Мой злой Фей - Маргарита Дюжева

Едва вышли в длинный, светлый коридор, как в нос ударил запах больницы — резкий, въедливый, неизменно ассоциирующийся со стерильностью. Мы поднялись на второй этаж и зашли в ординаторскую — большую, светлую, с двумя письменными столами, диваном, шкафами с литературой.

— Итак, молодой человек, я вас слушаю! — Вячеслав Петрович сел за стол, сцепил руки перед собой в замок и выжидающе посмотрел на меня.

— Меня интересует Миронова Наталья.

— Есть такая. По скорой ночью привезли.

— Я хочу знать как ее состояние, какие прогнозы…

— А вы, собственно говоря, кем ей приходитесь?

Официальный вариант «никем» неприятно царапает изнутри.

— Я…отец ребенка.

— Да? — удивлено хмурится, — а в анкете она указала, что отец ребенка не известен.

— У нас сложные отношения, — развожу руками, не зная, что еще сказать.

Сложные — это мягко сказано.

— Понятно, — спокойно соглашается и продолжает непреклонным тоном, — к сожалению, или к счастью ваши отношения — это ваше дело. Но поскольку официально вы не являетесь родственником, супругом или поверенным лицом, то я ничего не могу вам сказать о ее здоровье.

Бл*дь!

— Я могу помочь больнице, — намекаю на щедрое вознаграждение.

— Похвально, но…— отрицательно качает головой, — все, что я могу для вас сделать — это разрешить сейчас увидеть пациентку. Ненадолго!

— Спасибо, — ворчу себе под нос. Ладно, хоть что-то.

Он поднимается из-за стола и идет к выходу, но у самых дверей останавливается:

— Вы живете вместе?

— Нет.

— Очень жаль. Барышня деятельная, только сегодня поступила и уже рвется домой. Было бы неплохо, если бы за ней присматривали и не давали лишней воли. Потому что если не будет беречься — запросто загремит в больницу вплоть до самых родов. Это все, что я могу сказать. Ждите здесь.

Уходит, а я остаюсь, и с каждым мигом волнение все больше нарастает, потому что внезапно понимаю — я не знаю, как себя с ней вести, что говорить.

Миронова появляется через двадцать минут, когда я уже готов сам идти в отделение и искать ее по палатам.

Заходит, напряженно глядя в мою сторону. Бледная, осунувшаяся, какая-то растрепанная, взъерошенная, но при этом спокойная, как удав. Во взгляде ни злости, ни раздражения, ни слез, которых я так боялся. Серьезная, собранная, смотрит прямо, в упор, без малейшего намека на эмоции.

И я окончательно теряюсь, не знаю с чего начать этот разговор, какие слова подобрать, чтобы выразить то, что чувствую. Пи**ц полный, словно словарный запас исчез. Источник иссяк. Напрочь.

Набираю полную грудь воздуха, чтобы начать хоть что-то говорить, но она меня опережает. Подступает ближе на несколько шагов и твердо произносит:

— Прости меня!

— Че…чего? — растерянно уставился на нее, а она лишь вздохнула глубоко и продолжила:

— Ты был прав.

— В чем?

Что ж я так туплю-то???

— Во всем, — категорично, кивая для пущей убедительности, — я не имела права так поступать.

Ощущение будто крапивой хлестанули по морде — по коже миллион иголок, и все внутрь проникают, нацеливаясь на сердце. Мне не нравится ее настрой, сдержанная решимость, проглядывающая в каждом жесте.

— Наташ… — начал было, но она остановила, вскинув руку, жестом призывая к тишине.

— Это твой ребенок. Если хочешь, могу сдать кровь на анализ, говорят это не опасно для ребенка. Или, как и договаривались, можешь дождаться рождения и там провести необходимые тесты.

— Мне не к спеху, — бросаю первое, что приходит на ум. Наталья только жмет плечами, дескать, дело твое, как хочешь.

— Я не имела права делать это вот так, за твоей спиной, против твоей воли. Это неправильно, — Наташа само спокойствие, от привычного тролля нет и следа, и это напрягает сильнее некуда, — это действительно не игрушки. У тебя своя жизнь и я не имела права так бесцеремонно в нее влезать. Ты мог с кем-то встречаться, что-то планировать, а мой поступок мог все сломать.

— Да ни с кем я не встречался! — выпалил, пытаясь ее перебить, потому что от монотонного рассудительного голоса волосы на загривке дыбом встают.

Она соглашается со всем, что я написал ей в ночной смске. Методично, уверенно, не отводя от меня взгляда. Радоваться, наверное, надо, что правоту признали, но мне не по себе и с каждым мигом ком в горле становится все более колючим. Такое чувство, будто, она связи между нами обрубает, ниточку за ниточкой. Хладнокровно, без сожаления.

— За то, что наговорила вчера — тоже прости. Не знаю, что на меня нашло. Мне стыдно. Нафантазировала того, чего в принципе быть не может. Сама придумала, сама поверила, сама обиделась. На меня это не похоже, так что, скорее всего гормоны взбрыкнули. Я надеялась, что эта участь беременно безумия обойдет меня стороной, но, — пораженчески развела руками, — не судьба.

Как будто не Наташка передо мной, а ее хладнокровный близнец.

— Мне по-прежнему от тебя ничего не надо, — продолжает без единой эмоции, — ни денег, ни внимания, ни чего бы то не было еще. Если захочешь — можешь общаться с сыном, дать ему свою фамилию. Если нет — ни слова не скажу, навязываться не стану. Сама со всем справлюсь, как и планировала изначально. Единственное, чего прошу — это определенности. Если решишь общаться — общайся, не пропадай. Если нет, то говори сразу. Точку ставим и все.

Внутри аж ухнуло что-то, низко до самых пяток. Точка? Какая на фиг точка??? Ни каких точек!

— Как твое самочувствие? — спрашиваю сдержанно, пытаясь перевести разговор в безопасное русло. Все слова комом застряли в горле. Прежде чем отвечать, надо подумать. Хорошенько, мать твою, обдумать, потому что на краю балансируем. Она наблюдает за мной, и в карих глазах выражение такое, будто