вас есть задатки наездницы. Я могу вас взять, но на определенных условиях, — объявил он, похлопывая кнутом по ладони. — Если хотите работать со мной, то должны работать до упаду. До следующей осени у вас меньше восьми месяцев. Я не принимаю объяснений типа большой нагрузки в школе или гуляний с мальчиками. Я требую от каждого наездника максимально выложиться, и поверьте — я это получаю. Еще одно — вы должны начать с азов. Учите мою азбуку объездки, и как следует.
Керри открыла рот, чтобы сказать, что последние пять лет она больше ничем и не занимается, но что-то в стальных глазах полковника ее остановило.
— Да, сэр, — смиренно ответила она. Впервые в жизни ей пришлось сказать кому-то «сэр».
— И еще одно. Вам придется завести хорошую лошадь. Пока на ближайшие месяцы мы вам здесь поможем, но если собираетесь чего-то добиться следующей осенью, вам понадобится собственная лошадь.
Керри покинула школу верховой езды с ощущением дикого мустанга, которого заарканил и объездил всадник экстра-класса. Но тем не менее голова ее кружилась от счастья. В темные зимние месяцы полковник Пейджет безжалостно гонял Керри по тренировочному кругу, выбивая из нее все вредные привычки, которые она усвоила в Австралии, выплавляя из ее природного дара ту истинную грацию, которая отличает настоящего чемпиона. Вставая на рассвете, она тщательно чистила конюшни в Медоуз, а затем отправлялась в школу, нетерпеливо ожидая часа, когда может отправиться к полковнику. Там Керри проводила два изнурительных, но прекрасных часа занятий, которые оплачивала чеками, полученными от Шаннон. Иногда она так уставала, что в конце дня едва могла говорить.
Теперь, когда приближался этот долгожданный весенний день, Керри думала о посылке, которую получила утром из Парижа. Сняв с журнала обертку, она с изумлением обнаружила на обложке апрельского номера «Вог» фотографию Шаннон. И хотя Керри знала о том, что сестра делала осенью, беглые упоминания об этом в письмах Шаннон не давали представления об ошеломляющем успехе, которого она добилась в мире моды. Только теперь Керри с горькой завистью почувствовала, как далеко разошлись их пути. Эффектная, загадочная женщина в фантастических одеждах, снятая на фоне дикой природы Африки, ничем не напоминала девушку, которая ранним утром убежала из Кунварры, неся в руках потертый чемодан. Нынешняя щедрость Шаннон теперь казалась крохами, которые бросают собаке с хозяйского стола. Проезжая по узкой зеленой тропинке к загону для прыжков, Керри боролась с чувством ревности, как никогда, полная решимости достичь успехов в том мире, который выбрала. Своей красотой Шаннон без всяких усилий достигла того, чего Керри должна была достичь самоотверженным трудом. Керри дрожала от решимости. Подъезжая к белой изгороди, ограждавшей загон для прыжков, она была готова сделать что-нибудь такое, чего раньше не смела.
Когда Керри соскочила с лошади, чтобы открыть ворота, Тройка навострил уши. Скаковой круг в загоне был специально сделан под Линди IV и его англо-арабского призового прыгуна, но после его смерти использовался редко. Керри больше всего на свете хотела оседлать одного из этих прекрасных чистокровок, предназначенных для охоты или прыжков, но не смела спросить разрешения Джека, зная, что он рассмеется ей в лицо. Тройка — прекрасный мерин и хороший прыгун, но чемпионом он никогда не станет. Пришло время, когда ей надо иметь собственную лошадь, но цена суперпрыгуна измеряется суммой с четырьмя нулями. Тем не менее на каждом шоу и каждом соревновании, которое Керри посещала вместе с Джеком, она не переставала мечтать о такой лошади.
Заведя Тройку в загон, Керри прошла по мокрой траве, чтобы установить высоту барьеров на отметке один метр двадцать сантиметров. Для задуманного ею эксперимента это была большая высота. Затем она вернулась к лошади, сняла седло и вытащила из кармана белый носовой платок. Взобравшись на лошадь с изгороди, Керри направила его в центр поля и остановилась перед рядом в двадцать барьеров, расстояние между которыми составляло тринадцать с половиной метров. Затем завязала себе глаза. Она и Тройка настолько хорошо понимали друг друга, что легкий нажим коленями — и он пустился вперед рысью, которая скоро перешла в галоп. Когда они набрали скорость, Керри полностью, как любовнику, отдалась Тройке, чувствуя и понимая все его движения.
