Наташа Драгнич - Каждый день, каждый час
— Думаешь, здесь что-то случилось? Кто просто так оставит на берегу рубашку и кошелек? — Винко с тревогой смотрел на Луку.
Лука чувствовал себя лицемером: у него не хватило смелости уйти от Клары, что уж там говорить об убийстве. И ему оставалось просто продолжать дышать и страдать.
— Помнишь про убитую женщину?
ГЛАВА 38
— Ей нужна новая почка, причем как можно скорее. Ей не стоило рожать второй раз, — равнодушно объяснял врач родственникам.
Собрались все, даже Лука, старавшийся обходить больницу стороной. Ана общалась с врачом, смысл их беседы был понятен только им обоим. Зоран и Майя играли и шахматы. Майя, как обычно, выигрывала. Девочка была и семье самой умной, словно уже родилась старой и мудрой. Муж Кати Андрий постоянно находился рядом с Аной и врачом. Он ничего не понимал, но держал ситуацию под контролем, надеясь, что с женой не случится ничего плохого. Клара сидела на жестком больничном стуле и смотрела в пустоту. Лука стоял у окна и думал о той ночи, когда родилась Катя. Теперь он знал, что имеет к ней отношение. Медленно, подволакивая ногу, он подошел к врачу и предложил свою кандидатуру.
— Это, конечно, наилучшее решение. Но нужно проверить, что ваша почка подойдет.
— Как она может не подойти?! Я же ее отец! — Слова врача показались ему смешными и возмутительными.
— Разумеется, но мы обязаны провести анализы.
Лука хотел снова возразить, но Ана взяла его за руку и увела в сторону.
— Все хорошо, Лука, все хорошо, — прошептала она.
Ана усадила его рядом с Зораном и Майей. Зоран скривил рот в знак солидарности с сыном. Лука положил руку Майе на голову. Дочка как всегда посмотрела на него с легким удивлением.
— Всё будет хорошо, tata, — сказала она и задумалась над следующим ходом.
Андрий сел рядом с Лукой. Лука улыбнулся зятю, словно хотел сказать: я понимаю, тебе сейчас тяжело, но всё будет хорошо. Андрий поднял на него глаза, не знавшие раньше ни горя, ни печали, и Лука прочел в них страх и беспомощность.
— Где дети?
— У моей мамы.
— Хорошо.
Наступило долгое молчание. Было слышно, как по доске передвигают шахматные фигуры. На дворе стоял 2008 год.
— Мам, как тебе?
— Чудесно! Может быть, слегка мрачновато. Ты сам нарисовал или скопировал с книги?
— Конечно сам!
— Она выглядит, как настоящая! Того гляди, бросится и вцепится в горло. Потрясающе!
— Правда? Это ископаемая акула, hemipristis elongatus. Водится в Тихом и Индийском океанах и в Красном море. Она небольшая, самое большее метр сорок в длину. Как думаешь, месье Деми будет доволен моим рефератом?
— У тебя настоящий талант. Возможно, тебе стоит попробовать себя в живописи.
— Может быть.
***
— Как же ты дошел пешком в такую погоду, tata? Андрий мог заехать за тобой.
Катя стерла капли дождя с его лица. Ее прикосновения были приятными. Уже несколько лет до него почти никто не дотрагивался. С тех пор как он перестал исчезать из бара на пару часов с какой-нибудь случайной знакомой, он мог прожить и без секса. Он чувствовал себя старым, но трепанным и смертельно уставшим, хотя ему исполнилось всего сорок девять лет.
— Ничего страшного. Ты же знаешь, мне нужно двигаться.
Катя недовольно покачала головой, словно он был ее непослушным ребенком.
— Как твои дела, сокровище мое? — Лука взял дочь за руку.
— В порядке. — Но было видно, все не так уж и хорошо. Катя была бледна, под глазами залегли синяки, кожа казалась влажной. Температура все еще не спала.
Лука спросил, почему анализы так долго не готовы?
В дверях появилась Ана. Она улыбнулась племяннице и сделала Луке знак, чтобы он подошел к ней.
— Что нового?
Они стояли перед палатой Кати. Ана прикрыла дверь. Лука не ждал ничего хорошего, но даже представить не мог, о чем пойдет речь.
— Лука, мне очень жаль. — Очевидно, Ана не знала, с чего ей начать.
— Ты о Кате? У нее совсем не осталось времени? Нужна немедленная операция? — Луку терзали страх, гнев и желание немедленно начать что-то делать.
— Нет, речь не о ней. Катя тут ни при чем. — Ана смущенно опустила глаза. Разговор причинял ей боль, она явно предпочла бы его избежать.
— Ана, что случилось? Скажи мне наконец!
Сестра посмотрела на него, словно прощалась. Ее глаза покраснели, выступили слезы. Ана взяла его за руку, и Лука ее не отдернул.
— Ана!
— Мне так жаль...
— Господи, да говори уже!
Ана утерла слезы и крепко сжала брата в объятиях.
— Катя не твоя дочь, — прошептала она ему на ухо.
Лука потерял сознание. Ана не смогла его удержать и упала вместе с ним. Прямо на холодный больничный линолеум.
Следующие несколько дней Никола прилежно рисовал. Сначала только акул и других морских обитателей, но он все же рисовал.
Скопилась целая папка потрясающих рисунков, которые были так реалистичны, что, несмотря на страх, который внушали эти хищники, хотелось немедленно броситься в бирюзово-голубые воды.
Дора взяла рисунки и отправилась к своему старому другу Кристиану, который к тому времени владел уже двумя галереями в Париже и одной — в Берлине. За прошедшие годы они виделись редко, но по-прежнему чувствовали взаимное расположение и симпатию. Дора хотела услышать его мнение о рисунках Николы. Ей было любопытно, узнает ли он в них манеру Луки.
— Ну, вот и ты! Прошла целая вечность!
Кристиан сердечно обнял ее и трижды поцеловал. Он прекрасно выглядел, словно был опять влюблен. Возможно, так оно и было: он влюблялся по многу раз в год, обычно в какую-нибудь молодую художницу, и потом выставлял ее картины у себя в галерее. Но это редко приносили ему выгоду. Тогда он начинал говорить, что нельзя смешивать искусство и сердечные дела. И все повторялось.
— Да, mon ami, говорить говорим, но ничего не имеем. — Дора рассмеялась и нежно коснулась его щеки, словно хотела погладить.
— Зато я регулярно вижу тебя на сцене, посещаю каждую премьеру, и, должен сказать, я обожаю твою Бланш. Мне кажется, она получилась даже лучше, чем у Вивьен Ли.
— Спасибо! Ах, если бы это действительно было так!
— Как будто бы ты за нее не получила никаких наград! Не скромничай! Я-то тебя знаю.
— Тогда ты должен знать, что скромной меня никак не назовешь!
Они рассмеялись. Как обычно никто из них ни разу не упомянул Луку.
— Ну, показывай, что ты принесла?
Дора открыла папку, достала рисунки и разложила на большом столе Кристиана. Отступила назад, дала ему время хорошенько их рассмотреть. Кристиан принялся за работу весьма основательно. Некоторые рисунки он изучал чуть дольше, к некоторым возвращался вновь. Его губы шевелились, как будто он разговаривал сам с собой. Его лицо было в движении, на нем отражалась внутренняя работа, которая происходила в его голове. Внезапно Кристиан закрыл глаза, откинул голову и провел руками по жидким волосам. Затем застонал как марафонец на финише, открыл глаза и посмотрел на Дору. Задумчиво. Слегка настороженно.
