Сладкая месть под Рождество - Элизабет Морган
– Боже, Дэмиен, мне нужно больше. Я…
– Ты получишь больше, когда я решу, Эбигейл, – говорит он и скользит рукой вниз по моему бедру, хватает за коленку и закидывает мою ногу за свою задницу. – А до тех пор ты будешь радоваться моему члену, как хорошая девочка, да?
В ответ я только стону, мое тело переполнено ощущениями и невыносимым удовольствием.
– Да? – спрашивает он снова, и я понимаю, что он ждет ответа, продолжая двигаться во мне так чертовски глубоко и с каждым движением под этим углом проводя по точке «джи».
– Да. Да, Дэмиен!
– Что «да»? – спрашивает он, сцепив зубы.
Он скоро кончит.
Я, наверное, могла бы зажать его и ускорить процесс, чтобы он перешел к следующей части, но зачем лишать себя этого удовольствия?
И вместо этого я отвечаю так, как хочет мой мужчина.
– Я буду радоваться твоему члену как хорошая девочка, милый.
Каким-то образом мне удалось связать в предложение те слова, которые он хотел услышать, несмотря на захлестнувшие меня ощущения и рвущиеся наружу стоны. Дэмиен рычит от удовольствия.
– Такая чертовски хорошая девочка, – говорит он сквозь зубы, а затем подносит руку к моему клитору и начинает поглаживать его, а мое тело отзывается каждой клеточкой. – А теперь кончи для своего мужчины, детка. Кричи мое имя.
И я кончаю с его позволения.
Потому что мое тело принадлежит Дэмиену Мартинесу, и оно делает все, что он скажет.
– Дэмиен!
Мой выкрик обрывается на полуслове, и я бьюсь в конвульсиях с его членом внутри, открыв рот и не в силах издать ни звука, пока сжимаюсь вокруг него. Он упирается своей рукой в мое плечо, чтобы войти глубже, и от удовольствия я издаю очередной булькающий звук, когда чувство оргазма нарастает, лишая меня способности думать.
И затем он со стоном входит в меня невыносимо глубоко, пульсируя внутри, и падает, бормоча мое имя мне в шею.
* * *
– Наверное, было здорово здесь расти, – говорит Дэмиен позже вечером, когда мы лежим в темноте.
Мы уже приняли душ и подготовились ко сну, и я совсем забыла, как темно здесь становится вечером. Вокруг дома растут деревья, и нет никакого света, который в городе осветляет небо и делает невидимыми звезды.
– Да, было. Всегда было с кем пообщаться, кого послушать.
Он замолкает на несколько секунд, и мне кажется, что он уже готов отключиться и ничего не будет говорить, но он вдруг спрашивает:
– А твои родители?
Он впервые задает вопрос о моих родителях с тех пор, как я ему сказала, что у меня их как будто и нет. Я вздыхаю и отвечаю, расслабившись в темноте:
– Мой отец куда-то уехал, у него уже третья или четвертая жена. А мама переехала дальше на север, наверное. Мы не общаемся. Когда я окончила школу, она покончила с нами.
– Но у тебя есть Ханна.
Он произносит это так уверенно, будто за этими словами скрывается нечто большее.
– Да. У меня есть Ханна, и я за это очень благодарна. Когда-нибудь она подарит мне племянников, которых я смогу баловать, а до тех пор у меня есть дети Отэм и Кейт.
– Они милые, – говорит он. – Дети Кейт. Кэл просто прелесть.
Дин и Кейт пришли на ужин, и с ними были Кэл и малышка Джесс, которую я люблю не меньше остальных.
– Самые милые. Кейт окончила школу в том же году, что и я, поэтому так странно видеть ее с Кэлом. Он уже такой большой.
Мы оба молчим несколько мгновений. Дэмиен водит пальцами по моим волосам, и от этого движения я расслабляюсь. Мы оба думаем о чем-то своем.
И тут он снова нарушает тишину.
– А ты хочешь детей? – спрашивает он тихо, и у меня напрягается все тело.
Я не уверена, как мне стоит ответить. Может, стоит выдать простой лживый ответ? Не потому, что я не верю тем словам, которые хочу произнести, а потому, что общество решило, что если ты женщина в детородном возрасте и без восторга относишься к перспективе плодить людей, нужно тут же признать, что с тобой явно что-то не так.
Я вздыхаю, прежде чем все же ответить правду:
– Нет.
Он хмурит брови:
– Нет?
– Не-а, – говорю я, растягивая «а», и стараюсь отвлечься, обводя ногтями веснушки на его груди, которые вижу в лунном свете.
– А… на то есть причина? – спрашивает он, и, должна признать, такого раньше не было.
Мало кто спрашивает о причинах, обычно сразу хватают меня за горло, заверяя, что так я в старости останусь совсем одна и еще горько пожалею об этом. Рассказывают, что лет через пять мои «часы» начнут обратный отсчет, будто я какая-то компьютерная программа и мне придется отчаянно пытаться найти того, кто щедро согласится подарить мне детей.
Как будто любая женщина только ради этого и должна жить.
– Просто не хочу. – Я пожимаю плечами и перекатываюсь на спину. – Дети – это здорово, но они заполняют собой всю жизнь. Моей сестре пришлось воспитывать меня, потому что наши родители не смогли. Я, конечно, не думаю, что и сама не справлюсь, но мне это не кажется… заманчивым. Подчинить свою жизнь одному крошечному существу.
Я смотрю на Дэмиена, побаиваясь того, что могу увидеть.
Даже Ричард не понимал этого.
А я хотела измениться ради него, попытаться для него.
Но Дэмиен не выглядит ошарашенным. Я даже вижу, что он заинтригован.
Тревожность заставляет меня продолжить говорить:
– Я счастлива быть клевой тетей. Для детей Отэм и Кейт. Но мамой? Просто не считаю, что это… мое.
– И чего же ты хочешь тогда? – с любопытством в голосе спрашивает Дэмиен.
И опять из-за этой атмосферы знакомого мне места, где темно и уютно, и из-за любви семьи, которая переполняет меня, я говорю ему:
– Я хочу… любви. И хочу страсти. Вдохновения. Хочу путешествовать и тратить деньги на дорогие туфли, а не на подгузники. Хочу иметь возможность сорваться и помчаться куда-то в любой момент, не волнуясь о школах, врачах и прочей фигне.
И в темноте этой комнаты, стены которой точно без ушей, я заканчиваю мою мысль, рассказывая Дэмиену ту часть, которую хранила в огромном секрете с тех пор, как мне было еще пять лет.
Я никогда никому не признавалась в этом.
Ни Ханне, ни Кэми, ни Кэт.
– Я хочу мужчину, который будет сходить по мне с ума. – Я делаю глубокий вдох и прикрываюсь темнотой, словно щитом. – Отец ушел от мамы, когда я родилась. Дети – это
