Прекрасная пастушка - Копейко Вера Васильевна
Рита приглашала зайти к ним, но Серафима Андреевна отказалась и на том же такси поехала домой.
Ей нужно подумать, кое-что сопоставить, но в тишине и одиночестве. Присутствие других людей Серафима Андреевна всегда ощущала очень остро, она чувствовала, как волны чужой энергии сталкиваются с тайфуном ее собственной.
Рита вернулась домой, а через несколько дней ей уже казалось, что ничего не произошло, тело даже не напоминало о перенесенной боли, а об остальных потрясениях она приказала себе не думать.
Серафима Андреевна звонила, даже не столько ей, сколько Ванечке, они говорили о чем-то своем, Рита не вмешивалась в их беседы и дела, потому что не знала, как поступить. Мальчик признался ей, что влюбился в Серую Фиму, как он называл ее, а могла ли она воспрепятствовать или помешать любви?
Рита вышла на работу, Захар Петрович сам позвонил и поторопил ее.
— Хватит изображать из себя хрустальный сосуд, — грубовато, в своей обычной манере, приказал Захар Петрович. — Есть заказ, птичий, я один не справлюсь, Рита.
— Но, Захар Петрович, я не птичница.
— Ты не птичница и сама не курица. Ты у нас самая настоящая кошка, рысь. Это известно. Но мы попадем как кур в ощип, если ты, милая, не станешь птичницей. Есть одно дельце, — он хрипло засмеялся, — чудной заказ. Но денежный.
— Чудной и денежный? — неуверенно спросила Рита. — А… в чем дело?
— Выходи завтра утром, узнаешь.
Машина была еще в ремонте, но на днях Рита должна ее уже получить. Решетников и о машине побеспокоился. Подумав об этом, Рита испытала незнакомое чувство — однако как приятно, когда кто-то заботится о тебе.
Она вышла из дома пораньше, чтобы пройти по свежим, умытым поливалкой улицам, без всеобщей толчеи в центре города. Она давно не носила ужасных шпилек, как в юности, и сейчас ей было удобно и приятно шагать в туфлях на среднем каблучке. Это раньше шпильки были обувью на каждый день, а теперь они — вечерняя обувь или… профессиональная, но тоже вечерняя, или, скорее даже, ночная, ухмыльнулась Рита, объясняя себе, почему она рассталась со шпильками.
Она надела брюки в коричневую и бежевую клетку и бежевый пиджак с коричневой блузкой. После больницы Рита еще не подстриглась, поэтому собрала отросшие волосы в хвост — новая прическа привнесла какую-то странную, лихую свежесть в настроение.
Птицы, стало быть? С Захаром Петровичем скучать не приходится. Где он откапывает всех этих клиентов? Бесплатных — ясно где. Тот же краеведческий музей, на который он работал столько времени. Но… Местные власти, надо думать, не забудут его душевную щедрость и не менее щедро отблагодарят. Заказом.
Рита не раз думала о том, что вполне созрела профессионально для того, чтобы взять лицензию и работать самостоятельно. Конечно, она сделает это когда-то, она запустит свое дело, чтобы потом ее сын мог войти в него. И продолжить, когда она сама отойдет от дел.
Но сейчас Рита не была уверена, что сможет так же обеспечить себя заказами, как Захар Петрович обеспечивает их обоих.
Надо сказать, он хорошо платил ей, никогда не кидал, не задерживал. Если Даниэла делала заказ именно ей, он брал себе всего несколько процентов, понимая, что, не будь Рита Ритой, не видать ему австриячки с ее заказами.
Привез он недавно и сруб, как обещал, к ней на дачу. Осенью Рита наймет рабочих, и они построят баню, чтобы они с Ванечкой могли зимой приезжать на дачу и получать самое настоящее удовольствие.
Рита ожидала вопросов от Захара Петровича, когда Алик утратил интерес к таксидермии, но она, чтобы не осталось никаких надежд у хозяина, объявила ему:
— Захар Петрович, халява кончилась.
— Вот как? С тебя потребовали плату?
Она засмеялась и кивнула:
— Да, и не в той валюте.
— Понял.
А потом они узнали, что на местном телевидении появился новый председатель, которому, по слухам, не подошел «отреставрированный», имелось в виду крашеный, директор. Он его просто сократил. Олегу Сергеевичу Щербакову пришлось искать успокоения в другом месте, и он уехал из города.
От набережной, где жила Рита, до институтского подвала надо было пройти одну длинную улицу — минут двадцать, не больше. Но Рита, как и всякий человек, переживший сильное потрясение, привычный окружающий мир воспринимала по-новому. Надо же, она раньше не обращала внимания, что Дом техники стал другого цвета, бледно-розовый. Покрасили его, что ли? А вон тот гастроном, в который она ходила еще школьницей, неужели он стал супермаркетом? Стоит заглянуть как-нибудь.
Ей нравился город все больше и больше, кособокие деревянные дома с еще более косыми дровяниками уступали место кирпичным невысоким домам. Вятке никогда не шло быть городом высоких панельных домов, и она словно сама догадалась наконец об этом. Она обретала облик купеческого города, которым была не одну сотню лет.
Рита хотела жить вот в такой Вятке, более того, она готова ее полюбить.
Она остановилась на перекрестке, пропуская троллейбус, потом автобус, он пыхтел и скользил по политому водой асфальту лысой резиной. Потом натужно взревел и выбросил Рите под ноги щедрую порцию выхлопных газов. Рита отскочила и поморщилась.
Светофор переключился, она перешла через дорогу. Улица устремилась вниз, под горку, отсюда хорошо видно желтоватое здание института.
Издали Рита словно впервые разглядывала фасад, обвешанный рекламными щитами, табличками, оповещающими, что все это огромное здание сдано в аренду. Магазин телевизоров, фирма, торгующая средствами мобильной связи, страховое общество, меховой магазин, таксидермическая мастерская…
Она открыла тяжелую деревянную дверь, охранник махнул рукой в черной перчатке.
— Петрович уже там. Привет, Маргарита.
Захар Петрович выключил чайник и, не здороваясь, спросил:
— Зеленый будешь?
— Буду. — Рита села напротив него на стул. — Здравствуйте, Захар Петрович. — Она пристально посмотрела на него и по хитрому выражению лица хозяина поняла: их ждет необычный заказ.
— А вот попьем чаю, позеленеем от зеленого, и нам все станет нипочем!
— Ну, с чего начнете свой рассказ? С целого или с частностей?
— Если с целого — то нам надо делать… восемьдесят шесть чучел уток. Про две сотни я, конечно, хватил, чтобы тебя позабавить.
— Что-о?
— Тебе половину и мне половину, — пропел строчку старой песни Захар Петрович.
Рита оторопело смотрела на своего хозяина.
— Зачем?
— Что за вопрос? Заказчик хочет. — Он пожал плечами. — Заказчик платит. В твердой валюте.
— Но… я с птицами не умею работать.
— Научишься. Тебе еще не сто лет. А мы что заказывают, то и делаем. Тебе что, деньги не нужны? — ехидно поинтересовался Захар Петрович.
— Еще как нужны. А сроки?
— Ты раньше выпей чай-то. — Он ухмыльнулся и подвинул ей чашку.
— Боюсь поперхнуться.
Он сам едва не поперхнулся от такого ответа.
— Какая ты, однако, осторожная, Макеева.
— После больницы станешь осторожной.
— Лучше бы ты была за рулем такая осторожная. Ладно, допей, расскажу.
Рита залпом выпила чашку чаю, сняла с языка горьковатый листик, который раздавила во рту.
— Я слушаю, Захар Петрович. — Она подперла кулаками щеки.
— Только мне нечего тебе рассказать, дорогуша. — Он нарочито равнодушно пожал плечами, но Рита не поверила. Она хорошо знала, что Захар Петрович Старцев никогда не возьмет заказ, если не учтет все до мелочей.
— Шутите, Захар Петрович?
— Конечно, шучу. — Он допил чай. — Я не из тех, кто уважает принцип — меньше знаем, крепче спим. — Он ухмыльнулся. — Если его придерживаться, то можно вообще не проснуться. А теперь слушай. Звонила Даниэла, искала тебя, но ты у нас в ту пору валялась на белых простынях, причем, как уверяют доктора, одна, гм…
Рита не удержалась от улыбки.
— Ну вы никак не можете без своих специфических намеков. Конечно, я же не знаю всей правды, поэтому полагаюсь на домыслы, строю всякие разные намеки.
