Скажи, что любишь - Маргарита Дюжева
— Кир!
— Я не оставлю тебя одну с ребенком, в таком состоянии. Ты посмотри на себя – еле на ногах стоишь.
— Все хорошо…
— Не переживай, я буду спать в другой комнате.
Я так офигеваю от его наглости, что даже не могу ничего сказать, а Смолин воспринимает мое молчание, как знак согласия.
Блеск! И что мне прикажете делать с таким гостем?
***
Кажется, из нас двоих кормящая мать вовсе не я…
За эту неделю Смолин так поднаторел в общении с ребенком, что теперь сам учил меня премудростям. Даже стыдно стало, когда начали купать, а я не знала, с какой стороны к ванночке подойти.
В итоге Кирилл сам все делает, подготавливает, а потом еще объясняет горе-матери, как держать, как поливать. Я только диву даюсь. Пялюсь на него не в состоянии скрыть изумление. Очень выразительно пялюсь, и еще безумно хочется его пощупать, чтобы убедиться, что мне не привиделось, и что он настоящий.
— Что? — ворчливо спрашивает Кир, заметив, как я на него таращусь, и даже немного краснеет.
Кажется, своим пристальным изумлением мне удалось смутить ледяного демона.
— Кто ты, и что ты сделал с моим бывшим мужем?
— Очень смешно.
Кутаем детеныша в полотенце и уносим в комнату на столик.
— Может, еще и запакуешь ее сам?
— Легко.
Ему действительно не составляет никаких проблем обработать все складки кремом, потом натянуть памперс и ползунки. С рубашкой правда оказывается сложнее, потому что Ксюша сучит ручонками и никак не получается попасть в рукава. Но в итоге и с рубашкой он справляется. Передает мне полностью готового ребенка, потом приносит бутылочку.
К сожалению, после лекарств, я пока не могу кормить грудью и приходится использовать смеси. Пока дочка чмокает, блаженно прикрыв глаза, я смотрю на нее и реву. От восторга и умиления. Такая хорошенькая, такая миленькая, что словами не передать. Молоко приливает, распирая грудь, и я знаю, что меня ждет веселое доение, но это все мелочи и временные сложности, которые не смогут омрачить радость материнства.
Когда дочка сыто отваливается от бутылочки и засыпает с легкой полуулыбкой на губах, я перекладываю ее в кроватку, и тихо выхожу из комнаты. У меня есть немного времени на саму себя, принимаю душ, завариваю чай и…зову Смолина.
Он, как и обещал, не суется ко мне, не беспокоит, но как-то неудобно сидеть одной, зная, что он где-то поблизости.
— Чай будешь?
— Буду, — садится напротив, а я достаю еще одну чашку.
Очень странный вечер.
Он, я, ребенок, спящий за стенкой. Как будто настоящая семья.
Как будто…. Заставляю себя сделать акцент на этом слове, не забывать, не расслабляться.
Все наши разговоры концентрируются вокруг ребенка. У меня накопилось много вопросов, и Кирилл обстоятельно на них отвечает.
Как, чего, куда, сколько.
Не могу не признать, что мне повезло, что у Ксюхи такой дотошный папаша.
Будь на его месте кто-то другой и все могло стать в сто раз сложнее…или проще. Потому что в нашем случае «хороший отец» оказалось и близко не равно «хорошему мужу».
— Иди-ка ты спать, — Смолин забирает кружку, когда я в сотый раз зеваю, прикрывая рот ладонью, — еле сидишь.
— Я бодра и весела, — возражаю, а у самой глаза слипаются.
— Иди.
На самом деле я еще слаба и после болезни напоминаю вялого котенка. Поэтому особо не спорю, что-то бормочу напоследок и ухожу в комнату. Ложусь на мягкую подушку, просовываю руку через прутья детской кроватки и аккуратно прикасаюсь к маленьким пальчикам.
— Спокойной ночи.
Сама не замечаю, как проваливаюсь в сон. Глубокий, густой, без сновидений, и когда спустя несколько часов Ксюша просыпается и начинает кряхтеть, мне с трудом удается вынырнуть на поверхность.
В теле жуткая слабость, мотает, но я справляюсь со всеми делами. Мою, переодеваю. Кормлю после того, как Смолин молча приносит очередную бутылочку.
Потом снова ложусь, испытывая не только усталость, но и головокружение. У меня еще слишком мало сил для нормального функционирования. Отрубаюсь, едва голова касается подушки.
Посреди ночи, меня будто пинком подкидывает на кровати. Резко сажусь, и оборачиваюсь к кроватке.
Пусто! Ренка нет, только смятое одеяло.
И тут же захлестывает страх и паника.
Дочка пропала!
Вскакиваю и, как есть, в короткой ночной сорочке, бегу по квартире. На ходу пытаюсь вспомнить номер полиции, МЧС, прокуратуры, приемной президента.
Куда бежать? Кому звонить?
Однако мой панический забег заканчивается, стоит только добраться до гостиной.
Там приглушенно светит ночник. Однако его света достаточно, чтобы рассмотреть Смолина, лежащего на диване. Он не спит, в руке у него мобильник, а на груди – сладко посапывающая Ксюша.
Я привыкла жить одна, и что рядом нет надежного плеча, на которое можно положиться, поэтому попросту забыла про Кирилла. Эта информация напрочь вылетела из головы, под натиском шквала дурных мыслей.
От накатившего облегчения, меня аж ведет в сторону. Я хватаюсь за косяк, приваливаюсь к нему щекой и, не в силах сказать ни слова, смотрю на эту парочку.
Наконец, Кирилл меня замечает, вытаскивает наушники и шепотом спрашивает:
— Ты чего вскочила?
— Проснулась, а ее нет, — сиплю я, — испугалась.
Он подтягивает чуть выше край одеяла, чтобы прикрыть детское плечико.
— Она кряхтеть начала, я ее забрал.
Кажется, его совершенно не напрягает вот так, посреди ночи лежать с детенышем на руках. Я же едва дышу:
— Все в порядке?
— У нас все хорошо. Иди спать.
— Но…
— Сами справимся. Иди.
И я ухожу. Чувствуя смятение, смущение и еще целый ворох странных эмоций, я плетусь в комнату и забираюсь с головой под одеяло.
Глава 16
Светлана
Постепенно все налаживается.
Я привыкаю к тому, что не одна, что периодически белье мокнет от молока, и ночи отныне не для того, чтобы безмятежно спать, а чтобы ухаживать за маленькой кнопкой. В памперс я теперь могу запаковать ее не глядя, по комнате запросто передвигаюсь в темноте, и слух у меня становится как у птицы. Малейшее кряхтение и я как штык – ничего не соображаю, но уже готова действовать.
Еще я привыкаю к тому, что Смолин поблизости.
Я не могу понять, ему медом что ли у нас намазано? Каждый день после работы он тащится к нам, будто это норма. А выпроводить или отказать ему – язык не
