Отпуск с осложнениями - Лина Манило
Вокруг высятся горы какого-то хлама: грязные тряпки, железные банки, пустые бутылки. Давно не полотая трава кое-где почти по пояс, а следы прошлогодних урожаев уродливыми пятнами лежат под деревьями.
Чуть вдалеке криво натянута бельевая верёвка. На ней развешаны детские вещи, уже давно сухие. Трепещут на ветру, и это даже кажется трогательным. Значит, Игорь хоть немного, но заботится о своей дочери.
Что же с ним такое? Какие демоны мучают? Загадка.
– Есть кто живой? – кричит Вадим, а я цепко осматриваюсь по сторонам. Никого и в ответ зловещая тишина. – Эй, хозяин!
Ноль реакции.
– Вчера бухал, сегодня, наверное, отсыпается, – замечает Вадим, а у меня на душе клубком сворачивается тревога.
– Вдруг там труп в доме? – выдаю шёпотом, и даже ладошки потеют от возникающих перед глазами страшных картинок. – Сейчас мы оставим тут отпечатки пальцев, а потом нас арестуют.
Вадим бросает на меня взгляд и смеётся. Да-да, я люблю смотреть детективы и полицейские сериалы.
– Оставайся пока здесь, а я в дом войду, – просит Вадим, но меня так просто не остановить.
– Фигушки! Вдвоём оставим отпечатки пальцев и потожировые следы, вдвоём и ответим.
Вадим давится смехом, а я решительно встряхиваю волосами. Нечего ему одному там делать – я первая эту кашу заварила, мне первой и расхлёбывать.
Когда до входной двери остаётся пара шагов, а я уже не надеюсь найти здесь кого-то живого, слышатся приглушённые ругательства. Вернее, откровенные маты, да такие, что впору портовым грузчикам уроки филологии преподавать.
– Кажется, не сидеть нам в камере, – хмурится Вадим и рукой ставит передо мной преграду. – Живой он.
– И слава богу.
– Катрин, не несись впереди паровоза, хорошо? Будь послушной девочкой… для разнообразия.
Я замираю, а входная дверь со скрипом отворяется, и на свет выходит Игорь Малахов. Вернее, от того прежнего статного и красивого парня осталась лишь оболочка, проспиртованная и убогая.
Игорь обводит нас мутным взглядом только что проснувшегося человека, а в глазах ни тени понимания или осмысленности. Господи, как много он выпил накануне? И как давно пьёт, что почти утратил человеческий облик?
– Доброе утро, – говорит Вадим, но руку для рукопожатия не протягивает.
И я его понимаю.
– Вы кто такие вообще? – сипит, почёсывая всклокоченный затылок. – Какого хера тут забыли?
– Игорь, привет! Я Катя Виноградова, – говорю как можно приветливее и через силу выдавливаю улыбку. – Внучка Ольги Петровны. Помнишь меня?
Мне кажется, он даже своё имя сейчас не в состоянии вспомнить, но мне всё равно – считаю, что вежливость пока что не помешает. Игоря, как бешеного зверя, нужно брать лаской. Иначе сорвётся с цепи, а пострадать может кто угодно. Особенно волнуюсь за Настю.
– Что тебе надо, Катя Огородова? – Игорь впивается в меня мутным взглядом заплывших от водки глаз, а я сглатываю. – А ты кто, хмырь?
Он тычет пальцем в Вадима, а тот сжимает зубы до такой степени, что кожа на скулах белеет. Мне бы тоже не понравилось, если бы меня хмырём назвали.
Беру Вадима за руку и мне передаётся его напряжение. Будто оголённый провод, искрит даже слегка и током бьёт.
– Мы пришли узнать, как у тебя дела, – снова вклиниваюсь в разговор.
– Хуйня собачья, а не дела, – скалится Игорь, щурясь от яркого солнца. – Опохмелиться даже нечем.
Вот у человека проблемы, однако. То, что ребёнок его дома не ночевал – неважно, главное, опохмел. Тьфу, мерзко.
– Где твоя дочь? – спрашивает Вадим, словно мысли мои читает. – Спит? Играет? У неё еда хотя бы есть или ты на закусь всё пустил?
Взгляд Игоря будто бы яснеет, но лишь на мгновение. Глаза снова заволакивает туман – густой и непроглядный.
– Да, Игорь, где Настенька?
– У моей дочери всё хорошо, – огрызается и зло сплёвывает на грязный порог. – Она рано просыпается и бегает вечно где-то. Вся в свою непутёвую мамашу, гулящая.
Он снова сплёвывает себе под ноги, злой и нахохлившийся.
– Если вы не из службы опеки, то валите на хер. Я сам со своей девкой разберусь. Вправлю ей мозги, чтобы не шлялась, где попало.
Его слова и картинки того, каким именно образом он решил вправить ребёнку мозги, больно бьют меня прямо в солнечное сплетение. Ловлю ртом воздух, не в силах сделать хоть один вдох. Вадим рывком подаётся вперёд и хватает Игоря за грудки. Они почти одного роста, но Вадим намного крупнее, и я на мгновение пугаюсь, что он может сделать одно неосторожное движение, и от Игоря останется мокрое место.
– Дерьма ты кусок. – Вадим встряхивает Игоря, а тот неловко замахивается, но рука слабо опадает, повисая вдоль тела. – Тебе ребёнок, что сделал?
– Она такая же будет, как и её мать, – выплёвывает Игорь и зло скалится. – Они все одинаковые. Все шалавы.
– Ты же её отец, – кричу и добавляю для Вадима: – Отпусти его, пожалуйста. Не пачкайся!
Вадим переводит на меня злой взгляд, но всё-таки слушается. Толкает Игоря напоследок, но отходить не торопится. А тот показывает чудеса самоконтроля и всё-таки остаётся на ногах, несмотря на довольно сильный тычок в грудь.
– Ты же был хорошим парнем! Что с тобой стало? – снова кричу, потому что держать себя в руках уже не получается. – Она же маленькая, она любит тебя!
– Её мамаша меня тоже любила, – криво усмехается, но это больше похоже на оскал загнанного в капкан бешеного волка. – А потом с прапором съеблась, когда я воевал, когда кровь проливал! За неё, суку, проливал! Все бабы только и ищут кошелёк потяжелее да хер потолще. Все!
– Но ребёнок ведь не виноват!
– Ой, проповедница, вали отсюда, – отмахивается и трёт заспанные глаза. – Какого хера я вообще перед вами распинаюсь? Плохо мне, всегда плохо. И даже водка не помогает.
– Так не пей, – предлагаю, но в ответ получаю взрыв хриплого хохота.
– С тобой забыл
