( Не ) мой ребенок (СИ) - Рымарь Диана

Однако долго ждать мне не приходится. Уже через две минуты из кабинета выскакивает секретарь, а затем в дверном проеме показывается грузная фигура Валерия Андреевича.

— Мира, — охает он, разводя руками. — Что ты тут делаешь?

Он смотрит на меня глазами Антона — ровно такими же прозрачно-голубыми. Он будто постаревшая копия сына, изрядно обрюзгшая и располневшая. Наверное, его отпрыск лет через двадцать-тридцать станет, как он. Брр…

Впрочем, отнюдь не внешность Горцева так меня от него отвращает. Этот холодный, пронизывающий взгляд словно пробирается под кожу, никуда от него не деться. Я всегда побаивалась свекра, избегала обращаться к нему напрямую. Когда приходил к нам в гости, вела себя тише воды, ниже травы. Но время бояться прошло.

Я встаю с места, стараюсь говорить уверенным голосом:

— Я приехала поговорить… О личном.

Он вдруг начинает пялиться на мой живот, а потом кивает:

— Проходи в кабинет.

Иду за ним, он указывает на кресло напротив своего рабочего места.

Нервно оглядываю его просторный кабинет, дорогие кожаные кресла и массивный деревянный стол. Натыкаюсь взглядом на портрет президента за его спиной.

Осторожно присаживаюсь на предложенное место.

Он тоже устраивается в кресле, смотрит на меня через стол тем самым пронизывающим взглядом, от которого мороз по коже.

Важно спрашивает:

— Признайся, Мира, ты носишь моего внука? Пришла просить денег?

— Нет, — качаю головой. — Это не ребенок Антона. Кроме того, он был зачат уже после нашего развода. Мне не нужны ваши деньги, Валерий Андреевич. Я хочу, чтобы вы повлияли на сына, чтобы он прекратил меня преследовать.

Он шумно вздыхает, качает головой.

— Мира, Мира… Ну что ж вы, дети, никак поладить не можете. Мой Антон места себе не находит, весь извелся, похудел, осунулся. Бредит тобой, вернуть хочет. А ты ершишься как морской еж, выкрутасы выделываешь. Возвращайся-ка ты к нему, у парня за плечами вырастут крылья, станет приносить в дом больше денег. И я не обижу, озолочу… А с ребенком решим.

У меня от такого «заманчивого» предложения аж челюсть отвисает до пола.

— Господи, да зачем же мне к нему возвращаться? — восклицаю, разведя руками. — Чтобы он дальше продолжал надо мной издеваться и бить?

Мой вопрос Валерию Андреевичу совсем не нравится. Он хмурится, начинает пыхтеть. Вот-вот разразится громкой речью, но мне тоже есть что ему сказать.

— Только не делайте вид, что не знали! Вы прекрасно видели, как он со мной обращался. Видели, и вам было все равно!

— Ты пришла чинить разборки? — изгибает он бровь. — Бесполезное это занятие… У нас с тобой разные весовые категории… Я сейчас позвоню Антону, приглашу его сюда, вы спокойно поговорите при мне и помиритесь. Он тебя любит, ты просто обязана к нему вернуться.

Чувствую, как страх снова начинает душить. Провожу ладонью по шее в попытке сбросить ледяные пальцы нарастающей паники. Неожиданно это помогает.

— Только попробуйте! — отвечаю жестким тоном — сама удивляюсь, как у меня такой получился.

Вскакиваю с места, достаю из кармана сложенный файл с распечатанным листком бумаги, подаю его свекру.

— Что это? — спрашивает он, не глядя на бумаги.

— А вы почитайте, ознакомьтесь… — смотрю на него с прищуром.

Он пробегает взглядом по строкам интервью, которое я подготовила специально для этого разговора. В этом интервью все — как Антон надо мной издевался, как выслеживал, пытался изнасиловать в квартире Глеба, как угрожал моей матери. Я даже впихнула туда историю про кражу телефона мамы. Добавила и то, как свекор потворствовал всему этому, да еще протолкнул психически нездорового сына в администрацию, управлять людьми. Ведь Антон часто хвастал тем, как лихо отец пристроил его на хлебную должность.

— Если Антон еще хоть раз попытается что-то мне сделать, это и подобные ему интервью будут отправлены нескольким журналистам в Москве. Я уже нашла нужные контакты, они ждут перчинки. И тогда от вашей репутации не останется камня на камне. Наверняка после подобных статей к вам нагрянет какая-нибудь проверка или даже несколько. Раз такой уважаемый человек не может приструнить собственного сына, как же он будет управлять городом? Будет скандал! Как потом станете пробиваться в мэры?

Он тоже подскакивает, упирается ладонями в стол и восклицает зычным басом:

— Ты что это, шантажировать меня собралась? Да как посмела…

— А вот смею! Учтите, если только попытаетесь со мной что-то сделать, моя подруга в Москве тут же разошлет интервью по известным адресам!

— Что ты хочешь? — спрашивает он угрюмо. — Денег? Сколько?

— Не нужны мне ваши деньги! Я покоя хочу! Хочу, чтобы Антон навсегда про меня забыл.

Он некоторое время молчит, потом тяжело вздыхает, кивает:

— Антон к тебе больше не подойдет.

— Вот и договорились! — киваю ему.

Разворачиваюсь и на ватных ногах выхожу из кабинета.

***

Мира

Сама не верю, что удалось провернуть такое.

Воистину в критических ситуациях человек может вытворять чудеса.

Буквально выплываю из здания администрации. Топаю по центральной улице и улыбаюсь апрельскому солнцу. В кои-то веки мне легко, хорошо и уже совсем не страшно.

Телефон пищит сообщением.

«Все получилось?» — спрашивает Ляля, моя единственная московская подруга. Именно она должна была меня подстраховать, в случае чего.

Радостно наговариваю ей сообщение:

— Кажется, получилось! Он знатно прифигел, но в итоге согласился. Прикинь, денег предлагал!

Тут же прилетает ответ: «Надо было брать!»

Смешно мне от этой Ляли. Уж вот чего делать не стоило, так это брать у Горцева-старшего деньги. Тогда меня точно не отпустили бы с миром. Он бы, может, даже заплатил, но потом стопроцентно сделал бы какую-то подлянку, ведь, прямо как сын, жаден до одурения. Чур меня от этого, чур. Как бы ни нуждалась, а все-таки не надо мне такого счастья.

Впрочем, деньги для меня — насущный вопрос. Я сняла с карты Глеба некоторую сумму. Понимаю, нехорошо, но я успокоила себя тем, что это фактически на питание ребенка. Не могла же я уйти совсем без ничего? Как бы я прилетела домой?

Опять-таки, мне предстоит найти место для жилья. Хочу попроситься к подруге матери жиличкой — она сдает небольшой старенький дом в пригороде. Мама говорила, что у нее как раз недавно съехали квартиранты и она ума не приложит, где найти новых, приличных. Это в Москве жилплощадь нарасхват, а в нашем маленьком городке мало кто готов снимать.

Уйдя от Глеба, я решила — хватит с меня Москвы. Тем более скрываться от бывшего мужа мне больше не нужно.

Мама говорила, что втихомолку от папы устроилась подрабатывать на цветочном рынке. Плетет корзины, составляет букеты. Ей пригодится помощница, а там что-нибудь придумаю. Буду продолжать учиться дизайну, рисованию. Слава богу, сейчас есть масса онлайн-курсов. Некоторые совершенно недорогие, да и самообразование по видео из Ютюба никто не отменял.

Хочу позвонить маме и тут обнаруживаю, что заряда батарейки осталось всего три процента. Как так-то? Может, хватит позвонить?

Набираю ее номер и… телефон предсказуемо умирает.

— Вот блин…

Я уже неподалеку от родительского дома.

Может, просто зайти?

Сейчас будний день, может папа на работе? Хотя мама говорила, он работает два через два.

Раньше я на такое бы, пожалуй, не решилась. Но после того, как не побоялась сходить к бывшему свекру, мне море по колено.

Даже если он дома, ну что он мне сделает? Я не планирую там жить или что-то у него клянчить. Просто попрошу пару минут поговорить с мамой.

С этими мыслями поворачиваю на родную улицу, подхожу к выкрашенному зеленой краской железному забору, старенькому, но все еще крепкому. Заглядываю во двор: вдруг мама в огороде? Однако ее не видно.

Зайти просто так не решаюсь, стучу.