Блудный папа для сорванца (СИ) - Невинная Яна
Я ринулась за двумя мужчинами, но ноги не слушались, споткнулась, чуть не упала, зацепившись рукой за косяк. Внешне я старалась выглядеть невозмутимой, но перед глазами стояла пелена, а тело сотрясалось от дрожи. Главное, чтобы Кирюшка не стал свидетелем скандала или драки между своими отцами! Он не должен видеть ничего подобного и вообще знать, что в жизни существуют боль и грязь! Что я за мать, если позволю собственному ребенку страдать? Из-за последних событий моя вера в себя как родителя и так изрядно пошатнулась.
Послышалась какая-то возня, приглушенные крики, а в меня ураганом влетел маленький ревущий комок, вжался в живот головой, как будто спрятался. Я обхватила руками Кирюшку, который испуганно дрожал, и начала его стискивать в объятиях.
– Откуда взялся дядя Гриша? – пробормотала сквозь силу, вытирая слезы, текущие по щекам. – Это ты ему открыл дверь?
– Я ему позвонил, – отчитался сынок, доверчиво глядя мне в глаза. – Вы закрылись с папой. Я испугался, потому что папа кричал, и позвонил дяде Грише. Я его машину в окно увидел. Или это он мне позвонил. Я запутался... – Он запнулся, почесывая вихрастую голову и недоуменно хмурясь. – Мама, мне же нужно в школу. Мы уже опаздываем, – лепетал сынок, подтаскивая меня к выходу и хватая рюкзак и мешок со сменной обувью.
От испуга его глаза расширились и казались большими блюдцами. Сейчас для меня всё потеряло значение. Самой главной задачей стало успокоить ребенка. Ни о какой школе не могло быть и речи. Я отвела его на кухню и усадила за стол, прикрыв дверь. Отвлекала мультиком и одновременно думала. Страшно, что я готова была стерпеть всё что угодно. Моя жертвенность не имела границ, когда дело касалось собственного ребенка. Но в то же время я понимала, что пытаюсь сохранить то, что уже не существует.
Нашей семьи с Костей и Кирюшкой уже нет. Хрупкая ваза, которую я склеила из кусочков, та самая ваза, что олицетворяла нашу семью, рассыпалась в мелкое крошево, чуть стоило налить в нее воды.
Следовало ожидать, что муж не будет долго ходить передо мной на цыпочках. Воображаемые рога задевали потолок и мешали ему жить. При этом свои не мешали нисколько. Он считал, что имеет жить по-прежнему. Конечно, ведь этот благодетель мнил себя святым из-за того, что принял меня с ребенком!
Когда настанет тот час, когда он решит выместить гнев на ребенке? Что бы он ни говорил, какими бы моральными принципами ни прикрывался, ничто не перекроет прошлое. Изменил, бросил, обворовал, потом решил вернуть всё обратно, как будто замел мусор под ковер и сделал вид, что так и было. Но мусор ведь остался!
– В школу мы сегодня точно опоздаем, – забеспокоился Кирюшка, суетливо глядя на круглые настенные часы. Их подарила мама, красивые, с кукушкой. Надо обязательно забрать с собой из этой квартиры, где нам с сыном нельзя оставаться.
Ответить я не успела.
– Нет, мы сегодня ни в какую школу не поедем, – заявил Черкасов, решительно выходя из комнаты и появляясь на кухне. У нас была такая маленькая, тесная квартирка, что я легко расслышала его голос издалека. Сразу же напряглась и обхватила себя руками, будто приготовилась защищаться.
– Вы сейчас собираете вещи, и мы едем ко мне домой, – заявил Гриша безапелляционно и властно, в этот момент становясь похожим на своего отца. Только говорить ему об этом я бы не осмелилась. Сейчас его состояние было в духе: не подходи – убьет.
Он не церемонясь открыл шкаф и показал мне кивком головы, чтобы я собирала вещи.
– Что такое? Что ты делаешь? – Костя ринулся ко мне, но тут же остановился, будто натолкнулся на невидимое препятствие. И сразу же притих, когда Гриша многозначительно на него посмотрел. Стал говорить тише, косясь на ребенка. Выглядел при этом откровенно жалко.
– Лиз, ну так нельзя, так не делается... Давай поговорим, давайте все вместе поговорим... Надо что-то решать, я же тоже отец…
Я открыла было рот, но Черкасов обдал меня таким взглядом, от которого сердце ухнуло вниз прямо в самые пятки. Тело всё еще трясло, и почему-то я продолжала стискивать на груди пиджак, хотя Костя даже не отдернул полы в стороны, не попытался с меня его снять, но тем не менее я себя чувствовала раздавленной и выпотрошенной, словно кто-то по мне потоптался...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Как сомнамбула пошла собирать вещи. Почему-то у меня внутри сформировался определенный порядок, как их складывать, как будто я уже давно готовилась к такому повороту судьбы. Я обнаружила, что вещи в шкафу сложены в ровные стопки. Как-то незаметно, потихоньку, в течение этих двух недель я уже подготавливалась к переезду, мое подсознание меня к нему подталкивало.
Я просто не могла принять решение, нужно было, как обычно, какое-то особенное и экстраординарное, событие, которое подтолкнуло бы меня к решительным действиям. Вытащило из раковины, где я по привычке спряталась.
Выходит, так уж я была устроена, что не могу двигаться вперед без тычка в спину, без внешнего влияния с чьей-то стороны. А я ведь уже взрослая, должна сама уметь всё решать и принимать ответственность за свои решения.
Неприглядная правда о себе больно ударила по самооценке...
Напряжение повисло тяжелым черным смогом, мужчины переглядывались между собой, как два бойца на ринге, а Кирюшка под моим руководством собирал вещи. У меня не было ни капли сожаления, когда я покидала эту квартиру. И когда я вдохнула свежий воздух на улице, поняла, что впервые за долгое время дышу полной грудью.
То, что я продолжала жить в квартире с нелюбимым мужчиной, который предал меня, при этом ощущая себя чем-то получше половой тряпки, всё это душило, незаметно, но планомерно придавливая к земле.
Дальше мы ехали молча, меня не волновало куда. Как-то само собой разумеющимся было то, что я не пойду сегодня на работу, а ребенок не пойдет в школу. Когда мы приехали к дому Черкасова, Кирюшка сразу побежал осматривать окрестности, заинтересованный, как идет ремонт, и, насколько я знала, он тоже вникал во все подробности.
Мы с Черкасовым остановились в просторном светлом холле, который я с любопытством разглядывала. Кое-где лежали стройматериалы, было пыльно и не прибрано, но всё же здесь уже можно было жить. Черкасов так быстро провернул этот финт с покупкой дома и ремонтом, что я и оглянуться не успела.
Представляю, сколько времени у меня занял бы только выбор дома. И дело не в деньгах, которые дают ощущение свободы и вседозволенности, стирают границы. Несвобода где-то глубоко внутри меня, пропитала всё существо и руководит поступками.
Чтобы отвлечься и стереть неловкость, вытащила из сумки телефон и стала искать в контактах телефон своего начальника. Ответственный работник во мне говорил, что обязательно нужно позвонить и предупредить о своем отсутствии, сообщить, что у меня появились неотложные дела. Вообще-то, в последнее время я работала из рук вон плохо, некоторые проекты получились откровенно слабыми и без души.
Как я могла сосредоточиться, когда моя жизнь рушилась? И я бы не удивилась, если бы начальник сообщил мне об увольнении. Но я даже не успела набрать номер, ладонь стиснула твердая мужская рука.
– Не нужно никому звонить, забудь о своей работе.
– Что значит забыть? – я нахмурилась и развернулась лицом к Грише, который всё еще заметно злился. И кажется, рисковала попасть под раздачу.
– Я уже говорил тебе, что ты можешь не работать. Вернее, было бы идеально, если бы ты не работала, а занималась полностью ребенком.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Гриша, почему тебе так важно руководить моей жизнью? Ты считаешь, что я плохо справлялась воспитанием сына из-за своей работы? – Сердце в груди сжалось от обиды, мне почему-то так хотелось защитить свою прошлую жизнь, за которую я продолжала цепляться. Разве кто-то умеет взять и одним махом перечеркнуть всё то, что выстраивал годами? Сказать себе честно, что ошибся, и безропотно согласиться, когда другой, придя из ниоткуда и посмотрев со стороны, укажет на ошибку и разложит всё по полочкам? Любой бы на моем месте боролся.